Июнь

В июне светлеет рано. Москва укрывает плечи фиалковым покрывалом, вздыхает о всех, кто мечен, жмурит глаза устало и засыпает легче. В июне светлеет рано. Целует рассвет деревья, кресты в изголовье храма, людей, забывших про время и старые - в ребрах - раны, и кажется чуть живее. В июне совсем не спится. Шумят за окном машины, влетают в стекло синицы, которых мы упустили, на веках лежит тряпица из солнечной паутины. В июне совсем не спится. Бормочет ворчливо Тронский*, теряются вновь страницы о войнах при Македонском, о фебовой колеснице и агамемновом войске. В июне пишется проза. Слова собираются в строки и пахнут зачем-то мимозой, вытяжкой из осоки и средствами от невроза, что лечит былые склоки. В июне пишется проза. На белых листах драконы свивают в пещерах гнезда и пишут свои законы, не верят чужим угрозам, воруют цветы с балконов. В июне уходят фейри Уносят с собой шиповник, тоскливые птичие трели, дожди, что идут во вторник, и прячут свои свирели в сирени у колокольни. В июне уходят фейри. И, выпив немного чая, лепят трехлистный клевер на выбранные случайно подъездные старые двери, так метят людей, приручая. И люди уходят следом, На плечи рюкзак закинув; как в плащ, обернувшись пледом, становятся чуть другими и тихо ведут беседы с гранитными мостовыми. А люди уходят следом По следу из старых писем, по крошкам ржаного хлеба, по взглядам медово-лисьим, идут до упора в небо по строкам из старых писем.

*** Для нас лето вяжет капканы на тонких рябиновых спицах. В июне светлеет рано. В июне совсем не спится.