Утро добрым бывает. Кричард.
- Крис, - раздался голос Рикки прямо над ухом, - Крис. - Что, Рикки? - сонно протянул Церулли, переворачиваясь с живота на спину и разминая плечи, - Что случилось? Олсон лежал на животе и нависал над Крисом, облокотившись на матрас и чуть приподнявшись. - Надо вставать. У нас через два часа интервью, - с этими словами он собирался подняться с постели, как его обхватили длинные руки и затащили обратно, прижимая к себе. - Два часа – это целых два часа. Ехать туда не так долго, так что нам не обязательно вставать прямо сейчас, - все еще находясь в полудреме и с каким-то наслаждением водя носом по вечно спутанным волосам парня, пробормотал тот. - Я бы вообще туда не ходил, - между прочим добавил Рикки, после чего Криса, чуть потрепав, вырвало из той сладкой полудремы – он вспомнил, что на интервью придется отвечать на такие до невозможности типичные и однообразные вопросы, придется надевать какую-нибудь очередную маску личности и, что важнее всего, придется выбираться за пределы их с Олсоном маленького мирка и этой теплой постели. Ему однозначно не нравилась идея, с самого начала, но их менеджер был неумолим. Поэтому выбора, как такого, у этих двух парней не наблюдалось. - Иди сюда, - фыркнул Кристофер и усадил на себя Рикки, положив руки ему на талию и с удовольствием подметив забродившую по лицу любовника ухмылку. Тот положил руки мужчине на грудь и начал плавно двигаться назад-вперед, не снимая нижнего белья, не предпринимая каких-либо действий еще. Крис откинул голову назад, но продолжил наблюдать за Олсоном из-под полуприкрытых век и с косой ухмылкой на губах. Это было чертовски приятно – подобное вполне может идти наравне с взаимной дрочкой. Рикки тихо выдохнул в полустоне и, облизав губы, прикусил одно кольцо пирсинга. Церулли не понимал выражения «Утро добрым не бывает». Бывает, и еще как – когда рядом любимый всем сердцем человек, утро может превратиться в небывалый рай.Спасение. Кэшби.
Остин лежит, окутанный дремой. Он не в больничной палате, его тело не окутывают множество проводов, в его голове нет огромного роя мыслей о том, что он является сосудом синдрома Марфана. Нет, это все не его правда, не его реальность. На самом деле он где-то далеко, среди пестрящих огней, в кругу близких людей, слушает завывания The Doors. Полусонные размышления том, не сгорит ли зефир, находясь слишком уж долго над огнем костра, прерывает тихий, но такой чертовски желанный голос. Он вырывает из той самой дремы, заставляя устало приоткрыть красные глаза и повернуть голову в сторону. - Остин? - имя было произнесено так тихо, что Карлайл подивился себе – как он его расслышал-то? - Я не сплю, не волнуйся, - ожидаемо, его же голос оказался хриплым от продолжительного молчания. Не то, чтобы к нему никто не приходил, и говорить было не с кем, нет, вовсе нет. Приходило множество людей, но у Остина не было никакого желания тратить силы на разговоры. Он любил их, безусловно, этих людей, которые так сильно волнуются за него, но тяги к болтовне не было. Сейчас же парень готов говорить, готов рассказывать, готов с благоговением выдыхать теплое «Алан». - Я боялся, что разбужу тебя. Ты ведь правда не спал? - рыжая принцесса, как любит звать его огромное количество народа, но в особенности – сам Остин, отошла от проема белой двери и села на край больничной койки. - Правда, это самая настоящая правда. Слово скаута, - поддерживая свою галименькую шуточку, парень перетащил руку себе на грудь, к сердцу. Воцарилось молчание, но оно не сумело никого здесь напрячь, даже слабая улыбка Остина не сходила с лица. - Я люблю тебя, - надрывно, словно только что что-то оторвал от своего сердца, но при этом по-мужски твердо сказал Эшби, перебирая в руках ткань простыни и не сводя с нее взгляда. Они оба любили проводить время вместе и далеко не исключительно за стаканом пива в ближайшем баре. Они любили вместе лежать на диване и читать – не важно, что и кто читал, важно, что они делали это вместе, параллельно перекидывая друг другу словесные странные заметки о прочитанном. Они смотрели фильмы ужасов, которые обоих могли напугать лишь своими неожиданными моментами. Они вместе ходили к врачу, когда болезнь Карлайла обострялась. Но никто и никогда не говорил этих слов, эти простые три, мать его, слова. Любовь не выражается в сексе, в пошлых намеках, в частых глубоких поцелуях – это все страсть. Не любовь и никак ею являться не может. Может быть частью любви, разве что, ее сопутствующей частью. И эта фраза не была произнесена не потому, что она не имела место быть здесь правдивой, и нечто являлось лишь той «сопутствующей частью», а потому, что она не требовалась, являлась лишь очевидной формальностью – фразой. Зачем фраза, когда тебя трепетно целуют в висок и передают с утра горячую чашку кофе, терпкого, именно такого, какой любишь ты? Сейчас же… Сейчас же она была нужна. Остину требовалась поддержка. Да, он улыбался на камеру и на глаза близким, да, он показывал всю свою напускную силу, но это было ничем. Внутри ему страшно, больно. И эта фраза, возможно, только что спасла жизнь. Поэтому Остин обхватывает чужие руки, все еще нервно дергающие белую ткань, и чуть сжимает в своих больших ладонях. Улыбается не губами, но глазами, и до того тепло, что Алан резко выдыхает, лишая легких воздуха, и тянется к тем обездвиженным губам. - Я тоже тебя люблю, - на расстоянии в пару миллиметров выдыхает Карлайл и ощущает спасительный поцелуй.О заменах. Брюсноп.
