Из дневника Дойчланда. Германия. Людвиг Байльшмидт.
Я знал... ну или, по крайней мере, понимал, что все кончено. Что я тогда чувствовал? Не помню... ну или не хочу вспоминать. Россия лежал передо мной, раздетый до трусов. Его тело украшали миллионы шрамов, то и дело кровоточащих. Из глаз лились слезы, а губы искусаны. Он сильный и вряд ли при сильной боли смог бы кричать. Язык себе прокусил бы, но не вскрикнул бы... для него это считалось слабостью. А он сильный. Я поднял его тело, не переставая осматривать его. В глазах горел яростный огонь. Я был в ярости... в такой ярости, какая еще не встречалась со временем второй мировой. И люди, что окружали нас были шокированы. Что? И когда? Они сошли с ума? Как они могли сделать это с ним? Но я лишь громко зарычал. Не вздохнул, ЗАРЫЧАЛ! Они не признаются, это было понятно с самого начала. Даже Италии я не могу верить. Он пытался докричаться до меня, пытался признаться, что невиновен. Но я же видел кровь на его одежде и разорванную рубашку. Он тоже что-то сделал. И это бесило меня больше. Никому нельзя верить, никто не поможет, все враги. Глаза России потухли, волосы окрасились в алый оттенок. Черт, не отмыть. Они ничего не пожалели, оторвались по полной, твари. Но все же, они немного одумались - шарф остался целым. Хоть что-то теперь меня успокаивает. Для него шарф - это все. И вряд ли он будет нормально жить без него. Рассказать об этом инциденте Белоруссии нельзя. Она без раздумий покрошит всех в кусочки. Но я знаю... над ней тоже посмеются. А Украине я даже на глаза не попадусь. Она и так уже какой день страдает от внутренних распрей между людьми. Пусть поживет в неведении. Франция пытался помочь, но я его оттолкнул. Я никому не могу доверять. Россия обмяк, затрясся, начал ворчать во сне. Я пытался его успокоить, но он ударил меня и зашипел, как брошенный кот. Он не позволял к себе прикасаться, не разговаривал, не ел, не выходил из комнаты. Он как будто ждал... ждал, когда снова он почувствует боль. Но дни шли, и Россия наконец заговорил: - Кто... я? Россия потерял память. Это полностью заставило меня отчаяться. Как я еще не сошел с ума? Он, возможно, испытал большое потрясение. Это впервые. Россия был сильным - ни угнетение со стороны Золотой Орды, ни распад СССР, ни моя, черт бы меня побрал, война не сделала такой большой ущерб, как этот, мать его, ужасный поступок! Но этим все не окончилось. Когда Россия полностью доверился мне, я смог его обследовать. Он ничего не видел, ослеп. И волосы... где тот прекрасный пшеничный свет? Волосы потемнели. Меня это особо не беспокоило, я мог с этим смириться. Но когда Россия начал все чаще впадать в кому и бредить ночью, я сорвался. Пруссия долго пытался докричаться до меня. Я чуть не убил его! Он помог мне выбраться из этой темноты. А потом все осложнилось. Беларусь все узнала. Почему... почему она всегда узнает? Но, вопреки своему характеру, она не пошла крушить врагов. Она лишь присела возле братца и склонила голову: - Вот так и все закончиться? Братец... не уходи, прошу. Это были то откровение, которое мне не следовало видеть. Но состоянии России улучшилось. И уже через неделю он ходил. Но даже будучи СТРАНОЙ, его глаза не вылечились. Доктор сказал, что это навсегда. - Чушь! Вы шутите! - где мои прославленные нервы? Ах, черт, я уже не мог сдерживать себя, тело тряслось, выдавая меня с головой, - он не мог... Он - РОССИЯ! ОН же самая сильная страна, вы шутите! - Сильный, сильный, но от такого никто не застрахован, - мой голос дрожал, я боялся. Похоже, я совсем уже свихнулся, - лучше бы вы и о себе позаботились, в вашем состоянии... Мое состояние? Да кого волнует мое состояние?! Россия может умереть! Даже сейчас мое состояние не важно! Стоп... почему я о нем так волнуюсь? Боюсь? Я дурак. Какой же я дурак. Через месяц Россия улыбнулся. Я был так счастлив. Он наконец мог свободно ходить! Начал есть, у него появился аппетит! Я так обрадовался, что даже не заметив, поцеловал его. Он удивился, но не оттолкнул: - Спасибо тебе... Это был первый раз, когда я делал что-то такое с Россией. Но я был счастлив. Доктор сказал, что Россия скоро вылечиться, а может даже... наконец сможет вылечить глаза. Волосы с каждым днем становились светлее, лицо живее. Я дал ему волю - повел в парк. Он так по ребячески улыбался, бегая по траве, смеялся и то дело падал на ровном месте. На свету он словно расцвел, как подсолнушек. Это было настолько прекрасно, что могло сравниться с возвышающемся солнцем, закатом, рассветом, рождением нового дня. - Ты грустишь? - Нет, - я мило улыбнулся и обнял его, - я просто замечтался. - И о чем же ты мечтал? - его голос стал звонче, он улыбался, хоть