Стивен Кинг как-то написал, что «кошмары не подчиняются логике, не стоит пытаться их объяснить, это уничтожает поэзию страха». В страшной истории жертва постоянно спрашивает: «Почему?» Но объяснения нет и быть не должно. Неразгаданная тайна – вот что остается с нами дольше всего, вот что мы вспоминаем в конце. © Alan Wake
Дождь лил как из ведра. Банри подняла фонарь повыше в надежде разглядеть местность, но все было без толку. Она могла видеть предметы внутри светового круга, но за его границей царила тьма. Банри выругалась сквозь зубы, открыла крышку фонаря и затушила огонь. Стало чуть лучше. По крайней мере, теперь она различала деревья и другие объекты в темноте, но все еще не видела никаких признаков айлейдских руин. Она прикусила губу и вернулась на Золотую дорогу. Проклятый мальчишка! Неужели так трудно было дождаться ее в городе или хотя бы путь указать поточнее?! Да и вообще, не надо было соглашаться на его уговоры! Банри вздохнула и приказала себе успокоиться. Будто она смогла бы отказать ребенку, который просит помочь его матери.***
Три дня назад, утром, не успела она повесить на окно табличку «Открыто», в дверь поскребся парнишка лет двенадцати, судя по одежде – из крестьянского сословия. – Ты знахарка? – выпалил он, когда Банри открыла дверь. – Я предпочитаю слово «целительница», – отозвалась она. – Или «лекарка» на худой конец. Мальчишка разглядывал ее с ног до головы. – Ты правда умеешь?.. – с сомнением протянул он, налюбовавшись. – То есть – людей лечить? Банри хмыкнула. – Не волнуйся, умею. Что у тебя болит? – Не у меня, – покачал головой мальчик и добавил, поколебавшись: – Ты слишком молодая… Подобное Банри приходилось выслушивать практически каждый день, и она почти привыкла. Но, как оказалось, это замечание в исполнении сопляка, который младше ее лет на шесть, не меньше, звучало обиднее, чем обычно. – Ты пришел сюда за помощью или решил тратить мое время зря? – резко спросила Банри. – Уж извини, но у меня найдется дюжина дел поважнее, чем стоять тут и слушать твои рассуждения о моем возрасте. И вообще – я эльф наполовину, потому и кажусь положе. Мальчик покраснел и потупился, но потом поднял голову и посмотрел ей в лицо. – Моя мама очень больна, – тихо сказал он. – Отец послал меня за помощью в город… Банри перевела дух. Итак, в череде всех этих землевладельцев и скотоводов, партиями закупающих зелья от усталости для работников, наметился необычный клиент. Скорее всего, малоимущий, раз мальчик обратился в ее лавчонку, но все-таки. Не в ее положении было пренебрегать пациентами. Да и клятва, в свое время данная Маре, этого не позволяла. – Что стряслось с твоей мамой? Мальчик так долго безмолвствовал, глазея на свои потрепанные сандалии, что у Банри лопнуло терпение: – Ну же. В чем дело? У нее жар, лихорадка? Может, кровотечение? – Она… Она говорит плохие вещи. Банри слегка растерялась. Сквернословие вроде бы было не по ее части. – Заговаривается? – уточнила она и, когда мальчишка неопределенно пожал плечами, пояснила: – Ну, то есть говорит бессвязно, непонятно, отвечает невпопад, так? Мальчик отрицательно покачал головой. – Нет, она понятно говорит, только… плохие слова. – Плохие? В смысле ругательства? – Нет… Не ругательства. Не всегда. Она говорит плохие вещи… Страшные. Банри потерла лоб, признавшись самой себе, что ничего не поняла, и деловито спросила: – Когда это началось? – В конце прошлого года. Перед самым Фестивалем. – Когда?! Но сейчас уже месяц Середины года! Почему твой отец только сейчас решил обратиться за помощью? Мальчик глянул измученными глазами и еле слышно сказал: – Она раньше… только говорила… плохое. Иногда. А теперь еще и делать стала. Совершенно уверенная, что не хочет знать подробности, Банри, тем не менее, усадила гостя на табурет, присела перед ним на корточки и заглянула в лицо. – Что именно она сделала? Мальчик обеспокоенно оглянулся на входную дверь. – Ты никому не скажешь? Банри покачала головой. – Нет. Не имею права рассказывать, раз собираюсь лечить твою маму. – Ладно… – прошептал парнишка. Он облизал пересохшие губы и забормотал: – Ранней весной у нас пропала овца. Сначала мы подумали, что кто-то пробрался в хлев ночью и выкрал ее, но в округе нет хищных зверей, и чужаки в нашей глуши редко появляются, да и Валун, наш пес, не лаял. Так что отец решил, что, может быть, вечером ее не загнали вместе с остальными, и на рассвете мы пошли ее искать. Мы… два дня проблуждали, дошли даже до эльфийских руин на юге, правда внутрь не пошли, там все ходы были завалены, отец сказал, что овца туда не пролезет. Отец злился, солнце уже снова садилось, а работать мы и не начинали. Я… я так устал, весна-то выдалась теплой, и было жарко, хотелось пить, и мама… в общем, мне не хотелось ее надолго оставлять одну с Ливи – это моя младшая сестра. Короче, мне уже было все равно, что там с этой глупой овцой. Но отец сказал, что нужно напоследок пройтись на север и еще там посмотреть, может, она в долину сбежала. Мальчик сделал паузу, сжав ладони в кулаки. Было очень тихо. Банри слышала, как в подполе среди бела дня скребутся обнаглевшие мыши. – Мы ее нашли. Овцу, я хочу сказать. У того стоячего камня. Он прямо к северу от нашей фермы, ты, может, знаешь… Она… – Он осекся и облизал