Джеффа нет уже несколько часов, а до выхода на сцену еще… да они уже минут двадцать как должны были быть на сцене. Но Джорджа нет, а без гитариста им выйти так и не удастся. Как вы представляете выступление хард-рок группы с одной бас-гитарой? Это, безусловно, невозможно, и Дэнни злобно рычит себе по нос, с силой дергая себя за спутанные рыжие волосы. Ирония, обычно это он так запарывал концерты. Уорсноп подходит к одному из организаторов - или же это техник, он не знает - и спрашивает, есть ли рядом какой-нибудь гитарист, более или менее дельный и способный заменить уехавшего за выпивкой Джеффа. Тот, судя по всему, все же оказывается техником и мямлит что-то неразборчивое, отдаленно схожее с «Я не уверен, может быть, не знаю». Но он его уже не слушает, потому что с приоткрытым ртом наблюдает, как дверь распахивается и в помещение вбегает Бен. Он пытается отдышаться и одновременно репетировать на воздушной гитаре что-то. Что-то, так схожее с музыкой We Are Harlot. - Что… Какого черта ты здесь делаешь? - удивленно выдыхает Уорсноп. - Неважно, пошли на сцену. И помни, ты и твой сраный Джефф будете мне должны, - он идет по направлению к небольшой лесенке, по пути хватая Дэнни за рукав и кивая Бруно с Брайаном. Когда публика понимает, что на сцене Бен – начинается неимоверный ор, смешанный с надрывным визжанием и даже какими-то редкими, но аплодисментами. Дэнни скромно извиняется за то, что Джорджа придется подменить на этом концерте, и начинает петь, про себя подмечая, что это будет один из самых необычных и, о Боги, трепетных концертов в его жизни. Время идет, песни исполняются и ничего особенного не происходит. Дэнни задумывался, как бы отреагировала публика, если бы он начал также как и раньше заигрывать с Беном. Хотя, нет, он нихуя об этом не думал – ему откровенно срать на это. Но он задумывался о том, как бы отреагировал сам Бен. Послал бы нахуй, бросая гитару и проваливая со сцены, или просто сделал пару шагов в сторону, уходя от ненавязчивых прикосновений? И вместо того, чтобы засорять голову этим дерьмом дальше, Дэнни начал действовать. - I’m losing my self control falling in lust you know our bodies entwined I think you might be the one tonight, - каждая строчка – шаг к Бену, каждый шаг – пауза в сердцебиении Дэнни. Он замечает настороженный взгляд Агра, но поспешно игнорирует его и нежно проводит рукой по щеке Бена. У того чуть приоткрыт рот от нехватки воздуха, так как на сцене они уже около получаса, влажные волосы облепили лицо. Он странно - ни то тоже настороженно, ни то недовольно, ни то так театрально-медленно вопрошая взглядом «Что ты делаешь?» - посмотрел на вокалиста, пытаясь параллельно не сбиться с по-быстрому выученной гитарной партии. - I wanna run my tongue across you body, - прижимается сзади, обхватывая рукой поперек груди и вжимаясь лицом в шею - удивительно, как он смог продолжать внятно петь -, - Tell me, want you run your fingers through my hair, - Бен выдыхает, и на его лице, наконец-то, появляется слабая, но искренняя улыбка, - Let’s let our heartbeats do the talking, - Дэнни так по-собачьи и совершенно не сексуально, но мило трется носом о потную шею, - Just say the word and I’ll take you there. И когда он произнес последнее слово этого куплета, то чуть отошел в сторону, чтобы можно было запечатать поцелуй в краешке улыбающихся губ, слишком долгий для дружественного, слишком извиняющийся для запоздалого прощения и слишком трепетный для того, кого никто не парит. Затем Дэнни резко развернулся и пошел в другую часть сцены, продолжая свою песню, но уже не вкладывая так много мыслей в строчки. И поэтому он не смог увидеть, как Брюс вновь приоткрыл рот в немом удивлении и, кажется, неимоверном облегчении, провожая парня взглядом, почти влюбленным взглядом. Хотя, почему почти?***
