POV Эрик
12 июля, 1999 год.
Сколько времени? А, думаю, это неважно. Кажется, перед дозой я взглянул на часы, и стрелка трахалась с двойкой на циферблате. Шлюха. Она со всеми так! Клянется оставаться рядом, не прерывая этого момента, а скоро сбегает к твоему «соседу». И эта бабочка всегда-всегда задержится у своей жертвы именно в самый неприятный для вас момент, когда вы мучаетесь более всего, а чертовка еще сильнее истязает вас, давая словить «кайф» своему клиенту и дразня вас. С такими непонятными размышлениями Мур сидит после приема наркотиков. Похвально, мистер, весьма похвально, что розовые зайчики не решили вас сегодня навестить. Черт возьми, они на меня обиделись или встретились с надувшимися разноцветными попугаями, которые, наверняка, что-нибудь наклеветали на меня, ведь я не слишком-то и любезно обошелся с ними в последний раз, променяв наше общение на занятие «любовью» с вон той сладкой попкой. Какой же я все-таки ужасный! Даже наркоманский зверинец осклабился на меня, что уж говорить о друзьях-знакомых. Но, к своему счастью, самые близкие, дорогие и нужные, зная мой невыносимый характер, остаются рядом, несмотря на все выходки. Спасибо за таких людей. Честно? Они не играют большой роли в моей жизни, но без них я был бы не я. Зато все мое сознание заполоняет любовь. К тому юноше, смахивающему на молоденькую и соблазнительную девицу. Он столь прекрасен, что одна возможность наслаждаться им кажется преступной. Но, благо, рассматривание себя в зеркале и приступы нарциссизма не принадлежит к уголовно-наказуемым проступкам. Хотя это далеко не единственная моя привязанность Я полностью поглощен музыкой, вот так. Мне нравится доводить гитару до оргазма во время игры. Она так здорово стонет! Не то, что эти дилетанты, которые не могут издать ни единого писка из себя. А еще иметь самого себя микрофонной стойкой на концертах одно удовольствие. Эта детка знает, как нужно делать. Я ей, конечно, немного помогаю, но малышка тоже большая молодец. И вообще, мне кажется, что музыкальные инструменты, как и сама музыка, более возбуждающие и пленительные, нежели люд. Я ни разу не встречал человек, что был бы способен сравниться с тем очарованием. Все, кому я рассказывал о своих страстях, с удивлением кивали головой, мол, «с больными нужно соглашаться». Да, это может показаться странным, но что вы хотите от девятнадцатилетнего парня, посвятившего десять лет своей жизни музыке и использующего разумную часть обитателей этого мира исключительно в своих целях? «Свои цели» - это затащить очередную пьяненькую жертву в постель, предавшись изучению пестиков с тычинками, или получить дозу рукоплескания толпы. Последнее, кстати, необязательно: я не часто нуждаюсь в подтверждении своего таланта. Аналогично с критикой – мне плевать на нее, главное, что я думаю о себе. Многие говорят, что на выступлениях я мало отдаюсь толпе.… Знаете, это очень печально, что я смею хоть на секунду прерывать наше виртуозное и сводящее с ума сношение с моими закадычными друзьями. Важнее доставить удовольствие себе и своим орудиям для соблазнения. В кровати положение не меняется: стремление ощутить себя на пике блаженства и удовлетворения превыше всего, и мои киски это понимают, плевав на собственные чувства и достоинство. Собственно, мне тоже безразлично. Некоторые из них даже вдохновляют, как ни странно. Правда, в своих текстах я их называю блядями. Но, как-никак, он служат искусству. Я полностью нахожусь во власти своих мыслей. До той поры в голове бардак, но именно сейчас все постепенно встает на свои места. Проблемы кажутся решаемыми и отнюдь не бедственными, тело находится в странном состоянии, когда кажется, что вот-вот взлетишь. Следует постараться не упасть камнем, когда придется пробудиться. Разум вырисовывает причудливейшие картины, недоступные пониманию обычного человека. Я с кем-то разговариваю. Этот человек недоступен моему взору, но у него довольно приятный голос и причудливая энергетика (о да, я верю в такие штучки, что поделать), встретившаяся мне впервые. Он особенный. Мне непонятно, что он говорит, но я чувствую его. Почему-то мне хочется улыбаться. Кажется, это существо ухмыльнулось. Недобро так. Ту же секунду голову пронзает тысяча и тысяча осколков. Нет, это они. Это голоса, один и тот же голос в необъятном количестве, слившийся