Сила притяжения (вырезано цензурой)ных временных парадоксов

      У Малькольма Такера не было слов.       За всё время, что Гарольд Саксон знал главного охальника Даунинг-стрит десять, у того впервые не было слов.       У Малькольма Такера были кровью налитые от недосыпа и злости глаза и топорщащиеся брови, готовые вцепиться оппоненту в глотку. Руки, однако, опередили их и промахнулись, стиснув взамен отвороты пиджака Саксона.       — Ебанутый сукин сын, — с усилием Такер обрёл дар своей знаменитой речи. — Ты, блядь, правда поубивал их всех?       Саксон нехорошо улыбнулся. Последнее, чего после подобного ответа следовало ожидать, — что в его губы вопьются жёстким, ощеренным поцелуем.       — Ебанутый сукин сын, — повторил Такер, отпихивая его наконец и покидая Даунинг-стрит десять шатающейся растерянной походкой. — Я столько просранных лет мечтал сделать это сам.       Ошарашенный, и вместе с тем позабавленный, Мастер даже не сообразил вовремя, что Такера, в принципе, тоже не мешало бы убрать.              — Малькольм, поверь, настанет день, когда тебе будет очень стыдно за всё, что ты собираешься сейчас наговорить.       Такер уставился на Гарриет Джонс, будто прицеливаясь, а затем выпустил полную обойму, из которой следовало, что она, Гарриет Джонс, — злобная сука, кинувшая родную партию, как террорист-ебарь с проколотым гандоном, и что не подай она в отставку, поддавшись на сраные слухи о том, что она, ах, выглядит в жопу усталой, будто последняя анорексичная тупая пизда, партии не пришлось бы подставляться этому блядскому уёбку.       Проявив ангельское терпение, Гарриет Джонс внимательно выслушала до конца и с чувством глубокого удовлетворения отвесила Такеру смачную неженскую оплеуху. Тот скривился, проверяя языком, целы ли зубы, и гораздо менее вдохновенным тоном пожаловался:       — Гарриет, этот трахнутый в голову и недоёбаный в жопу мудак убил Кабмин в полном составе. Отравил. Нет, не отправил в отставку, не вывалил на каждого по чемодану компромата, а именно отравил. Газом. Я просто охуел, Гарриет, нет, это он охуел...       — Малькольм, сядь, — на удивление послушно он отшатнулся слева вниз на ближайшее мягкое кресло. — И переведи, пожалуйста, с шотландского на английский.       — Гарольд Саксон. Отравил всех министров газом. Кабинет не на закрытом совещании. Они все мертвы.       — О боже.       Гарриет Джонс начинала понимать, почему Доктор так настаивал, чтобы она не вмешивалась в ближайшие события.       «Гарриет, всё будет очень и очень скверно. Но всё образуется. Самое страшное удастся обратить вспять, даже... даже гибель людей. Я знаю, я уже пережил эти события раз, и я знаю, что другой «я» сможет всё исправить. Не знаю я только, как всё обернётся, если решишь вмешаться ты».       Ей стоило усилий не окрикнуть Такера, когда тот рассеянно, явно не отдавая себе отчёта, что делает, выудил из кармана пиджака крупные старинные часы, покрытые изощрённой тонкой гравировкой, повертел в пальцах и, по-прежнему не обращая на них ни малейшего внимания, убрал снова в карман.       «Я ни в коем случае не должен открывать этих часов. Не должен снова стать самим собой, чтобы меня не почувствовал другой «я» или... или кто-нибудь похуже».       Доктор ещё объяснял что-то про временную петлю, в которую его непонятным образом занесло, а корабль его попасть не мог, и Доктору оставалось только выжидать, пока время не вернётся в обычную, непетляющую колею. Непонятно было, и почему Доктор обратился именно к ней, Гарриет Джонс, хотя последнюю их встречу можно было назвать какой угодно, только не дружеской — хотя для Доктора, решила Гарриет, времени прошло значительно больше, и дело было даже не в седеющей шевелюре очередного его нового облика.       — Скажи, нам всем, что, глаза с яйцами местами поменяли на время? Саксон же ёбаный придурок. Заразный, что ли? — Такер скривился и почему-то оттёр губы тыльной стороной руки. — Какого хера мы этого выскочку до власти допустили вообще?       — Я сама голосовала за него, — с самоубийственной, учитывая собеседника и обстоятельства, прямотой призналась Гарриет. Теперь-то она правда недоумевала, как могла легкомысленно поддаться мимолётной... обиде, что партия не отстояла её? Желанию подложить бывшим коллегам свинью? Откровенно популистской и вместе с тем неотразимой харизме Саксона?       А быть может, по той же причине, по которой, стоило на Даунинг-стрит десять появиться Малькольму Такеру, все вскоре были уверены, что Малькольм служит там много лет?       — За Саксоном стоят пришельцы.       — Охуеть, Гарриет. Ты не только голосовала за этого уёбка, ты ещё и веришь в его бредни.       Быть может, по той же причине, по которой Гарриет Джонс согласилась помогать другому уёбку? Кажется, она уже могла написать монографию о том, как скрываются таймлорды. Они превращаются в полную свою противоположность.       — Думаю, всё ещё хуже, Малькольм. Саксон и сам пришелец.       Такер снова скривился. В пришельцев он не верил, несмотря ни на что, — вероятно, какая-то защитная реакция, чтобы не пробудить ненароком личность Доктора.       — Допустим. Но была же какая-то контора, которая разбиралась с этой хуйнёй про пришельцев.       — Была, увы. Фото её начальника показывают сегодня по всем каналам, как особо опасного преступника.       Начальника и ещё кое-кого.       — Всё хуеватее и хуеватее.       Не согласиться с ним было сложно. Косясь на Такера, пытающегося уложить в голове то, чему инстинктивно там не положено было укладываться, Гарриет впервые призналась себе в искушении достать у него из кармана эти сраные часы и открыть. Призналась, что в разворачивающемся дурдоме страшно не хватает Доктора.       — У тебя есть бутылка виски и зубная щётка? — спросил вдруг Такер.       — Только бывшая в употреблении. Обе.       — Тогда зубную щётку возьмёшь для себя. Гарриет, хватит ждать, что ещё припас наш ебанутый министр-пришелец со своими чудесными летающими хуями. Надо убираться побыстрее и подальше отсюда, жопой чую.       «Не лезь на рожон, Гарриет. Я точно знаю, что ты не умрёшь. То есть, не стану врать, умрёшь, безусловно, — но на совсем другой войне».       И это, пожалуй, охуительнейшее, что можно услышать о своём ближайшем будущем.       — Засунь зубную щётку в свою чудесную ясновидящую жопу, Малькольм. Я лучше возьму обрез.       Малькольм кивнул, на глазах вдохновляясь её бодрым настроем.       — Я знаю подходящее захолустье в Хайленде. Любой сассенах скорее хуй сломает, чем нас там найдёт.       Малькольм Такер был порядочным уёбком. Доктор тоже мог быть порядочным уёбком. Однако в одном обоим отказать было нельзя — выживать с Даунинг-стрит десять не устраивавших их чужих уёбков они умели.              Вслед за чудесной девочкой Кларой из ТАРДИС вышел — кто бы мог подумать! — старый знакомец ещё Гарольда Саксона Малькольм Такер. Он обескураженно осмотрелся, но отчего-то не произнёс ничего даже отдалённо похожего на: «Ёбаньки! Какого хера мы делаем в сраном Глазго?»       Затем Мистресс поняла.       У Мистресс не было слов.       Слово, одно-единственное, наконец нашлось, собрало в себе и изумление, и веселье, и досаду за оставшийся незаметным хитроумный выверт старого приятеля.       — Доктор.       ….и предвкушение возврата жёсткого, ощеренного и неожиданного должка из коридора Даунинг-стрит десять. С процентами.