Из этого «не ок»

Когда с Покилем не получилось, Ёхан пьет. Точнее, когда с Покилем в очередной раз не получилось, Ёхан пьет. Просто пьет. Спокойно. Выпивает. Алкогольные истерики – это про девочек. Или про мальчиков, у которых только впервые не вышло ничего хорошего. А если бить все время в одну точку, то рано или поздно чувствительность пропадет. Поэтому – ничего хорошего не вышло, но Ёхану не больно. Ему никак. Кто бы сказал, что выйдет что-то хорошее, когда Покиль предложил поцеловать его за баром в кофейне Сонджуна, куда они пришли посидеть ночью, потому что у Покиля есть ключи и разрешение подворовывать в разумных пределах. О том, что выходит за пределы разумного, промолчат стены. Ясно же было сразу, что не выйдет ничего хорошего, но сначала было хорошо, очень, как бывает с Покилем. Адреналиново. На чужой территории, где запах новой мебели смешался с запахом новой кожи от куртки Ёхана, и Покиля от этого тащило не меньше, чем может тащить от запаха новой тачки. Абсолютно ничего святого. Ни у кого. Но потом было тоже хорошо. Покиль оставался ночевать у Ёхана, не раз и не два, и они спали. Точнее, не спали, не раз и не два. А потом Покиль исчез. Испарился. Как отпечатки ладоней с холодной поверхности стола, как ночной шепот в первых проблесках рассвета. Растаял. Очень не поэтично – этот сучок перестал отвечать на вызовы и съебался, не объясняя причин, которые никому не нужно объяснять. А зачем – ясно же было сразу. Что потом он объявится в соцсетях Сонджуна. На работе Сонджуна. На переднем сидении новой, пахнущей дорогой кожей, тачки Сонджуна. На члене Сонджуна, в конце концов, объявится. Просто есть такие истории, которые длятся годами, и люди как будто не хотят найти выход. Как будто они хотят потом сидеть, глядя в одну точку, и просто дальше пить пиво. Ёхан хотел дальше пить пиво, но пора было на выход – проветриться в ночи. Его ждал для этого дела Чонмун. Ёхан накинул куртку. Запах кожи еще даже не успел выветриться. Так недавно все это было. - Нда-а… алкоголь еще даже не успел выветриться, - тянет Чонмун, потому что Ёхан приходит к нему уже датый. - Это – это… с нашей прошлой встречи еще, - Ёхан сразу улыбается и смотрит на Чонмуна немного виновато даже, поднимая взгляд из под лба. - После этой только кофе останется. Американо хочу – жуть, - говорит Чонмун и показывает рукой, мол, шевелись давай. - Как скажешь, - говорит Ёхан и ему становится легче. Вообще как-то легче от того, что Чонмун не обижается, и просто проведенное с ним время – легче, независимо от тяжести вчерашнего дня, или независимо от тяжести принятого алкоголя и тяжести пьяной головы после того, как поставил айфон на пол метро, установил таймер, и теперь надо разогнуться, войти в кадр и принять художественную позу. И независимо от тяжести пьяного тела. Да, Чонмуну тоже всегда легко с Ёханом, даже если нужно его пьяного практически на себе дотянуть до кровати. Вообще легче хотя бы видеть, что с Ёханом происходит прямо сейчас, чем знать что это с ним все равно происходит, но где-то там. Ёхану – ему просто легче, ему не хорошо. Ему нехорошо. Не ок. Чонмуну тоже бывает не ок, но он выезжает из этого состояния так, будто только отчасти живет в этом мире, а большую часть времени – в собственном мире, где все, видимо, ок. «Ну я же это – это… Джейслоу в сы-ы-ыл-ло-о-оу во-о-орл-л-лд», - он замедляет речь и понижает голос, с подчеркнутой артикуляцией изображая слоу-моушн. Но на самом деле, Чонмун не медленный. Просто взвешенный. И обо всем уже подумал, о чем Ёхан еще не успел даже задуматься. И успел подумать, что быть в роли «трахатель-утешитель» – будет вообще не ок. И о том, что но есть шанс, что потом разрулится из этого «не ок» как-нибудь – в его мире это определенно так и было бы. И поэтому он наконец пробует поцеловать Ёхана, когда в другой раз они перехватывают по бутылочке у Чонмуна дома. И его заход как-то так удается, как будто это ок. Как будто ок, что Ёхан уже на спине и раздвигает колени, будто у них нет оснований тормозить, будто наутро никто из них не пожалеет, что они трахались этой ночью, будто не случится так, что наутро Чонмун проснется один. Наутро Ёхан просыпается один. В чужой квартире, в чужой кровати, совершенно разнеженный и совершенно один. Он осматривается, умывается и тянется к холодильнику глотнуть водички – как-то сушит. На вызовы Чонмун не отвечает. В зоне. Трубку не берет. Есть Ёхану не хочется. Может и хочется, но теперь не то, чтобы хотелось. Скорее, ему просто никак, поэтому он потихоньку собирается, как будто выжидая, но не дожидается, и, выходя, просто проверяет, чтобы дверь действительно закрылась. Он спускается по лестнице и выходит на залитую солнцем улицу. И видит там – и понимает, что видит там Чонмуна, который практикуется на своем BMX – и отлично, кстати, смотрится – в небольшом сквере у дома. И вот он рюкзак Чонмуна на скамейке, и надо полагать, нихрена не слышно, что оттуда телефон звонил и не дозвонился. Чонмун замечает Ёхана, когда тот закуривает возле подъезда. Он собирает свое барахло и идет к Ёхану, пока тот курит и смотрит. Смотрит, как будто никак не смотрит. Прислонив велик к стене, Чонмун показывает, мол, мне тоже сигарету дай. Получает сигарету, и следом – зажженную зажигалку. Он прикуривает, и Ёхану заметно, что на самом деле Чонмун улыбается, когда прикуривает. Чонмуну ок. Ёхан прокашливается, чтобы разморозить паузу, и Чонмун говорит: - Это, может, это… зайдешь? И от этого весьма забавного при учете всех обстоятельств приглашения Ёхану становится легче. - У тебя еды-то, наверное, нет, - отзывается Ёхан. - А ты все сожрал что ли? На этот вопрос Ёхан только выдыхает дым, так пффф, будто это он не смеется. Ему становится как-то тотально легче. Как-то так, будто действительно существует это состояние – когда всё ок.