***
Эрик грубо тянет Тобиаса за волосы, и тот в ответ пытается прижаться спиной к его груди. Это злит эрудита, поэтому он толкает Четыре так, что тот падает грудью на смятые простыни. Ткань тут же оказывается сжатой его пальцами. Эрик думает, что уж лучше бы он глушил свои стоны этой тряпкой, но парень явно поставил перед собой задачу убедить все Бесстрашие в их связи, поэтому издает особо громкий стон-полувскрик, когда подается назад и головка члена Эрика проходится точно по простате. Тобиас привстает на локтях и оборачивается, но его тут же опускают обратно особо сильным толчком. Эрик поднимает ногу, ступней упирается в щеку любовника, существенно меняя угол проникновения. Сделает все, лишь бы не видеть этого глубокого взгляда, в котором, как бы возбужден ни был его обладатель, обязательно да проскользнет глупая влюбленность. Эрик ненавидит, когда в него влюбляются, потому что ненавидит избавляться от бегающих за ним мальчиков и девочек, наивно верящих в их любовь до гроба. Поэтому он заводит связи на одну ночь, поэтому никогда никому не позволяет спать в его кровати, поэтому всегда ебет он, а не ебут его. Но с Тобиасом что-то было не так. Он был каким-то неправильным, потому что заставлял чувствовать Эрика то, что он чувствовать не хотел. Эрудит и рад был бы избавиться от этого размокшего мякиша, да вот слишком сильно хочет заставлять его прогибаться под собой и, что хуже, хочет прогибаться под ним. Эрик возвращает ногу на место и практически ложится Четыре на спину; оборачивает ладонь вокруг его члена и принимается яростно надрачивать в точной синхронности с движением внутри Джонсона. Тот, к разочарованию, кончает слишком быстро и покорно ждет, когда Эрик дойдет до грани, скользя грудью по мокрой от спермы простыне и почти неслышно выстанывая его имя. Эрик уходит быстрее обычного. Нет, он буквально сбегает, не желая и минутой дольше смотреть на Четыре, который, расслабленно распластавшись на кровати, сверлит его взглядом. Эрик до чертиков боится, что однажды Тобиас просто не удержится и решит завести с ним разговор аля «что-между-нами». Эрику это не нужно, нет. Ему просто хочется и дальше заниматься сексом. Ему не нужны ни чувства, ни отношения, тем более с каким-то Сухарем. Но, черт, как же приятно, когда Четыре размякает под его руками, млеет, почти что позволяет себе мурлыкать. Эрудит чувствует, как вновь твердеет, поэтому наконец отлипает от стены и стремительно бежит к себе, с пропущенным ударом сердца слыша, как за его спиной приоткрывается дверь и пара босых ног ступают на холодный пол.***
Эрик и Четыре проводят, пожалуй, слишком много времени вместе. Да, почти все общее время они проводят в постели, почти никогда не говорят, но со временем что-то начинает меняться, и Тобиас находит в себе достаточно дерзости, чтобы однажды схватить Эрика за руку, когда тот, еще не успев надеть футболку, собирается убежать из квартиры, а в ответ эрудит находит немного глупой симпатии и выдавливает из себя слабую улыбку, а потом неловко шутит про то, что он не кролик и ему нужно время, потому что не знает, о чем нужно разговаривать, когда меньше пяти минут назад твой член побывал в чьей-то заднице. Они незаметно для себя начинают угадывать друг друга по шагам и дыханию. Четыре дышит тихо, а ходит почти бесшумно, потому что, Эрик знает, привык быть незаметным. Но предатель все равно умудряется развернуться, когда парень приближается к нему со спины. Эрик дышит тихо, но рывками, он медленно вдыхает и резко выдыхает, а походка у него шумная, он громко отбивает каблуками дробь, но когда захочет, то становится тише мыши. Четыре знает, что Эрик любит подкрадываться к нему, потому что его заводит эффект внезапности, когда можно прижать еще расслабленное тело к стене, а потом оставлять красные пятнышки засосов на шее и чувствовать, как мышцы напрягаются под руками. Пол бесстрашия шепчется о том, что они влюблены и встречаются, потому что замечают, как дыхание у Четыре сбивается, когда рядом Эрик, потому что видят, как тренер неофитов провожает одну из верхушек влюбленным щенячьим взглядом, моля его развернуться хотя бы на мгновение и улыбнуться. Другая половина смеется над первой и говорит, что между ними ничего, кроме хорошего грубого секса, потому что уж они-то видят, как Эрик проводит жадным взглядом пятую точку Четыре, как его кулаки сжимаются, когда он наблюдает за тем, как Тобиас облизывает ложку. Но лишь немногие из обоих лагерей, на которые разделилась