Книги на Перекрестке

— Это нечестно, — бормочет Алистер заплетающимся языком. — Конечно, нечестно, — соглашается Зевран, подливая ему вина. — Что именно? — Это, — говорит Алистер, качнув рукой; амарантайское красное переливается через край, пятная крепкую дубовую столешницу. — Трон. Корона. Она. — Многие бы с тобой не согласились, — хмыкает Зерван; после битвы за спасение мира у него философское настроение — и немного болит нога. — Знал бы ты, сколько людей готовы отдать все — и я действительно имею в виду все: руку, ногу, первенца — чтобы оказаться на твоем месте, друг мой Алистер. Нынче место Алистера пустует. Королева Ферелдена в одиночестве сидит во главе стола, прекрасная и неприступная. Когда вечер был еще юн, а присутствующие — трезвы, Алистер томился по правую руку от нее. Будь это официальный прием где-нибудь в Антиве — оставаться ему там до тех пор, пока королевскую чету не сопроводили бы в спальню. Но Алистер после первой подачи блюд улизнул к ним, втиснувшись на скамью между Зевраном и Лелианой, и подумать только — никто даже не устроил скандал. Зевран усмехается в кубок. Будь у Ферелдена теплое море — его бы вовсе не тянуло домой. — Я никогда этого не хотел, — бормочет Алистер и бросает на Зеврана грустный пьяный взгляд. — Он меня заставил. — Ну-ну, тише, — просит Зевран, похлопывая его по плечу. — Никаких разборок с чужими мужчинами на собственной свадьбе. — Ты не понимаешь, — мотает головой Алистер; скулы у него раскраснелись, волосы прилипли к вискам, но он все равно хорош незамысловатой красотой юности. — Распоряжается мной, как... решает, кем мне быть, с кем мне спать... — Куда уж мне, — соглашается Зевран и переводит взгляд туда, где у высокого окна, слюдяной коркой отделяющего залу от промозглой денеримской ночи, герой Ферелдена беседует со стражем Логейном. Лица у обоих — трезвые и серьезные, и угадать предмет их обсуждения несложно. Так уж получилось, что его Страж и Логейн делят общую страсть, предмет которой занимает изрядную долю юга на всех свежих картах. Жаль, Кусланд не чувствует, что на него смотрят; Зевран был бы не против украсть его скупую улыбку. — У меня той ночью это было впервые, — тихо говорит Алистер и снимает языком каплю вина с позолоты. — Ну, с женщиной, понимаешь? Не то чтобы Морриган была совсем отвратительна, но... как он мог просто приказать мне? Как я мог его послушаться?.. — Не совсем отвратительна? — весело переспрашивает Зевран. — Вот это стандарты, друг мой. Алистер поджимает губы. Угрюмо смотрит исподлобья. — Ты когда-нибудь был в постели с человеком, который тебе на самом деле не нравится? — резко спрашивает он. Зевран кивает. — О, да. Много раз. Алистер опускает взгляд. Тяжело вздыхает. — С тобой он так не поступал, — тихо говорит он — Зевран едва слышит за шумом разгорающегося спора в конце стола — и безнадежно глядит в кубок. — Что верно, то верно, — соглашается Зевран. — В постельных вопросах мы с ним как-то умудрялись договариваться полюбовно. Были другие, кто всю жизнь принимал решения за него, пока Зевран постепенно не разучился делать это сам. Недавно, среди узких денеримских улиц, Кусланд сказал ему: «я хочу, чтобы ты решал, что лучше для тебя», и по его взгляду было понятно, что меньше всего он хотел, чтобы в этом вопросе от него ничего не зависело. Странный это был навык — решать самому. Зевран пока не вполне его освоил. — Тебя он любит, — мрачно добавляет Алистер и запивает свои слова остатками на дне бокала. Зевран решает остаться.