в единый нестройный хор, хотящий свести меня с ума. Это его голос, но он сильно искажен, так, словно говорит сломанный телевизор. Они говорят пугающие вещи. Они говорят, что я должен умереть. Как ни странно, мне не страшно. Привычное явление, знаете ли. Эти звуки посещают мое сознание каждый раз после употребления. И мне это нравится. Обычный обряд, вбирающий в себя все совершенство сего мира. Он идеален. Мне важно получать эту дозу великолепия в чистом виде иначе я умру от убогости окружающего. Сам по себе процесс мерзкий, но именно так, вкупе с предшествующими чувствами, он безумен. Но сегодня неприятная часть торжества затянулась. Пора принимать пилюли от избавления. Встаю с кровати, на которой до этого жеманно развалился. Шатающаяся походка в продолжение стиля отпетого наркомана и грешника. Смеюсь над собственными мыслями и едва не спотыкаюсь. Аккуратней надо, молодой человек! Мало ли, человечество потеряет ценный экземпляр, на которого будут тыкать пальцем со словами «Вот, дети, так себя вести нельзя!». Аморальная душонка плюхается на стул с безжизненным телом, руки автоматически находятся в поисках карандаша, ручки или других пишущих принадлежностей, а глаза бродят по столу, хоть главная цель, заключающаяся в обнаружении доступной для письма поверхности на горизонте, уже выполнена. А вот и наш друг найден – карандаш решил навестить наш шабаш. Что ж, милости просим! О, вы только посмотрите! Он не один – рядом небрежно брошен его брат. А почему он не близнец? Первый гость остро заточен, а второй… Прямо скажем – туповат. Ступор окатывает меня, заставив встать перед выбором. Это словно метафора меня и всех остальных. Без зазрения стыда и совести я считаю себя весьма остроумным и интересным человеком, колким на язык. Останавливаю взгляд на своем альтер-эго, хватая его. Непослушная щепка выпадает из рук, не желая повиноваться. Ничего, и не таких ломали. Скорее, они ломались ради меня. Со второго раза все-таки крепко держу своего строптивого избранника, подношу к девственно белой поверхности листа и одним неосторожным движением ломаю грифель. Теперь они одинаковы. Вздрагиваю. Все чаще мне кажется, что я становлюсь идентичным с чертовой толпой, и вот еще одно подтверждение. С кривоватой и немного боязливой ухмылочкой снова беру свою надломанную «сущность» и творю. Творю. Невесть что. Со всеми невзгодами помогала справляться музыка, стихи и литература. Порой – сигареты и алкоголь, хотя сейчас они уже неотъемлемы и привычны. Были добры друзья. Получали отдачу друзья с косяками, соблазнительными сиськами и выпирающими членами. Напиться, закуриться, выкуриться и натрахаться – мой излюбленный образ жизни. Но главное – это творчество, туда я выплескиваю все эмоции. Никто и ничто никогда не сможет стать и рядом. И мне глубоко плевать на то, что вы думаете. Все еще сижу за столом. Листок исписан. Бедняга, весь в непонятных словах и бессвязных фразочках. А кое-где есть и рисуночки. А в левом нижнем уголочке – да-да, именно там, - еще более непонятное «xxxx». Мой фирменный значок, некогда приносивший кучу проблем. Каждый мой поступок – это предмет внимания общественности, так было, так есть и так будет всегда. Раньше, кстати, цепляло. Сильно цепляло. Старался привлечь к себе взоры исключительно из-за своего поведения, так как не за что больше было – никто не одобрял одержимость музыкой. Кстати, о загадочном «xxxx»… Помнится, одним скучным уроком я веселился на своей парте, разукрашивая тетрадь им. Соседа у меня не было никогда. Дорисовывая третий крест, неожиданно я почувствовал чье-то присутствие за спиной. Обернувшись, я увидел своего учителя. Тот выхватил мою тетрадку и пошел по направлению к доске, призывая пойти с ним пальцем. Я смело отправился навстречу своей гибели. - Итак, мистер Мур, каким противозаконным делом вы занимаетесь на уроке? – вопросил он, как только мы подошли к доске. Голос становился немного визгливым, когда его обладатель был недоволен. На лице появлялась очень непонятная саркастичная улыбочка, от которой тошнило многих, и я был не исключением. - Украшаю тетрадные листы, сэр. Я немного утомился, и неожиданно в голову пришла идея, что моя тетрадь скучновата. Одни правила да формулы – это нельзя терпеть! Готов поспорить, что после моих маленьких улучшений она стала куда более красочной. И она вам нравится, - после этих слов мой рот растянулся в лучезарной улыбке, способной свести с ума каждого. От восхищения или раздражения – это уже решать вам, господа. - О, несомненно! Так поведайте же народу об этом знаке. Просим вас, - мужчина рукой указал на моих одноклассников, которые уже ожидали, как этот малой порвет меня, словно Тузик грелку. Надо сказать, мой соперник был весьма остр на язык, но.