пересохшие губы языком. – Она была как будто наизнанку вывернута. А ее потроха разложены на всех этих камнях вокруг… Банри внимала его рассказу, не обращая внимания на затекшие от неудобной позы ноги. – Я… Я раньше видел, как овец резали и свиней кололи, но там, у этого камня, все было так… так мерзко, так страшно! Потом я услышал, как отец ругается. Он велел мне бежать домой, взять маму и Ливи и запереться в доме до его прихода. Я так и сделал. Я побежал. Я не хотел больше там быть. – Он судорожно вздохнул. – Отец вернулся на ферму вечером, сказал, что все убрал, а останки закопал. Велел мне помалкивать о том, что мы видели… Не говорить никому, особенно маме и Ливи… Потом, в следующем месяце, мы недосчитались еще одной овцы. На сей раз отец пошел искать один. Он вернулся ближе к полудню и ничего не сказал, но я заметил кровь на его рубахе… Когда неделю назад исчезла третья, я уже знал… знал, что это мама… И я видел, что отец тоже знает, просто не хочет верить. А четвертого дня… Мальчик всхлипнул, и по его запыленным щекам потекли слезы. – Я спал. И ничего не слышал до тех пор, пока Ливи не закричала, что ей больно. Тогда я проснулся и увидел, что в ее кровати никого нет. И мамы нет тоже. Я побежал к двери и увидел их. Мама тащила Ливи за руку, прочь со двора. Я разбудил отца, и мы побежали следом. Ливи и мамы уже не было видно, но мы знали, куда идти… К тому каменному кругу. – Мальчик примолк и вытер лицо рукавом. – Когда мы туда добрались, то увидели, что Ливи привязана к среднему камню и она была совсем голая… И мама подошла к ней и… и… и подожгла ей волосы факелом! Он расплакался. Он всхлипывал и пытался успокоиться, но тщетно. Банри смотрела на мальчишку, не в силах произнести ни звука. – Что с твоей сестрой? – наконец выдавила она. – Если у нее волосы загорелись, это верная смерть… Мальчик судорожно вздохнул. – Она живая. Не умерла. Отец, как только увидел, к чему дело идет, сразу бросился ей на помощь. Свалил маму на землю, когда она попыталась ему помешать. Только Ливи с тех пор молчит, не говорит ничего. Она так кричала… Банри выпрямилась в полный рост и поморщилась – боль в затекших ногах была почти нестерпимой. – Девочка сильно пострадала? – деловито спросила она. – Телесно, я имею в виду. Понятное дело, что о душевном состоянии и говорить не стоит. Оставалось только гадать, какой ужас испытал несчастный ребенок, когда родная мать попыталась сжечь ее живьем. – Отец затушил огонь почти сразу, – повторил мальчик, – но ожоги остались. Банри кивнула. Прямо на ее глазах он быстро приходил в себя, а вскоре и вовсе успокоился, и только покрасневшие глаза свидетельствовали о недавней истерике. Мальчик быстро отвел взгляд в сторону, наверное, стыдился того, что разрыдался перед девчонкой. – Мне нужно уладить кое-какие дела, перед тем как я смогу выбраться на вашу ферму, – проговорила Банри. – Ты можешь меня здесь подождать, в лавке. Мальчик мотнул головой. – Я не могу ждать. Мне надо вернуться домой как можно быстрее. – Хорошо, – вздохнула Банри, – но тогда опиши, как дойти до вашей фермы. Пока он сбивчиво объяснял дорогу, на пороге аптеки обозначились новые клиенты. Банри слегка отвлеклась на них и упустила тот момент, когда мальчишка сбежал. Продав пару микстур – от кашля и расстройства желудка, она спохватилась, но его уже и след простыл. Только тогда Банри вспомнила, что ни разу за все время беседы не спросила его имени.***
Теперь она почти в полной темноте стояла посреди глуши в Западном Вельде, поливаемая разразившимся ливнем. Когда мальчишка упомянул, что живет в нескольких днях ходьбы на запад от Скинграда, Банри догадалась, что «эльфийские руины» – это Мискарканд, огромный айлейдский город, а каменный круг на севере – рунный Камень Атронаха со спутниками. Она покрутила головой и пожалела, что нет грозы – молнии хоть на мгновение, но осветили бы местность. В очередной раз подумав, что это путешествие одна большая ошибка, она вернулась на тракт и вновь принялась вглядываться во мрак к северу от дороги. Все айлейдские постройки сложены из белого камня, значит должны быть приметны даже при самом скудном освещении. Банри медленно побрела по дороге на запад в надежде увидеть знакомые по описанию очертания. Видимо, боги решили над ней сжалиться. Через несколько минут ей показалось, что за пеленой дождя что-то белеет. Воспрянув духом, она ринулась напролом сквозь заросли ежевики, отделавшись продранным плащом и десятком царапин, и едва не ударилась лбом об обломок плиты, бывшей когда-то частью айлейдской арки. Мискарканд. Банри двинулась на север, стараясь держаться так, чтобы развалины древнего города находились по левую руку от нее, и, когда впереди замаячили небольшие приземистые здания с видневшимися тут и там огоньками и послышалось приглушенное расстоянием и стенами хлева блеяние овец, вознесла хвалу Восьмерым. Решив сэкономить время, Банри не стала блуждать впотьмах в поисках ворот или калитки, а попросту перелезла через плетень, огораживающий всю территорию фермы, и огляделась. Построек было всего четыре: жилой дом, одно окно которого светилось тусклым светом, хлев с загоном, амбар и еще какой-то сарай, возможно, сеновал. Как раз у его дверей возилась некая фигура в плаще с капюшоном. На земле