Спи и ты

      Невидимка сидел на огромной рассохшейся ветке старого дерева и покачивал ногой в такт доносившейся из отголосков памяти песне, что маленьким непослушным зверьком царапала изнутри и заставляла грустить. Мотив у неё был какой-то тягучий и ненавязчивый, а всплывавшие иногда в памяти слова больше походили на какие-нибудь замысловатые фразы из недетской сказки. И они тоже растягивались и плыли в голове, словно не мешающийся, но довольно забавный бегунок внизу телевизора, на который хочется отвлечься, когда итак знаешь, что скажет ведущий.       А он знал. Каждый день здесь, как и в анклаве, повторяли почти одно и тоже, только постоянно переворачивая на новый лад. Хотя, в общем-то, в их слова не приходилось не верить, но хотелось отвлечься на собственную новостную ленту, коротким, но стойким воспоминанием поселившейся в голове.       — Спят твои соседи, - повторял себе под самый нос он, приглядываясь по сторонам, чтобы никто, не дай бог, не застал за таким странным занятием, как распевание песен на дереве. Сейчас, когда так неожиданно вспомнился мотив, с ним не хотелось делиться ни с кем, даря полный интимности момент лишь себе.       Пожалуй, Невидимка бы даже сравнил это с мытьём в душе после очень долгого перехода по бесконечным туннелям. Так же, как вода обволакивала тело, даря покой и уют, играющая в голове мелодия обволакивала чувством собственной необходимости хоть кому-то, пусть и невероятно далёкому, потерянному в непроходимом и необъятном прошлом. Кому-то, кто пел эту песню.       Голоса в голове, кроме собственного, не звучало совсем, и понять, кем же был тот потерянный человек — а может не совсем, — кто напевал ему этот мотив, было невозможно.       Он раздался внутри совсем неожиданно, накрыв, будто лавиной, сознание, и укутав, в пелену лёгкой дремоты. Но Невидимка не спал. Пусть снаружи он и казался теперь вялым, словно немыслимо уставшим, внутри он пел, а губы предательски шевелились при попадании в очередное знакомое слово.       — Спят твои соседи, — вновь и вновь бормотал едва слышно он, качая ногой в такт, и моля, чтобы никто не заметил его за такой недозволенной слабостью, как воспоминание. Ведь именно он был тем, кто учился, а потом и сам учил забывать, прощать и отпускать, а теперь выходило, что он, подавшись секундному обрывку прошлого, не мог совладать с мыслями, что, лениво кутаясь в невесомый покров мотива, зазывали в состояние полной расслабленности, смежной с приятной негой грусти по прошлому. — Спи и ты, малыш.       Невидимка в который раз почти подаётся чарующему приказу песни, лишь в самый последний момент, когда веки уже смыкаются, напоминая себе, что малыш, которому, очевидно, пели её когда-то, давно умер, то ли потерявшись в лабиринтах, то ли оказавшись забитым одной из банд с поверхности. А он не такой, он другой, он взрослый и сильный. Просто у него воспоминания одни на двоих с тем малышом.       Почти так же неожиданно вспоминается, что у песни был и второй куплет, но из него в голове не разносится ни ноты, и Невидимка думает, что пора закругляться, осторожно спрыгивая с ветки и оглядываясь в силу привычки. Мелодия теперь звучит громче и почти бьёт по вискам, в контраст себе раздаваясь тихими словами на кончике языка: "Спи и ты, малыш".       И далеко не малыш, каким когда-то считался, идёт в свою комнату, надвое разделённую ширмой, за которой спал друг, и садится на его кровать, убеждаясь, что в доме ещё никого, а после отворачиваясь к окну, где почти догорает день.

***

      Чем ближе ночь, чем отчаяннее попытки сбежать от мотива внутри, тем громче становятся слова, тем отчётливей слышится голос, уже чужой, но почти немыслимо родной, пропитанный давно не встречавшейся нежностью.       — Ложкой снег мешая, — теперь не Невидимка повелевает песней, ворочаясь уже в своей собственной постели, а сама песня руководит им, заставляя открывать губы и произносит не вспомнившиеся доселе слова. — Ночь идёт большая, - веки послушно слипаются, словно умирая под тяжестью собственных ресниц, — что же ты, глупышка, не спишь.       И Невидимка ведётся на мягкий голос, на казавшийся ненавязчивым мотив, на такие странно сочетаемые, но звучащие совсем тепло слова. Он засыпает, и впервые с улыбкой.