Дом

      Еда появляется в два раза в день – как по волшебству. Где-то там, за молочно-белой стеной, компьютеры следят за тем, чтобы средства связи работали, центробежная сила создавала земную нагрузку, а волшебство исправно случалось ещё пять лет как минимум – но беспородному Рыжему знать об этом совсем необязательно. Где-то там, за молочно-белой стеной, звёзды и вечная ночь, чёрная, как мокрый собачий нос, но Рыжий не смотрит в свой маленький недоиллюминатор, ну, может быть, лишь иногда: в ожидании, что в застеклённый кружок снова помашет хозяйская рука. У Рыжего, кажется, был хозяин, как бишь его там… Коротковата собачья память. У хозяина, кажется, улыбка добрая и халат такой белый-белый на фоне зелёной-зелёной травы, вроде бы, такой же, как у других, а вроде бы и особенный – дело в запахе, людям не понять. Рыжий засыпает и видит людей в своих смутных пёсьих снах, а где-то на точке-Земле, утонувшей вместе с точкой-Солнцем в редкозвёздной космической вечности, сотни двуногих, которые там свой дом уже никогда не найдут, смотрят в небо с мечтой оказаться на его месте, но Рыжему всё равно. Рыжему космос не нужен. Рыжий хочет домой. Прокатиться по пыльной дороге и щурить на солнце глазища свои шоколадные, и кот с ним, даже снова оказаться на помойке, с которой его подобрали семимесячным щенком, найти там колбасную шкурку в мусорном баке и тявкать в звёздное небо, от счастья вилять хвостом. Но утром ли, вечером ли – как разобрать, когда за окном лишь чёрный Малевича круг – в миске снова еда, в корпусе что-то зачем-то пищит, и Рыжий скучающе бродит по своему кораблю-закутку, среди пестроцветных резиновых мячей; он – и узник, и капитан. Рыжий не знает, что где-то на точке-Земле люди пьют за то, что, согласно недавно пришедшим данным, корабль успешно прошёл облако Оорта* с живым псом на борту – а иначе ведь жалко было бы, такие деньги потрачены. Всё ж таки, межзвёздный корабль второй. Первый не долетел просто. Люди пьют и немного грустят, вспоминая под пальцами белую в рыжих подпалинах шерсть, и надеются, что скоро на поверхность мира чужого впервые ступит кое-чья лапа, а Рыжий спит, поскуливая во сне, и не знает, что несущий его на бешеной скорости к Альфа Центавре аппарат уже никогда не вернётся на Землю. Рыжий не знает. Жмурится и смотрит сквозь сон в космос, чёрный, как мокрый нос самого звёздного зверя на свете, смотрит, не видя по ту сторону ни вечности, ни волшебной её красоты. Рыжему всё равно, если честно. Рыжему Вселенная не нужна. Рыжему дом нужен.