рядом стоял стеклянный фонарь, почти такой же висел сейчас на поясе Банри, только ее был потушен. – Эй! – позвала она, обращаясь к еле различимому силуэту. – Прошу прощения, это ферма «Скальные осколки»? Человек в капюшоне подхватил фонарь и резко повернулся, поднимая светильник на уровень головы. В слабом свете что-то тускло блеснуло, и Банри со страхом поняла, что в свободной руке незнакомец сжимает топор. Она испуганно попятилась, поднимая ладони в успокоительном жесте. – Я… Я безоружна. Я целительница из Скинграда… Человек опустил топор и, приблизившись к Банри, осветил ее лицо фонарем. Она зажмурилась и прикрыла глаза рукой, но в следующий момент ослепляющий свет исчез, и незнакомец спросил: – Ты та лекарка, к которой Сул ходил? Сул. Догадавшись, что это имя мальчишки, появившегося на пороге ее лавки утром третьего дня, Банри сказала: – Да. А ты его отец? Если так, то я хотела бы осмотреть твоих жену и дочь, если не возражаешь. Фермер молча повернулся к сараю, знаком пригласив ее следовать за собой, и, приблизившись к двери, дважды стукнул по доскам кулаком. – Открывай! – позвал он. Пока кто-то внутри возился с засовом, Банри не удержалась и недовольно спросила: – Ты держишь больную жену в этой сараюшке? Фермер буркнул: – Нет. Она в доме. А тут, – он кивнул на строение, – дети. Банри хотела поинтересоваться, почему так, но вспомнила рассказ Сула и промолчала. Дверь, наконец, открылась, и на пороге появился давешний мальчишка. При виде Банри он разинул рот и изумленно выпалил: – Ты пришла?! Банри улыбнулась: – Ну да, я ведь обещала. Фермер бросил на нее взгляд из-под капюшона и прошел внутрь. Банри последовала за ним, миновав стоящего в дверях Сула. Тот все еще таращился на нее с удивлением и даже неким недоверием. – Тебя так удивляет, что я решила помочь твоим близким? – слегка раздраженно спросила Банри. – Просто… Просто другие, к которым я обращался, отказались. Значит, он заходил еще и к ее конкурентам. Отлично. Хотя чему тут, собственно, удивляться? После всех ее разборок с Гильдией неудивительно, что к ней обращаются в последнюю очередь. Спасибо хоть, что обращаются. Тем не менее, Банри обеспокоил тот факт, что другие ее коллеги не захотели связываться с семейством из «Скальных осколков». Допустим, они не решились пользовать безумную женщину, но ребенку-то с ожогами могли помочь. Не настолько же они бессовестные, в конце концов! Отрешившись на время от мрачных мыслей, Банри посмотрела на Сула и веско произнесла: – Я – не они. Итак, где твоя сестренка? Она решительно двинулась вглубь сарая, оказавшегося, как и она и предполагала ранее, сеновалом, но была остановлена хозяином фермы. Он откинул капюшон, явив довольно молодое лицо, поросшее густой щетиной, и сказал: – Погоди-ка. Сначала договоримся об оплате. Я ценю, конечно, что ты пешком и в такую погоду притопала сюда аж из Скинграда, но заплатить много не смогу. Ферма-то с гулькин нос дохода приносит, мы едва сводим концы с концами. Банри вздохнула. Старая песня. Не раз и не два ей приходилось работать задаром, потому что клиенты жаловались на текущее безденежье и обещали заплатить в будущем. Именами должников у нее уже была исписана целая тетрадь. Но, судя по состоянию и величине фермы, хозяин «Скальных осколков» нисколько не преуменьшал свои доходы – он и впрямь едва зарабатывал на пропитание своим детям. – Хорошо, – отозвалась Банри. – Сколько ты можешь заплатить? Фермер пожевал губами, подсчитывая, и ответил: – Двадцать монет. Банри еле удержалась от вздоха. Стоимость баночки мази от ожогов, которую она самостоятельно разработала и изготовила, была раза в два больше. Это не говоря уже о потраченном на дорогу времени и прочих обстоятельствах. – Вот как мы поступим, – решила она. – Я осмотрю твою дочь и оставлю лекарства для нее, а ты заплатишь мне эти двадцать септимов и вдобавок к этому позволишь собирать травы и другие ингредиенты на твоей земле. Ну и немного овечьего жира тоже не помешает. Пригодится в качестве основы для притирок… – Овечьего жира я тебе хоть сейчас дам, сколько сможешь унести, – нахмурился фермер, – но на моей земле ты вряд ли найдешь какие-то диковинные цветки. – Не волнуйся, уверена, что найду много чего мне полезного. Фермер посветлел лицом. – По рукам. – Он повернулся к дальней стене сарая. – Ливи там. Мы ей устроили что-то вроде спальни. – Погоди! – влез Сул. – Ты сказала, что только Ливи поможешь! А как же мама?.. – Чтоб тебя, парень! – рассердился отец. – Сколько тебе раз говорить, чтоб ты не лез во взрослые разговоры?! – Все в порядке, – успокоила его Банри и обратилась к мальчику: – Мне жаль, Сул, но, боюсь, я мало чем могу помочь твоей маме, если одно из двух моих предположений о природе ее болезни верное. У меня есть кое-какие лекарства, которые могут немного облегчить ее состояние… в ряде случаев, но боюсь, что вам придется обратиться за помощью к властям… Есть… заведения, где ей могут оказать помощь. Мальчишка всхлипнул. – Так и знал! – выкрикнул он в отчаянии. – Ничего ты не умеешь! Он выбежал из сарая под дождь. Фермер угрюмо взглянул на Банри и пробормотал: – Извини его. Он не со зла… – Да, да, – отозвалась Банри, проглотив обиду, – я понимаю. Где девочка? Ливи лежала на постели, собранной из больших брикетов