… На кого вы напали! - Все предельно просто! - я с энтузиазмом схватил мел и нацарапал три крестика. – Так обозначается порно, - затем быстро пририсовал туда еще одного брата-близнеца. – А это уже запрещенное порно, - произнес я, обведя запись указкой. Тишина в классе затянулась, от чего мне впервые стало не по себе. Я удивленно поднял бровь: - Неужели, не знакомы? Я думал, вы осведомлены и об этом. Кажется, после этого у меня было много проблем. Но деньги родителей – спасительная вещь, делающая в школе ремонт. После этого я даже перестал рисовать эту новоиспеченную свастику. По крайней мере, на людях. Запрещенное порно, знаете такое? Великое и ужасное, любовь всех некрофилов и зоофилов. Мне нравилось, безумно. Я обожал его смотреть и не скрывал свое пагубное развлечение ни от кого. Не то, что бы я сходил с ума по этому виду своеобразному искусства, но меня чем-то привлекало оно. Было просто классно наслаждаться чем-то таким, запрещенным и опасным, потому что его основной предназначение было для меня не столь прекрасно. И значок классный.POV Мэтью
12 июля, 1999 год. 3:26, французский отель, комната №347.
Наркотики – это мерзко, но полезно. Для полета фантазии и пробуждения творчества. В маленьких количествах они спасительны, как мне кажется. Но наркоманов я не понимаю, нет. Странно, не понимаю своих братьев по несчастью… Да какие они братья к черту! Я же не совсем обдолбанный, например, если сравнивать с Эриком и Джесс. Последний, кажется, уже улетел в параллельную Вселенную. А Эрик ничего так, держится. Свернулся клубочком на кровати, что-то едва слышно шепча вслух. Если учитывать, что он нюхнул почти столько же, сколько мы с Джэй вместе взятые, то это даже странно. Он вообще странный малый: весь такой беззащитный снаружи, а колкий порой. Но все равно, несмотря на вздорный характер Мур, его хочется защитить от всего мира. У меня бредовые мысли. Перебрал. А это все этот Эрик виновен! Он вообще всех нас подсадил. Баловаться втроем на задней парте, нюхая дорожки кокаина, - вот оно, достойное занятие для шестнадцатилетних парней. Я больше всех тогда сопротивлялся - самый правильный из нашей компании все-таки. Джесс – паренек милый, но не может не поддаться чужому влиянию. А о нашей Диве говорить не стоит: обаятельный мозготрах, неисправимый разгильдяй с выдающимся талантом. Этого таланта на него одного много, однако, - этим и подкупает, может. Хотя.… Припомнить еще этого цыпленка в школе, когда его избивали… Черт, опять невыносимое желание его спрятать его от всей несправедливости и жестокости. Кажется, он постепенно очухивается. Но, судя по походке, нам еще далеко до той счастливой поры. Сел/упал на стул. Эй, осторожно, малыш. Мало ли… Из группы уйдешь со своим голосом, владением гитарой и стихами. Мы ж пропадем без тебя. Кстати, группа-то, по сути, твоя. Несмотря на то, что мы тоже играем большую роль в ее жизни, вы, мистер Мур, проявили нечеловеческую любовь к делу. Как это было, помните? Я, кажется, что-то смутно всплывает. Мы с Джеем репетировали в гараже. Зачем? А просто так, от нечего делать. Друзья завалились в гараж к уехавшему семейству одного из них – бывает? А тут этот, сосед наш, беспардонно входит в помещение и восторгается. И даже сам предложил сыграть вместе. Мудак вообще, мы не переносили это бабское нечто. Спасибо ему, кстати. Теперь каждый из нас нашел себе занятие по душе. Уверен, мы добьемся больших высот. Перевожу взгляд на нашу Диву. Что-то старательно вырисовывает на листе бумаги, от упорства даже лобик напряг. От света лампы кожа приобрела странноватый оттенок, прикрыв всю болезненную бледность, которая, как ни странно, шла к лицу Эрику. Парниша поправил прядь, спавшую на лицо. Иссиня-черная густая шевелюра, коротковатые с легкими кудряшками волосы, они делали его похожим на девушку. А косметика, которую он использовал на выступлениях, окончательно дополняла образ. Мне