Джефф бежал, так быстро, как ему позволял его не особо спортивный и здоровый образ жизни. Он опоздал минут на пятьдесят, может чуть меньше, и очень волновался, на самом деле. По дороге он сумел увидеть Джеймса с Сэмом из Александрии, которые кричали уходящему Кэмерону что-то вроде «И не забудь про джин!» и почему-то сидели у друг друга на коленях. Парень не стал вдаваться в размышления о том, что они здесь делают, и распахнул дверь, ведущую в закулисье и дальше, к сцене. Сделал пару шагов по лестнице, задаваясь вопросом: как они выступают, без него и его гитары? И замер. Замер на месте, надеясь, что никто из фанатов его не видит, потому что, скорее всего, это выглядит очень глупо: он, со своим открытым ртом и не менее широко открытыми глазами, над которыми нависают нахмуренный брови. Дэнни обнимает Бена - Бена! -, а затем целует его. На сцене. Завывая строчки из их, We Are Harlot, песни. Парень медленно сделал шаги назад, удивляясь, как не грохнулся вниз с этой лесенки, и сел на потрепанный жизнью диван. Его заменили. Или он был заменой?Космос на ребрах. Сэймс.
Сэм с Джеймсом частенько выбираются вместе. Они хорошо поладили, и Джеймс был первым - после, конечно, отца-Бена -, кто принял Беттли в семью Asking Alexandria и при этом сделал это очень тепло. И, таким образом, еще с тех далеких времен, между ними затесались не менее теплые отношения, которые до сих пор поддерживаются и продолжают развиваться. В общем, и сейчас они сидят в одном из местных баров, оформленных в рок-стиле. На стенах висят виниловые диски, гитары, разнообразные фотографии с концертов в больших рамках и много-много прочего. Все в типичных коричневато-зеленых тонах, изредка мелькает ало-бордовый, но все вместе и впрямь придает месту уютную атмосферу. И потому, ни то из-за нее, ни то из-за чего-то еще, но Касселлс на пару с Беттли решили, что сегодня напиваться не будут – просто возьмут стакан-другой пива и поговорят. По крайней мере, последний час так и проходит. Когда Сэм пошел в туалет, Джеймс не удержал в себе парочку шуточек о том, что у рыжего слабый мочевой пузырь. Ответом же ему стали фак и смешки, кинутые вполоборота. Когда Сэм скрылся за поворотом к двери туалета, Джеймс и тогда не смог убрать со своего лица глупую улыбку. Он уставился в стакан и начал медленно передвигать его, чуть толкая, от ладони к ладони. Идиллию момента ожидания разрушило истошно-алкогольное дыхание сбоку и чужая рука на плече, что все же заставило Джеймса убрать свою счастливую улыбку и спрятать ее подальше, глубже в себя, чтобы сохранить для одного близкого человека, который вот-вот вернется. - Ты, - язык у него заплетался не так сильно, как от него пахло – возможно, этот мужчина выпил и не так много, - чего так лыбишься? Педик, что ли? Вы педики, да? На его же лице бродила опасная ухмылка, а само лицо было непозволительно близко. Один лишь взгляд, одно лишь прикосновение, один лишь вдох – а этот человек казался Касселлсу уже чертовски омерзительным, не стоит и говорить о последующей его фразе. - Пошел нахуй, - окидывая взглядом а ля «Ну и дерьмо», сказал Джеймс, скидывая чужую руку со своего плеча. Потом он пожалеет, что все так завязалось, но это только потом, о чем вы – зачем вообще надо думать о последствиях? - Что ты только что мне сказал, ублюдок? - рыкнул неназванный мужчина и переминулся с ноги на ногу, словно был готов уже врезать с силой по виску – так оно, скорее всего, и было. - Что, мать его, слышал, - ощущая неприятную напряженность, он поднялся с места, чтобы быть поровень - и даже чуть выше - своего «соперника». - Да ты, судя по всему, тот еще педик, - парень закусывает губу и окидывает взглядом Джеймса, - Дашь за двадцатку? - Блять, пошел нахуй, мудак, - Касселлс показывает фак и делает шаг вперед, сталкиваясь грудью с этим «мудаком». - Еще раз скажи, - ухмылка исчезает окончательно и Джеймс почти буквально чувствует, как у того чешутся кулаки – он сам это ощущает. - На-хуй