сена и покрытых сверху шерстяным одеялом. Рядом на соломе расположился большой лохматый пес, который при виде хозяина захлопал по подстилке хвостом. По просьбе Банри фермер осторожно разбудил дочь и усадил на покрывале. Сама Банри, тем временем, вытаскивала из своей сумки склянки с лекарствами и чистые льняные бинты и раскладывала все это на соседнем брикете. Пробормотав несколько ободряющих слов, она принялась осторожно разматывать тряпки, охватывающие голову девочки. – Это что, картошка? – удивилась Банри, когда обмотки целиком оказались в ее руках. – Ну да, – пробормотал фермер. – Один из тех лекарей, к которым Сул заходил, посоветовал тертые клубни прикладывать. – Кретин! – прошипела Банри. Фермер набычился. – Я сделал, то что ученый человек сказал, – прорычал он. – Да не ты! А тот урод, что это посоветовал! Дай угадаю, это был старый маразматик Фрол Валерьян! – Да, вроде Сулла говорил, что это был какой-то старик… Банри скрипнула зубами и велела держать Ливи покрепче, когда она будет обрабатывать раны. Очевидно, когда с той случилось несчастье, вмешались высшие силы, так как повреждения, полученные девочкой, ограничивались опаленной почти под ноль шевелюрой, несколькими поверхностными ожогами и всего одним с волдырем, да и то маленьким, который располагался на лбу у самой линии роста волос. Именно он требовал больше всего внимания, и именно его Банри решилась лечить при помощи магии, которой обычно всегда старалась избегать. Очистив рану, она слегка ускорила заживление заклинанием, смазала остальные ожоги своей мазью и напоследок ловко перебинтовала голову Ливи наново. – Вот так. – Банри протянула фермеру склянку. – Пусть ночь проведет в повязке, а утром снимите бинты и смажьте этим все ожоги. Большой тоже. Потом так же вечером. В общем, по два раза пять дней подряд. Через неделю она совсем поправится. «По крайней мере, телом», – подумала Банри, собирая свое имущество обратно в сумку. За все время процедуры Ливи не издала ни звука и даже не смотрела на нее. На отца, впрочем, тоже. – У нее лихорадка, – вдруг сказал фермер. – Ну, не лихорадка, а небольшой жар, – поправила его Банри и добавила к мази еще одну склянку и маленький мешочек. – В основном это из-за ожогов. Здесь микстура, а тут валериановые шарики. Микстуру дашь ей, если температура сильно повысится. Ее лучше хранить на холодке, как и мазь, впрочем. А валерианку пусть глотает по штучке два раза в день. Для успокоения нервов. Фермер уложил дочь на лежанку и укрыл плащом. Пес, доселе неподвижно лежавший на соломе, вспрыгнул на брикет и улегся рядом с девочкой. – Не знаю, как тебя благодарить, – пробормотал фермер, пряча лекарства в мешок на поясе. – Денег у меня и впрямь немного, но я постараюсь возместить хотя бы продуктами. Жаль, что другие лекари не такие, как ты. Банри горько улыбнулась. – Как тебя зовут, скажи хотя бы. – Аниций… Дверь сарая заскрипела, открываясь, и на пороге показался совершенно мокрый Сулла. Он уставился на отца и Банри, потом перевел взгляд на вновь заснувшую сестру. – Она… Она в порядке?.. – Скоро будет, – кивнула Банри. – Хорошо… Сул замялся. Аниций смерил его хмурым взглядом. – Ладно, парень. Говори. Мальчик вздрогнул. – Мама… – пробормотал он. – Она опять начала кричать.***
Банри подхватила свою сумку, накинула плащ и решительно направилась к выходу. – Она что-то конкретное кричит или просто, без слов? – спросила она, шагая под дождем в сторону жилого дома. – Свои обычные гадости, – угрюмо отозвался Сул. – Ты же сказала, что не сможешь ей помочь. – Сул, – резко оборвал его отец, идущий следом. – Иди-ка на сеновал, посиди с Ливи и Валуном. Мальчишка уныло пожал плечами и повиновался. Аниций проводил его взглядом и повернулся к Банри. – В общем-то парень прав. Ты действительно сказала, что не можешь помочь ей. – Я… не совсем верно выразилась. Я не могу ее вылечить, но скорее всего немного облегчить ее состояние сумею. – Как? – Насколько я поняла, она беспокойно себя ведет. – Это мягко сказано, – буркнул Аниций. – Так вот, у меня есть кое-какие успокоительные средства. И… другие. Она не сделается сама собой, как была раньше, но хотя бы перестанет пугать вас своими выходками. О, еще я могу ее осмотреть и описать симптомы для более знающих целителей. У меня есть пара знакомых в Имперском санаториуме, я напишу им о твоей жене. Они точно помогут. У них есть связи. – Хорошо, – решился Аниций и зашагал к дому первым. Когда они подошли, плохо различимые женские крики, доносящиеся из дома, резко смолкли. В скудном освещении фонаря Банри осмотрела фасад и почувствовала, как смутное беспокойство, возникшее после рассказа Сула, перерастает в самый настоящий страх. Входная дверь снаружи была заложена очень толстым и ржавым железным ломом, игравшим роль засова, ставни закрыты и вглухую заколочены досками. Аниций отстранил Банри подальше от входа и с усилием вытащил лом из петель. – Боги мои, неужели все так плохо?.. – Ты видела, что она сделала с Ливи, – бросил Аниций, взявшись за дверную ручку, и посмотрел на Банри. – Хочу тебя предупредить. Не подходи к ней слишком близко. Или может случиться беда. – Какого рода? Он помедлил. – Вчера, когда я пытался ее урезонить, она вцепилась мне в шею и чуть не вырвала кадык. Так что держись подальше. – Как скажешь, но, в таком случае, ты не мог бы тогда прикрыть меня, если вдруг она буйная и решит наброситься? Все-таки ты сильнее физически. – Не должна наброситься. Вряд ли она порвала ремни. – Ты что, привязал ее? – ужаснулась Банри. – И одну оставил? Она же покалечится! Аниций резко повернулся и одарил ее таким свирепым взглядом, что Банри в испуге отпрянула. – Мне уже все равно, что с ней! – рявкнул он. – Эта… Эта тварь больше не моя Паулина, ясно?! – Да, я понимаю, – примирительно сказала Банри. – Но ты тоже должен относиться к ней с пониманием. Она больна. Невменяема… – Невменяема, – хмыкнул Аниций. – Знаешь, я не лекарь вроде тебя, но мне кажется, что она вполне в своем уме. Впрочем, ты сейчас сама увидишь. Он резко открыл дверь и первым шагнул внутрь.