безумно нравится, когда он выделяет свои и без того яркие серо-голубые подвокой. Зрелище, от которого невозможно отвести и глаз. По сути, Мур и без всей атрибутики был похож на представительницу слабого пола: тончайшие черты лица, чуть вздернутый курносый нос, плавность и женственность в движениях, присущая только кокетливой девчушке, и бабские повадки – факт на лицо. Росточком он не удался, даже ста семидесяти не было. Рядом со мной, без двадцати минут двухметрового, он выглядел словно ангел во плоти. Худощавая фигурка – еще одно подтверждение ошибки природы. Как ни странно, мне неудивительно думать об этом, а уже едва ли не привычно. Я часто отмечаю подобные детали в окружающих. К близким отношусь именно с такой теплотой, потому что я редко знал тепла в раннем возрасте. Моя мать запойно пила и частенько избивала меня, в то время, как отец, возвращаясь с работы, боялся и слово ей сказать. Из-за побоев я часто не мог ходить в школу, чтобы не привлекать особого внимания. После смерти матери, жизнь изменилась в лучшую сторону во всем: отец устроился на новую работу, мы переехали, а вскоре мой родитель встретил мою будущую мачеху. Эта девушка сразу мне понравилась. Кто-то чихнул. Я перевел взгляд на Эрика, все еще сидящего за столом. Шалунья-прядь опять решила покрутить роман с его глазами, навестив их. Я бы тоже не отказался, кстати, - уж очень красивые. Бедняга постарался спровадить на законное место путем силы мысли и недовольного взгляда, но та оказалась сильней. Эрик надулся. От одного сочетания слов мне дурно. Сразу вспоминается обиженный ребенок со скуксившейся мордашкой и поджатыми губами. Чуть слышно усмехнулся от этой мысли, глядя на Диву, и сразу же понял опрометчивость этого поступка: - Любуешься мною? – недовольный взгляд и голос. Этот парень никогда не любил, когда его отрывали от занятий, ровно так же, как и пристальные взгляды на себе. - Ну да. А с тобой можно поступать как-то иначе? – опять легкая усмешка в тоне и на губах. Я должен был сразу понять, что это зря. - А по ночам дрочишь? – ответный удар. Он больно метит и не всегда понимает это. Но такая манера ему к лицу, от того и простительна. - Как и многие другие девочки-припевочки да мальчики-попрыгайчики в твоей постели и вне, - отвожу взгляд, которые попадает на руки. Черт возьми, они прекрасны. Тонкие, изящные кисти и музыкальные пальцы с накрашенными черным лаком ногтями. - Дрочи-дрочи, мой милый гейчик, - Мур судорожно ищет пачку сигарет в помещении и, найдя ее на тумбочке возле меня, подходит, словно не замечая моего присутствия. Беря сигареты и пепельницу, небрежно ставит ее на стол, вернувшись на прежнее место. Подкуривает. А вот это отдельная история.… Эти руки в сочетании с худющей, как и сам курильщик, сигаретой. Он никогда не смахивает пепел, - а зачем, если то, что нужно, и так отвалится? Поэтому массивный аксессуар в виде пепельнице был лишним. Не заботить же себя такими житейскими проблемами. Он всегда привык курить с каким-то незримым шиком, красотой, словно испытываешь оргазм при виде этого зрелища. Каждое прикосновение никотиновой трубки к его губам бесценно. Вспоминаю слова, недавно произнесенные этим чертенком. Иногда мне хочется ему въебать. Просто взять и въебать этой дешевой шлюшке, умело прикрывающей свои блядские повадки. Нет, наоборот, он их выставляет напоказ. Но как, блядь, как. Я никогда не видел подобного. Кстати, он из Франции. И его акцент в английском безумен, словно шепчет дьявольский ангел. Или ангельский дьявол. Я не могу понять, посланник ли он неба или выходец из ада. Чертова французская шлюшка. Подхожу к Эрику и тоже беру пачку с зажигалкой. Он не любит, когда кто-то так распоряжается его имуществом. Мне немного противно на душе, и, обретя его привычки, предпочитаю забыться с помощью вредных радостей жизни. Взяв принадлежности, направляюсь к балкону. Наверняка, хорошо видно мое подавленное и взволнованное состояние. Я плохо умею скрывать свои эмоции. - Твою мать, как же вы меня все затрахали, - парень на взводе буквально выхватывает у меня из рук злосчастные сигареты и, попутно накинув на себя куртку, положил в карманы ключи от машины. Мини-бар открылся, и бутылка Дэниелса оказалась в его руках. – Не появлюсь до следующей ночи, чао. Письма, думаю, строчить не будете, - дверь громко хлопнула.