Личное время

Линц запер дверь на задвижку: гостей он не ждал и рассчитывал лечь пораньше. Завтра новый трудовой день, но сейчас можно спокойно отдохнуть, и если ничего не случится… Не случится, вспомнил Линц и улыбнулся. Его работа – не бог весть что, но хороша хоть тем, что укладывается в расписание. Никто больше никогда не отменит личное время: ни враг, ни командир. Линц сел за столик, включил лампу и достал альбом и карандаши в деревянной коробочке. Погладил белые гладкие страницы, перекатил в пальцах медово-золотистый стерженек, пахнущий деревом. Красиво. И стоит в общей сложности как бутылка хорошего коньяку, который, кстати говоря, любой нормальный человек купил бы с первой получки. Но кто, где и когда видел нормального розенриттера? Белая бумага манила, звала провести тонким карандашом первую черту. Первую черту чего? Раньше Линц всегда знал, когда начинал рисовать, что запечатлеет на листе. И листы были другие, не альбомные, а блокнотные: желтоватые, маленькие, иногда даже в клетку, а то и в линию – на таких было особенно удобно рассчитывать пропорции. Что делать с таким большим пространством, Линц не знал. Со временем тоже. Раньше он рисовал урывками, но всегда втайне помнил, что хочет что-то поймать на кончик обгрызенного, источенного карандаша. То, что он видел и слышал, обжигало глаза – снаружи или изнутри – и застревало в сознании намертво, а потом торчало, как заноза, пока карандаш не освобождал Линца, выпустив помеху на лист бумаги. Впечатления мирной жизни скользили мимо взгляда и мимо мозга, ничего за собой не оставляя, ничего не рождая. Комм противно заверещал, и Линц вздрогнул. Нетвердой рукой он нажал на кнопку. - Привет, Каспер, - услышал он голос Дасти, - я смотрю, ты за работой. У тебя есть камера? - Привет, - отозвался Линц, - да так… камеры нет. На комм и без того ушло немало денег – почти все подкожные запасы. На камеру надо было еще накопить, а Линц все равно не ожидал, что ему будут часто звонить. - Тогда я сейчас свою выключу, - на фоне голоса что-то щелкнуло. - У нас тут боевая тревога, - продолжал Дасти. – Карикатурист вывихнул руку. - Бедный, - посочувствовал Линц. - Бедная будет наша газета, и особенно я, если к моему материалу не будет карикатуры. Редактор так и сказал: не найдешь никого – статьи в номере не увидишь. Велено было найти подходящего художника. Ты не знаешь, кто бы это мог быть. - Возможно, и знаю. А у вас своих никого нет? – спросил Линц с тенью интереса. - Свои есть, но побаиваются. Тема-то скользкая. - Почему скользкая? - Я написал о некоторых политиках… конечно, не называя имен, - Линц представил, как Дасти смущенно и хитро улыбается, - которые раньше расхваливали демократию и республику, а теперь перекрашиваются в монархистов. У Линца перед глазами встала картина: некое существо, одетое по моде автономии, любуется на свое отражение в зеркале, наряженное в сюртук и шейный платок. Если еще придать тень сходства с тем невесть откуда вынырнувшим политиком… - Короче, когда вам нужно? - Завтра ближе к вечеру уже верстка. Мы и так тянули до последнего. Может, ты успеешь нарисовать в течение дня? - Завтра? - Линц вспомнил, сколько времени искал нынешнее место и как начальник помешан на дисциплине – куда там армейским. – Нет, завтра не выйдет. Могу сегодня. Куда к тебе подъехать? Дасти назвал адрес и отключился. Линц встал и неспешно, но уверенно и быстро стал собираться. Враг не отнимет личное время, командир тоже. А друг… другу отдашь сам. И даже с радостью.