***
Первое, что ощутила Банри, был отвратительный смрад мочи и дерьма, исходящий от кровати у дальней стены единственной комнаты в доме. Горел очаг, и дом был неплохо освещен несколькими свечами и парой стеклянных ламп, так что комната просматривалась от входа до дальней стены. Аниций вошел первым, откинул капюшон плаща и поставил фонарь на пол возле входа. Банри с опаской прошла внутрь следом за ним и присмотрелась к зловонной постели. Там, на соломенном матрасе, лежала женщина в платье из грубого полотна. Толстые кожаные ремни фиксировали ее конечности – запястья и лодыжки были примотаны к раме кровати – и еще дополнительно охватывали грудь, живот и бедра, так что ее подвижность была ограничена до минимума. – Так-так, – раздался скрипучий голос. – Только посмотрите, это же наш муженек вернулся. Ну что же ты, подойди, поцелуй свою Паулину. Аниций сделал вид, что не услышал, стянул мокрый плащ и бросил на грубый деревянный стул. – Ты хотела осмотреть ее, – буркнул он. – Иди, осматривай. – А кто это тут у нас? – прошипела безумная фермерша, уставившись на Банри. – Привел шлюху, пока жена заживо гниет в своем дерьме? Ай, как нехорошо! Не обращая внимания на гадкие слова, Банри медленно приблизилась к постели, стараясь дышать ртом, и окинула взглядом пациентку, которая вдруг замолчала, цепко глядя на нее. Паулина выглядела еще моложе своего супруга, и раньше, видимо, была очень хорошенькой. Теперь же, исхудавшая и грязная, она смотрелась сущим чучелом. Банри взяла лампу у кровати и поднесла к лицу больной, чтобы изучить повнимательнее огромный синяк в пол-лица, уже позеленевший. Ну да, Сул же сказал, что отец вломил матери как следует, когда та попыталась сжечь Ливи живьем… Вопреки ожиданиям, взгляд Паулины не был замутненным или блуждающим, глаза смотрели твердо и при этом очень злобно, зрачки имели одинаковый размер и при приближении и удалении лампы исправно сужались и расширялись. Банри в замешательстве отступила на шаг и опустила светильник. – Что ты такое? – вдруг спросила Паулина. Она пялилась на гостью, прожигая взглядом, и Банри решила ответить. Может, удастся установить контакт, это, бывает, помогает. – Я целительница, – приветливо сказала она. – Из города. Тебя зовут Паулина, верно? – Эту корову зовут Паулина, – процедила больная. – И мне плевать, чем ты занимаешься, я спрашиваю, кто ты есть? Банри растерялась. Она решила, что здесь случай с раздвоением личности, но что именно сумасшедшая хочет узнать, она не поняла. И было еще нечто странное в речи Паулины, хотя говорила она правильно, без ошибок. – Я… Ну, я обычная жительница Скинграда, – пожала плечами Банри. – Меня зовут… И тут у нее язык присох к небу. Она судорожно сглотнула и замолчала. Потом попробовала еще раз, но тщетно. Произнести свое имя здесь она была почему-то не в состоянии даже мысленно, не то что вслух. – Ну, в чем дело? – насмешливо вопросила Паулина, сверля ее взглядом. – Не можешь даже представиться тупой корове, которую пользуешь? Банри попыталась улыбнуться и сменила тему: – Ты не против, если я осмотрю тебя? – А если я скажу, что против, ты уберешься отсюда? – Да, без вопросов. Но я хотела бы помочь… – Если хочешь помочь, разрежь эти ремни и выпусти тело, а потом помоги прикончить этого вонючего кабана и его старшее отродье. – Паулина кивнула на напрягшегося Аниция, который сжал кулаки и шагнул к кровати. – Этого я не могу сделать, – спокойно произнесла Банри. – Тогда убирайся в Хладную Гавань! Банри проигнорировала и этот выпад. Только теперь она заметила, что губы Паулины сильно пересохли и потрескались. Она протянула руку и ущипнула больную за предплечье. Так и есть, смятая кожа вернулась в прежнее состояние только спустя несколько секунд. Банри резко повернулась к фермеру. – Как давно она уже тут лежит? – С неделю, – мрачно отозвался тот. – И сколько раз ты ее поил за это время?! Ладно не кормил, но воды-то мог ей дать! – Поил, сколько мог! Вернее, пытался несколько раз. Она каждый раз выплевывала воду мне в лицо! Орала, как и раньше, что я грязь и ничего из моих рук она принимать не будет! – Это точно, – выплюнула Паулина. – Ты, падаль, даже дерьма моего касаться не достоин, так как же я могу позволить тебе поить меня? Аниций беспомощно повернулся к Банри: – Вот видишь… Ты, небось, заметила, какая она тощая. Это потому, что она не ест почти ничего уже несколько месяцев… – Давай попробуем вместе, – упрямо сказала Банри. – Ты подержишь голову, а я попробую