те-бя, - выдыхает в последний раз Джеймс и пока тот только начинает заносить руку для удара по ребрам, первый хватает за грудники одной рукой, а другой бьет в нос. Завязалась драка. Она начиналась никчемно, один назвал другого педиком, тот послал его – казалось бы, из-за чего разводить кровавую бойню? Но они смогли – после еще нескольких ударов у незнакомца все же был сломан нос, а Джеймс чувствовал, как по щеке от скулы стекает несколько тяжелых капель крови, а ребра так нещадно болели, что он был готов в первую свободную минуту ринуться в больницу. Так как бар находился в заднице этого и без того не больно крупного города, никто и не думал разнимать их, вызывать охрану - потому что ее тут вообще не было - или копов. Это было шоу и те редкие выпиваки, сидящие здесь, лишь время от времени выкрикивали что-то в поддержку «своего победителя». И только Сэм, который, наконец-то, вышел из туалета, бросился в эту драку. Пока он отдирал незнакомца от Джеймса, параллельно изрядно избивая, то расслышал слабые, не такие смелые крики от какой-то кучки пьяниц в углу о том, что «А вот и его парень прибежал!». Но он удачно проигнорировал их, отталкивая незнакомого парня на пару шагов назад и, положив руку Касселлсу на грудь, придерживая того подальше и не позволяя вновь влезть. - Что тут, блять, происходит? - шипит он, угрожающе глядя на мужчину напротив. - Твоему педику не понравилось то, что его называют педиком, - фыркнули в ответ, прижимая одну руку к опухшему глазу, а другой вытирая кровавый подтек на губе, - Но мне похуй на вас, сраные любители подолбиться в зад. Его голос был чуть надрывным, что выдавало с головой страх получить еще от этих двух парней, и он прохромал к своему столу, за которым мгновенно началось громкое перешептывание. У него, судя по всему, дерьмо, а не друзья, раз те не влезли также как это сделал Сэм. Показывая на прощания факи, Беттли кинул несколько купюр бармену, обхватил Джеймса за талию, сделав это максимально аккуратно и пытаясь не тронуть ребра, и они направились к выходу.***
- Вот нахуя ты лез в драку? - отпирая ключом дверь, задал вопрос - ни то риторический, ни то не особо - Джеймсу. - Никуда я не лез, иди к черту. Этот мудак сам на меня бросился. Долбоеб какой-то, - выдохнул тот и вошел в квартиру, тут же отправляясь к ванной, чтобы раздеться и обработать ссадины. Сэм же вначале заглянул на кухню за льдом и только потом последовал за ним. Войдя в ванную, он наткнулся на узкачи, валяющиеся на полу, и Джемйса, который пытался стянуть с себя футболку, но не мог это сделать из-за ноющих ребер и в итоге выкручивался очень странным образом. - Хэй, стой, - он отложил пакет со льдом в раковину и подошел к Касселлсу, - Отпусти. Он мягко вытащил темную ткань из тонких пальцев и, дождавшись момента, когда тот мирно встанет, стянул с него эту многострадальную футболку с V-образным вырезом и подпорченную кровавыми подтеками. И не смог удержать в себе ужаснувшегося выдоха: вся грудь покрывалась космическими отметинами, где-то более темными и даже с алыми ссадинами, а где-то еще лишь чуть покрасневшими. - Твою мать, - буквально выплюнул Сэм и тут же схватил пакет со льдом, аккуратно прикладывая его к ребрам Джеймса и оказываясь в сантиметрах десяти-двадцати от того. Джеймс же, в свою очередь, лишь резко выдохнул и положил голову на плечо Беттли, смешно стукнувшись лбом. - Черт, и хуево, и прекрасно одновременно, - прогнусавил он и не заметил, как перенес руки к Сэму на талию, приобнимая; хотя, нет – все он заметил, - Знаешь что. Тот долбоеб прав. Сэм молчал, чуть повернув голову в сторону и касаясь носом темных волос. - Я педик. Твой педик, - руки зашевелились и поползли дальше по талии, скатываясь к пояснице и сцепляясь там в замок, - Люблю тебя. Беттли продолжал молчать и лишь спустя десяток с лишним секунд запечатал долгий поцелуй на щеке, под разбитой скулой. - Я тебя тоже.