"Я буду ждать тебя, Гин-сан"

Я до сих пор не могу вспомнить, как это произошло. Ощущение дикого опьянения, когда не помнишь ни что было до этого, ни после. Лишь слова застыли беззвучным эхом в голове: «Уходите, Гин-сан, я Вас прикрою!» И дальше – пустота… То испытание, что выпало Йорозуе, оказалось слишком сложным. Можно сказать, что мы там сломались. А кто-то уже без возможности восстановиться. Кагура очень долго отходила, если сейчас не находится в состоянии полнейшей прострации. Она девчушка умная, скрывать свои эмоции давно научилась. Но я же всё вижу. И слышу частые рыдания навзрыд в шерсть Садахару, который тоже жалобно поскуливает. К нам даже не часто заходит Отаэ, потому что не хочет появляться с красными опухшими от слёз глазами, чтобы лишний раз нас не беспокоить. Сейчас нам всем тяжело. Я до сих пор не могу спать ночью. Без тебя. Бывало, ты оставался у нас на ночь, ибо «кто ж за вами, раздолбаи, весь мусор убирать будет?!». Вспоминаю твою злую рожицу и улыбаюсь. Я бы всё отдал, дабы услышать ночью тихие шаги, ощутить мягкое поглаживание по голове, шуршание на соседнем футоне и усталое: «Спокойной ночи, Гин-сан». Я всегда протягивал руку и проводил пальцами по лбу, носу, щёкам и губам, смотря, как ты смущённо морщишься и отворачиваешься. Я притягивал твой футон к себе и обнимал тебя сзади, прижимая к себе и грея, ведь в моей комнате прохладно. Сейчас же я протягиваю руку в темноту, и рука обессиленно падает на пол. Слишком пусто. Слишком больно. Слишком невыносимо жить без тебя, Шинпачи. Всем тебя не хватает. Да что там все, мне тебя не хватает. «Подслеповатый лучик солнца», - любил я подтрунивать над тобой. А сейчас понимаю, что так действительно было. Эх, ты, Паццан, на кого ж ты нас оставил? Картинки из прошлого просто разрывают на части голову. И практически во всех – ты. Ты и твои вечные истерики, шум, нравоучения. Твои до жути родные черты лица, повадки, тембр голоса, с укоризной взгляд… Не выдерживаю болезненных воспоминаний и иду прогуляться. На часах уже три ночи, но кого это волнует? Перед выходом заглядываю в шкаф к Кагуре и, слегка улыбнувшись, провожу рукой по волосам и шепчу: «Я скоро вернусь». Ночной холод приятно обволакивает тело, поэтому облегчённо выдыхаю. Такие прогулки теперь уже традиция перед сном, ибо в голове совершенно становится пусто и я отдыхаю. Отдыхаю от себя самого. Ноги непроизвольно приводят меня к тебе. В который раз. Но я сажусь рядом, облокачиваясь спиной на гранитный камень, и улыбаюсь. - Прости, Паццан, сегодня без цветов. А то их уже попой есть будешь, - тихо смеюсь, шурша лепестками букетов. Прошло уже немало времени, но всё равно здесь очень много цветов. А ты говорил, что никому не нужен. Болван. Всегда, когда прихожу к тебе, нервничаю. Голос непроизвольно дрожит и в горле появляется комок, но я всё равно продолжаю нести белиберду. Скорее, чтобы успокоить себя. - Знаешь, Шинпачи… Я очень скучаю. Какой бы ты там истеричкой не был, но твоего шума в Йорозуе не хватает. Кагура пытается убираться, но всё, что мы имеем – это пару уцелевших тарелок и одни палочки на двоих, - делаю паузу и пытаюсь проглотить неприятный комок в горле, - твои очки я до сих пор храню у себя в комнате и… Чтоб тебя, Шинпачи. Заставляешь меня нервничать и переживать даже после своей смерти. Огрызаюсь и прикусываю губу, ёжась от своих же слов. В голове вертится рой мыслей, которые я должен сказать тебе хотя бы сейчас, но не могу. И так каждый раз. Поэтому я надеюсь, что ты их услышишь из моей головы. Наивно, да. Я всегда долго сижу у тебя, до рассвета. Чтобы хоть на чуть-чуть избавиться от утомляющего одиночества. Неохотно встаю, бросаю взгляд на такое родное имя «Шимура Шинпачи» и, хрипло проговорив: «Увидимся, Паццан», неторопливо иду домой. И всегда, всегда после этого ощущаю на себе мягкий взгляд шоколадных глаз, а после слышу тихое: «Я буду ждать тебя, Гин-сан».