влить ей в глотку хоть немного. Она уже сильно обезвожена, еще чуть-чуть, и в кому впадет. Аниций подошел к очагу, налил в металлическую кружку воды из небольшого глиняного кувшина и вручил Банри. Когда оба подошли к Паулине, та принялась выкрикивать совершенно отвратительные оскорбления, но поскольку была связана по рукам и ногам, то особого сопротивления оказать не смогла. – Хорошо бы ее посадить, – громко сказала Банри, пытаясь игнорировать мерзкие слова. – А то велика вероятность, что захлебнется. – Еще чего! – рявкнул Аниций. – Поверь мне, стоит ей хоть руку высвободить, и нам не поздоровится! Банри на секунду задумалась. – Тогда давай поставим кровать на изножье. Она ведь не прибита к полу? Вопрос был явно лишним. От усилий Паулины, стремившейся избавиться от пут, несчастная кровать уже начала подпрыгивать на каменном полу. Аниций без лишних слов ухватил ее за изголовье и с трудом поставил стоймя. Банри, тем временем, добавила в воду успокоительное снадобье собственного изготовления – особо приготовленную вытяжку из цветочных частей полыни и вереска, смешанную с медом. Повинуясь указаниям, Аниций обхватил голову жены руками, Банри, с огромным трудом разжав стиснутые зубы пациентки, ухитрилась влить ей в рот примерно треть всего объема, и немедленно зажала рот и нос сопротивляющейся Паулины ладонью. Та несколько мгновений упорно отказывалась глотать воду, багровея от недостатка воздуха, но потом сдалась. Банри удовлетворенно улыбнулась и проделала процедуру еще пару раз, до тех пор, пока кружка не опустела. – Ну вот, – сказала она, отступая на шаг, пока Аниций опускал кровать на прежнее место, – теперь хотя бы меньше опасений, что она умрет от недостатка воды, плюс немного утихомирится, может, даже заснет. Но вышло иначе. Яростно отплевывающаяся Паулина оглушительно взвыла, с ненавистью глядя на Аниция: – Прочь, отродье рабов! Не смей прикасаться к слуге Аури-Эля! – Банри вздрогнула и выронила опустевшую кружку, но Паулина вообще ее не замечала, весь ее гнев был направлен на мужа. – Рука, прикоснувшаяся к моему телу, да горит в неугасимом пламени! Пусть твои кровь и конечности превратятся в пепел, и язык присохнет к горлу! Пусть схватит тебя Потерянный, и твои конечности будут рассеяны по самым далеким уголкам земли! Несчастный Аниций молча отступал от кровати, где бесновалась его молодая и не так давно красивая супруга. – Проклятие тебе, раб, проклятие тебе! – выла она. – Я нечист! Я нечист! Аниций резко повернулся и выбежал под дождь. Паулина замолчала и обмякла на постели, тяжело дыша и жадно хватая ртом вонючий воздух. Банри обессиленно опустилась на ближайший колченогий табурет и попыталась осознать, что она только что сейчас услышала. Как неграмотная крестьянка, вряд ли прочитавшая хоть одну книгу за всю свою жизнь, смогла выдать такую в некотором роде поэтичную речь? И это уж не говоря о том, что она назвала Акатоша Аури-Элем, да еще упомянула Потерянного. Современные сиродильцы в большинстве своем вообще о нем ничего не слышали, сама Банри знала про Лорхана лишь потому, что в свое время получила религиозное образование в своем приорате. Она судорожно вздохнула. Теперь стало ясно, что именно в речи Паулины казалось странным – та изъяснялась грамматически верно, вот только интонации были совершенно неправильными, словно до недавнего времени она говорила на абсолютно другом языке, и имперский диалект тамриэлика был ей чуждым. Банри встряхнула головой, поморгала и взглянула на Паулину. После той дозы снотворного, что она влила в нее, пациентка должна была уже спать крепким сном, но ничего подобного. Паулина ерзала на вонючей постели, сжимала и разжимала кулаки и не оставляла попыток избавиться от пут, что-то злобно бурча себе под нос. Хлопнула входная дверь. Банри обернулась, как раз чтобы оказаться лицом к лицу с мокрым как мышь Аницием. Он схватил ее за плечи и с такой силой приложил спиной о деревянную перегородку, что едва не вышиб из нее дух. – Я не звал их! – заорал он, брызжа слюной от ярости. – Я их не звал, а значит, это ты! Гадина! Аниций замахнулся здоровенным кулаком, но опомнился, когда Банри взвизгнула от ужаса. – Зачем? – с болью спросил он. – Зачем ты им сказала? – Да кому сказала?! – выкрикнула Банри, пытаясь высвободиться из медвежьей хватки. Дверь опять заскрипела. – Отпусти девушку, сын мой, – раздался от входа новый голос. – Это не она сообщила о твоем несчастье. Аниций уронил руки и повернулся к двери. Банри отскочила от него подальше и, растирая плечо, уставилась троицу типов в капюшонах со смешанным чувством злости и опасения. Двое из них были членами Синода – столь вычурные форменные одежды носили только они, даже на дождевиках у них красовалась богатая вышивка с эмблемами организации. Хуже и быть не могло, Банри предпочла бы иметь дело с шутами из Коллегии Шепотов, там хоть изредка, но все же попадались по-настоящему талантливые и знающие маги. Третий пришелец как раз стаскивал изрядно промокший потрепанный плащ, являя на свет простую жреческую робу. Аккуратно повесив плащ на спинку ближайшего стула, жрец внимательно осмотрел присутствующих и улыбнулся. – Мы опоздали, – проговорил один из колдунов, обращаясь к нему. – Похоже, хозяин совсем отчаялся и привел знахарку. Банри