и понимал, что больше никогда не сможет видеть. - О многом, ты не переусердствуй тут - не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Пошел дождь. Как непривычно видеть было этот дождь именно в холодную осень, когда испарения, как казалось, больно было мало. Россия отошел от меня, видимо, задумался. Он то ли так грустил, то ли думал с таким погрустневшим лицом, но даже будучи слепым, его взгляд прожигал, словно он понимал мою вселенскую боль. - И ты не расскажешь мне, кто ты? Я лишь вздохнул. - Догадайся. Россия улыбнулся, немного смеясь: - Мой... ангел хранитель? - он понимал свои слова, как шутку. Как удачную и милую шутку. Вскоре Россия заболел. Не серьезно - это всего лишь грипп. Пруссия скандалил вечерами по поводу того, что Российский Грипп распространился и на него. И то верно... Страна уже два года без своего стимула. Люди перестали доверять своему государству. "Ослепли", как и стало с Россией. Хорошо было то, что никто не напал на него в такие годы, а если бы и напали... я уже рассказал Китаю ситуацию, почему-то, но в военном деле он нам поможет, не бросит. То ли влияние России, то ли я уже потерялся и не понимаю, что творю... И это ужасно. Но как и было раньше, я все еще в Евросоюзе, просто большую часть за меня делает Франция и Великобритания... ну и неуместный Америка с затаившимся сзади Канадой. Они думают: я их не вижу. Прозрел, похоже. В то время, когда Россия ослеп, я вижу все и отовсюду мне кажется, что есть враги. Я боюсь что-то сделать не так - нападут. Даже собственного брата виню во всех ошибках. До чего докатился? Россия выздоровел. Это хорошо. Мы с ним опять пошли гулять, он снова по ребячески улыбался. Но снова Россия останавливался, его голова начинала болеть, и он закричал. И в такие моменты я ничего не мог делать, я лишь смотрел, как ему приходиться больно. Почему у меня нет сил повернуть все назад? Но после этих припадков Россия вспоминал все новое. И как бы я не хотел, он уже понял, что такое страна и для чего она нужна. - Я должен вернуться. - Ты еще не здоров. Станешь сильнее - будешь править. - Ты не понимаешь, дай мне вернуться! - Нет и точка! И после таких вот ссор он не разговаривал со мной, как минимум, три дня. Я понимал, что он чувствовал. Но и он должен был понять, что чувствую я. Через месяц в моей стране случился переворот. А после распался Евросоюз. Америка получил большую мощь и тайком забрался в мой дом. Россия исчез. В моей стране был хаос, но три месяца работы, и все успокоилось, вскоре, я наладил отношения с соседями, все утихомирилось. Но от России ни слова. Я пошел в гости к Америке, но он не впустил меня. Я пытался разузнать, у него ли Россия, но ничего не узнал. Я чувствовал, что России больно, но ничего не мог поделать. Но после исчезновения России я будто избавился от тяжелого груза. Я как раньше мог контролировать себя, но почему у меня внутри все пусто? Почему... так холодно? Через год нашелся Россия. Он появился в Белоруссии. Как я узнал? Да просто... зашел в гости к Наташке. Оказывается, Россия узнал меня сразу. И когда он подбежал ко мне с закрытыми глазами, обняв сзади, он прошептал: - Я тебя по топоту ног узнал. Россия был у Америки, сам рассказал. Но что он там делал, Россия не стал говорить. То ли он обо мне беспокоился, то ли что... но Россия расстроился, когда я заговорил об Америке. Ревнует? Не думаю. Возвращаться ко мне он не собирается. Говорит, что если я не скажу своего имени, он никуда не пойдет. Я сохранил анонимность. Через пол года Россия вылечил свои глаза. Я был в шоке. Как он смог вылечить их? Или Беларусь нашла лекарства. Все это странно. Но буквально через год Россия вернул себе то самое зловещее звание "Империи Зла", от которого у каждой страны болел каждый сустав при его упоминании. Все снова вернулось на круги своя. Но смотря на него, вечно улыбающемуся, закрывающему шею шарфом, я понимал и при этом грустил. - Он меня и не вспомнит. А потом закрывал глаза и шептал: - Похоже, я влюбился. И эти слова я понимал как приговор. Россия не смотрел в мою сторону. Но я замечал, как иногда он лихорадочно смотрел по сторонам и шептал: - Ангел? Но вряд ли он поймет, что это был я, тот человек, который спас его, приютил, боялся за него и ревновал. Да и я вряд ли пойму когда-нибудь ту старую тайну: Есть ли что-то такое, что станет нам известно? Я повторюсь: Умом Россию не понять. Как и я до конца не понял его чувства.Последняя запись в дневнике Дойчланда. Обрывок ткани и кровь. Фиолетовые глаза и шарф, красные волосы и слезы. Все эти рисунки нарисованы давно забытой рукой художника. Грубо, но в то же время со смыслом. Год создания неизвестен. Основной конец: сожжен.