фракция в тихих спорах о том, что творится между давними врагами, понимают, что все куда запутаннее, чем влюбленность Четыре и похоть Эрика. Эрик смеется над со-фракционниками, потому что те думают, что шепчут очень тихо и подглядывают незаметно, а наедине он переворачивает мебель в своем жилище и беззвучно кричит, выдирая пирсинг из тела. Эрик ненавидит то, что должно было быть простым трахом, а переросло во что-то, что он никогда не поймет. Эрудит любить не умеет никого, кроме себя, а уж Тобиаса любить он подавно не хочет даже и начинать. Поэтому, когда они снова встречаются, он вдалбливает его в стену, кусает плечо до крови и сжимает бока до синяков, потому что вот так он доказывает всем: себе, Четыре, безмозглым бесстрашным, — что он ничего не чувствует. Четыре ничего не говорит тем, с кем делит один лагерь. Он опускает глаза и не обращает внимания на то, как его провожают любопытными взглядами, и старается не замечать, что шум в столовой тут же утихает, сливаясь в хор шепотов, поскольку все тут же бросаются обсуждать его. Его и Эрика. Их. А в своей квартире он забивается в угол, прижимает колени к груди, обнимает их руками и покачивается из стороны в сторону. Тобиас не плачет, но давится воздухом, когда пытается вдохнуть, а горло сдавливает. Сухари любить умеют всех, но только не себя, и по какой-то причине он решил влюбиться в того, кто еще больший сухарь, чем он. Поэтому, когда он седлает бедра Эрика, царапает до крови его грудь и плечи, принимает до самого конца, до проклятых звездочек в глазах, Четыре думает о том, как же он ненавидит этого ублюдка, как же ему хочется, чтобы он сдох, потому что вот так Итан доказывает себе, что ему достаточно того, что они уже имеют. Но в какой-то момент оба ломаются. Эрик смертельно устает просто хотеть, а Четыре — ненавидеть. Эрик толкает его к стене в коридоре, где любой может их увидеть, а потом рассказать всем, что только что стал свидетелем влюбленности/похоти самой обсуждаемой не-парочки Бесстрашия. Эрик засовывает пальцы одной руки под ремень, пальцами другой забирается под футболку и выкручивает сосок. Эрик целует грубо, смешивая слюну, вылизывая рот. Эрик кусает за язык и тянет на себя, наслаждаясь несдержанным стоном, когда рука забирается глубже в штаны и поглаживает член через ткань белья. Эрик трахает его рот языком и дрочит прямо посреди освещенного коридора, и от этого дрожат и подгибаются колени. Четыре послушно откидывает голову назад и прижимается еще ближе, так, что между ними остаются только препятствия в виде ткани и ладони, сжатой вокруг его плоти. Четыре не стесняется и не скрывается, он стонет громко и пошло, когда твердый сосок накрывает горячий рот, мокрый язычок обводит его по кругу, а затем острые зубы прикусывают. Четыре нравится, когда грубо, когда без ласк, когда по-животному, но когда он толкается в рот Эрика в последний раз и заполняет его глотку своей спермой посреди, господибоже, коридора, Четыре думает о том, что он смертельно устал от этих «неожиданных» встреч. Четыре нравится, когда Эрик берет его сзади, но ему также хочется, чтобы тот хоть раз обнял его со спины, прижимаясь своей грудью. Если Эрик предлагает себя, то Четыре ликует, но ему так хочется хоть разок войти не со спины, поймать чужой взгляд, а после оргазма развалиться у любовника на груди и обвить его всеми руками и ногами. И Эрик у его ног закрывает глаза, глотая солоноватое семя, спускает, даже не прикоснувшись к себе, прямо в штаны, как пятнадцатилетний мальчишка, и впервые думает о том, что смертельно устал спать с Четыре в пошлом смысле этого слова. И впервые задумывается о том, что было бы интересно действительно поспать с ним, может, перед этим даже не делать ничего из того, что они уже творили в его постели. Эрудит приваливается спиной к стене, пока отреченный завязывает веревки на штанах. Он поворачивает голову и разглядывает профиль Сухаря, когда тот резко поворачивается и вопросительно приподнимает брови: Эрик никогда не смотрел на него после минета. Он вообще на него редко смотрел. Блондин пожимает плечами и как бы невзначай бросает: — Ненавижу тебя. Тобиас наклоняется вперед и осторожно касается чужих губ в слишком целомудренном поцелуе после того, чем они только что занимались. И радуется, как ребенок конфетке, когда его не отталкивают. — А я хочу тебя. И оба знают, что что-то это да значит. Очень многое, если честно, потому что Эрик никогда не целовал его и уж точно не позволял целовать себя.