заскрежетала зубами. – Я не знахарка, – процедила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не швырнуть в мага оловянной кружкой. – Я целительница с лицензией! – Не ври! – возмутился другой колдун. – Едва от сиськи оторвалась, а туда же! Кто тебе выдаст лицензию, малолетка? От злости у Банри пропал голос. Она шагнула вперед, засовывая руку в ворот рубахи и вытаскивая висящий на тонкой, но прочной цепи значок, удостоверявший ее право заниматься медициной и наличие навыков, необходимых для этого. – Это для вас достаточное доказательство?.. – прошипела она, ткнув бляху колдунам прямо под нос. – Ты… – начал один, но был прерван жрецом. – Ну довольно, – примирительно сказал тот. – Мы здесь не для того, чтобы выяснять отношения. Хотя, дитя мое, я бы хотел взглянуть на твой значок повнимательнее. Кстати, откуда ты? Хмурая Банри пожала плечами и протянула жрецу свое удостоверение. – Из Скинграда. – Очень интересно... – произнес тот после небольшой паузы и вернул бляху владелице. – Воспитанница приората Готтлсфонт? Очень жаль, но я почему-то ничего о тебе не знал до сего дня. Он воззрился на своих спутников, которые переминались с ноги на ногу возле двери. – Мы тоже, – нервно признался один из них. – У нас есть только сведения из реестра, который предоставляет здешняя Гильдия алхимиков и аптекарей. Жрец вопросительно взглянул на Банри. – Ну, я не из них, – фыркнула она. – Я не член гильдии. – Почему же так? – Потому что меня не устраивают условия. В конце концов, совет Гильдии распространил манифест, что я самозванка и что лицензия моя – подделка. И вообще, такие соплюхи не могут быть образованными целителями. Вот и все. Они бы меня вообще из города выгнали, если бы не вступился кое-кто из замка. – Значок нельзя подделать, – спокойно отметил жрец. – Вернее, можно, но подделку легко изобличить, так что твой явно подлинный. – Да, я знаю, – криво улыбнулась Банри. – Я помню, как мне его вручали. – Что ж, – вздохнул жрец, – теперь ситуация прояснилась. К сожалению, из-за нечистоплотности твоих скинградских коллег ты оказалась не в то время и не в том месте. Банри похолодела. – О, не волнуйся, – поспешно добавил жрец. – Никто не собирается причинять тебе какой-либо вред. Просто мы разослали предупреждения по поводу этой семьи всем целителям и даже знахарям и аптекарям в Западном Вельде, для того, чтобы они не вмешивались в это дело. Ты здесь, поскольку твоего имени не было в списке рассылки. – А что насчет искалеченной девочки? – хмуро спросила Банри. – Ей вы тоже не велели помогать? Потому что никто из тех засранцев даже задницей не пошевелил. – Мы не знали о детях, – влез один из магов. – Иначе прибыли бы раньше… Другой колдун вдруг пихнул товарища локтем под ребра, и тот замолк. Но Банри уже все поняла. Эти ублюдки – и жрецы, и Синод, давно знали, что в «Скальных осколках» происходят нехорошие вещи, но только сейчас собрались с этим разобраться. Сволочи. Она покосилась на Аниция, но фермер стоял, понурившись, и явно не прислушивался к разговору. – По всей видимости, ты достаточно умна, – негромко заговорил жрец, – и хорошо знаешь свое дело. Ты давно должна была понять, что это не по твоей части. Он глянул за спину Банри, туда, где на загаженной постели располагалось то, что раньше было молодой женщиной по имени Паулина. – Я пришла в основном из-за девочки, – столь же тихо отозвалась Банри, – и думала, что и ее матери смогу помочь… Но… Она сделала паузу, облизала губы и ломким голосом продолжила: – Я… я дала ей сильное снотворное с полчаса назад. Большую дозу. С учетом всех условий, включая ее изможденность, она должна была вырубиться почти сразу… Банри посмотрела на Паулину, извивающуюся на кровати. Проделывала она это в полном молчании, зато взирала на всех присутствующих с такой злобой, что оставалось только удивляться, как на них еще одежда не вспыхнула. – Ни в одном глазу, – уныло заключила Банри. Жрец потрепал ее по плечу и прошел мимо неподвижно стоящего Аниция прямо к кровати, где лежала неожиданно притихшая Паулина. Она злобно сверлила священника взглядом, но все еще молчала. – Сын мой, – обратился жрец к фермеру, – тебе стоит удалиться отсюда. Аниций поднял голову. – Убирайтесь с моей земли, – безнадежно произнес он. – Вы все. – Мы не можем, – печально покачал головой жрец. – Где твои дети? – В сарае… На сеновале… – Тебе лучше присоединиться к ним прямо сейчас. Мастер Эмилий, пожалуйста, посодействуйте. Один из членов Синода шагнул в комнату и, цепко ухватив фермера за плечо, повел наружу. Тот брел, еле переставляя ноги и не сопротивляясь. Теперь он совсем не походил на того решительного человека, который полгода в одиночку противостоял чудовищу, захватившему тело его жены. Жрец проводил Аниция взглядом, посмотрел на Паулину, словно оценивая, и сказал оставшемуся магу: – Нам потребуется больше людей. Тот кивнул и вышел под дождь. Паулина вдруг раскрыла рот и проскрипела: – Ты опоздал, старик. Не спасешь ты эту корову. – Я ее освобожу, – спокойно отозвался жрец. – Кстати, это ведь ты здесь больше всех воняешь. Отчего не следил за собой? Или не следила? – Зачем мне следить за телом этой свиньи?! – Затем, что ты планировал сделать его своим, разве нет? – Заткнись! – выплюнула Паулина. – Когда я вспомню