Россия посмотрел в глаза Германии. Тот явно был зол, покраснев при этом. Хотя краской он залился по любому из-за того, что застеснялся. Дневника своего, например. - Какой милый дневник, - Россия явно был в благом расположения духа, вон, аж чертики над ним летали. Другое дело Германия. Он мог бы и просто проигнорировать Россию, но почему-то именно его то и не получается проигнорировать. - Прошу, отдай. - Я его не читал, точно говорю, - Россия игрался, но даже при этом дал одышку Германии. Тот с облегчением вздохнул. - Будет тебе, нечего чужое читать, верни мне его, пожалуйста, - Германия сделал это с таким пафосным лицом, что превеликий Россия залился смехом. - Конечно, забирай. Россия отдал книжку, встал и направился к выходу. - И это все? Я ожидал большего... - Германия все еще верил, что Россия вспомнит его. Но надежда уже угасла, оставляя за собой следы безответной любви. - Мне нечего с тобой бороться, Германия, - Россия улыбался, как и обычно улыбался всем. Эта притворная улыбка не могла сравниться с той улыбкой, которую Россия дарил Германии в те года. - Почему это? - даже разговор не удается завязать, что уж тут. - Потому что ты - Германия, - Россия вел разговор не в то русло, заставляя немца глотать воздух. - Это не объяснение! - Ну да. Россия готов был выйти из помещения, но потом закрыл дверь, заперев на ключ, и подошел к Германии. Россия сел рядом с Германии, положив голову на плечо: - Ты че... - Эй, Германия, признайся, - Россия дышал как-то взволнованно, прерывисто, отчего Германия заволновался, - ты ведь... Германия положил свою руку на голову России, погладив маленько. Россия почувствовал себя лучше, замурлыкал, а потом вновь улыбнулся: - Да, да, это не может быть. Россия встал, повернулся лицом к Германии и улыбнулся, прошептав прямо у лица: - Хотя я уже давно догадался, - и поцеловал. Германия ничего не говорил, просто слов не хватало. Но на поцелуй ответил. И в тот момент оба поплыли, словно одурманенные кошки. Любовались собой, словно влюбленные, улыбались друг другу - счастливые. - Когда догадался? - Сейчас, - Германия удивился. - Как это... - Когда поцеловались, ты так небрежно, но и при этом невинно, посасывал мою губу, да и ощущения с тобой более приятные, чем с другими... - Ты... целовался с другими?! Германия резко встал, зло смотря на Россию, а тот уже очутился возле двери: - Как знать, если догонишь - расскажу, - что, что, а соблазнять на подвиги Россия мог. Облизнувшись и подмигнув, Россия скрылся, устраивая прыжки и бег в длину. Долго Германию ждать не пришлось. Вскоре он выбежал во двор, бегая за Россией. При этом вспоминал он те времена, когда Россия тогда также улыбался, смеясь и радуясь жизни. Он лишь следил, а сейчас радуется вместе с ним. - И все же... ты меня любишь? - Германия заволновался, пряча голову в кустах, где он спрятался. - Дурак! - Россия огрел того своей трубой, чтобы тот полностью почувствовал любовь любимого, - как ты думаешь, сколько я тебя искал, как я жил все эти дни? Мне было гораздо легче, когда я не видел, но был с тобой! - Но в последний год ты ушел к Белоруссии... - Она меня заставила! Сказала, что отрубит ноги! ТЫ МОГ БЫ И СПАСТИ МЕНЯ! - Правда? - от чувства собственной важности, от понимания того, что тебя любят, Германия улыбался, засмеялся, - вот я дурак. - Еще какой, - Россия улыбался, а сзади него появилась черная аура, - готовься к следующему хедшоту. Россия долго дурачился, пока не устал и не присел возле израненного Германии. - Ты прочитал дневник? - Нет, я же сказал, - Россия надул щечки, а потом потянулся за поцелуем, который, собственно, и получил. Но ночью Германия не стал сжигать свой дневник. Он сел дописывать приключения, которые произошли сегодня, при этом улыбаясь и смеясь. На последней странице он нарисовал Россию и себя, дописывая заветные слова: - Вместе. Навсегда. И засыпая шептал: - А я ведь знал... что все закончиться в тот день и начнется новая жизнь. Надо было просто верить. Я же не виноват... что люблю тебя, Россия. На столе лежала записка, красиво и строго записана, в конце которой было написано: Любимому... России.