свое Имя, никому из вас не поздоровится! – У тебя не осталось времени, – возразил жрец. – Этой ночью все закончится. Глаза Паулины вылезли из орбит от страха и бессильной ярости, и она злобно зашипела. – Вы же поможете ей?! – выпалила Банри, с ужасом глядя на нее. – Я имею в виду – Паулине? Жрец отвернулся. – Как я уже сказал, мы освободим бедную жену Аниция, избавим ее от дальнейших страданий. У Банри упало сердце. – Но… как же!.. Нет! Подождите! Вы же не можете просто убить ее! Она ни в чем не виновата! У нее семья, дети! Она подбежала к кровати, и в этот момент Паулина ухитрилась выдернуть одну руку из кожаной петли. Не теряя времени даром, она мертвой хваткой вцепилась в рукав Банри и изо всех сил дернула на себя, так, что девушка не удержалась на ногах и повалилась прямо на одержимую. – Ты, тварь! – заорала та, ухватив Банри за шею. – Ш-ш-ш… Перепуганная до полусмерти Банри попыталась избавиться от пальцев, сдавливающих ее горло, но те были словно из железа отлиты. – Ш-ш-шезар-р… – шипела Паулина, – Ш-ш-шезар-рин! Помоги мне, проклятая тварь! Освободи! Она неожиданно разжала пальцы, и Банри повалилась на пол, задыхаясь и кашляя, а потом быстро отползла подальше от кровати и привалилась к стене. Подоспевший жрец остался один на один с одержимой. – Во имя всех богов! – крикнул он, с трудом удерживая руку Паулины. – Мне нужна помощь! Где вы там?! Входная дверь с треском распахнулась, и небольшая комната фермерского дома мгновенно наполнилась людьми. Трое из них – еще маги из Синода – сразу бросились на подмогу жрецу. Паулина, нечеловеческим усилием высвободившая и вторую руку, отшвырнула одного колдуна в сторону и вцепилась в ремни, охватывающие ее грудь. Приподнявшись на кровати насколько это было возможно в ее положении, она впилась взглядом в единственного находившегося в доме человека, коего сочла союзником – маленькую девушку-целительницу. – Помоги! – взревела она. – Не могу, – прошептала Банри. – Ни тебе, ни ей. Паулина на мгновение замерла, а потом испустила такой вопль, что пламя свечей всколыхнулось. – Будь ты проклята, тварь! – завизжала она в отчаянном бешенстве. – Позорище своей крови, тысяча проклятий тебе! Будешь прислуживать отпрыскам рабов, пока не сдохнешь! Пусть они изгонят тебя с земли, которая дала тебе жизнь, и да будет фундамент дома твоего разрушен! – Хватит! – рявкнул жрец. Он подскочил к сидевшей на полу Банри, рывком поднял ее на ноги и потащил прочь из дома, на ходу бросив своим помощникам: – Утихомирьте его, наконец! Я сейчас вернусь! Жрец вытолкал Банри под ливень и поволок куда-то с фермы, мимо хлева с перепуганно блеющими овцами и сарая, где визгливо надрывался пес. Он подвел ее к группе мокнущих под проливным дождем людей, из-под плащей которых виднелись доспехи и выглядывали рукояти мечей, и сказал: – Это целительница из Скинграда. Пусть кто-нибудь из вас доставит ее в город. Отправляйтесь прямо сейчас. Доведите до дому и убедитесь, что она цела и невредима. Я лично в этом заинтересован. Банри с трудом осознавала, что ее подсаживают на лошадь, а потом она куда-то едет сквозь ночь, опираясь спиной на грудь сидящего позади нее всадника. Она опомнилась только когда обнаружила, что бредет по улицам Скинграда в сторону своей аптеки, а дождь уже кончился и давно наступило утро. Она остановилась и повертела головой. Солдат, посланный с нею, куда-то подевался. Банри устало покачала головой и, нашарив за пазухой ключ, открыла дверь своего магазинчика. Потом заползла в спальню, повалилась на постель прямо в одежде и мгновенно заснула.***
Несколько дней после этого Банри пыталась жить так, словно ничего особенного не случилось. Но когда со времени событий в «Скальных осколках» минула неделя, она не выдержала и рано утром отправилась на ферму. Погода нынче была хорошей, да еще ее очень удачно подвезли какие-то торгаши, так что вскоре она стояла у Мискарканда, почти сиявшего на солнце. Завидев руины, Банри зашагала на север. Спустя несколько часов ходьбы она в растерянности остановилась. По ее расчетам (да и воспоминаниям) здания фермы уже должны были быть видны, но кругом лишь простиралось травяное море с островками кустарника и парой-тройкой деревьев. Не было слышно ни блеяния овец, ни лая собаки, здесь царила почти полная тишина, нарушаемая только шорохом травы и листьев. Банри озадаченно покружила по лугу и, поколебавшись, решила добраться до Камня Атронаха, где Сул с отцом нашли принесенных в жертву овец. Каменный круг, слава Восьмерым, никуда не делся. Банри обошла его по всему диаметру, потом проскользнула внутрь, к самому рунному камню. Сама не зная, что ожидает найти, она долго глазела на менгир, решила пройтись вокруг него и вдруг застыла как вкопанная. На небольшом камне лежал обычный листок бумаги, сложенный вдвое, с единственной надписью. Банрион. Какое-то время она тупо смотрела на нацарапанное слово. Это было ее собственное имя, полная форма, которую она терпеть не могла и сократила до «Банри» еще в детстве. Она взяла послание, развернула листок и уставилась в него. Аккуратным, почти детским почерком там было написано одно предложение: «Забудь все, что было, и не болтай зазря языком». Банри смяла бумагу и сожгла ее в магическом пламени. А потом медленно побрела прочь.