Только по праздникам.

"Люблю тебя, Нанасе, придурок!" гласила записка из печенья с предсказанием, которое Харуке вручил Рин на Хеллоуин. Харука, вроде как, никакого костюма не готовил, потому и сладкого, наверное, получать не должен был, но Мацуока завалился к нему и со словами "ты снова в ванне, сойдешь за русалку" всучил злосчастную печеньку. Харука был шокирован до глубины души. Аж моргнул от удивления. И честно был озадачен этим вопросом еще целых два дня, но никаким поползновениям от друга, кроме как "подкачайся до наших следующих соревнований", больше не подвергался. И все бы ничего, да только на Рождество вместе с парой шерстяных варежек Харука получил нежный поцелуй сначала в ладонь, затем в каждый палец отдельно, после чего Рин еще долго сжимал его руки и вновь сбивчиво признавался. Правда, на следующий день снова вел себя как ни в чем не бывало. В День Сурка семья почему-то вручила Рину торт со свечками и забрала гулять, так что отметить вместе не вышло. На День Святого Валентина Харуке досталась коробка кривых, но вкусных самодельных конфет. И, что ему понравилось даже больше, - полноценный поцелуй в губы. Сочный, долгий и весьма горячий. Поцелуй этот явственно отдавал шоколадом, и это не милая метафора, у Рина были сладкие губы. Потому что на нервах он съел большинство подаренных конфет сам. Хорошо хоть обертки снял. День Кошки впервые прошел для Нанасе памятно. Не то что бы он в этот день видел хоть одного представителя семейства кошачьих, но к нему тогда пришел Рин, приготовил какао и долго, крепко обнимал, усыпая щеки мелкими поцелуями. И когда Харука уж вконец разомлел, Рин вдруг отчего-то покраснел и слишком поспешно ретировался. День Детей пришелся в аккурат на один из школьных тестов в старшей Самезука, так что когда Харука встретил друга у ворот школы, тот был уставший и спешил еще по своим капитанским делам. Конечно, свой ласковый поцелуй он получил, но тот получился смазанным и слишком коротким. Жаль, что у них не принято отмечать Хануку и первомай, так, гляди, дело пошло бы быстрее. Харука не совсем понял, в чем прикол и почему Мацуока признается ему в любви лишь по праздникам, а в остальные дни любит только плавать. Надо признать, его это даже несколько озадачило. *** Июнь выдался отвратительно жарким. И тем не менее, в этом году у Харуки есть заботы поважнее причащения к любому водоему, какой только можно найти. Сегодня 29 число, а это значит, что завтра у Харуки день рождения. А это вам не какой-нибудь поки-дей. Завтра Харуке положено получать подарки. На следующий день парень просыпается, охваченный легким нетерпением, что для него нехарактерно. Принимает поздравления от родителей, затем от друзей, привычно отказывается от подарка Макото (на этот раз им должен был стать рыжий котенок, странно, обычно они были белыми), и начинает ждать вечера. Рин обещал зайти. И Мацуока выполняет обещание. Харука даже успевает подойти к двери раньше матери. На пороге мнется Рин, теребя в руках яркий сверток с бантиком. До комнаты Харуки они доходят молча, а как только закрывается дверь, тут же начинают жарко, пылко целоваться. Харука понимает, что, оказывается, очень ждал весь день именно этого. Придавив Рина к стене, он крепко обнимает и прижимает к себе. Пестрый сверток мнется и падает на пол, становится нечем дышать, но вовсе не из-за градусов за окном. Мацуока отзывчивый и гибкий, так приятно ощущается в руках. Харука прикрывает глаза и чувствует, как мягкой волной по телу разливается тепло. У этого тепла запах и привкус Рина. И чувствуется оно так же ярко, как острые зубы, покусывающие сейчас его нижнюю губу. Только Рин почему-то вдруг становится пунцовым, что-то невнятно бормочет и пытается вырваться. Харука хмурится - ему это не нравится, он не хочет останавливаться и отпускать. Потому лишь сильнее прижимает слабо сопротивляющегося Мацуоку к стене, после чего с легким удивлением обнаруживает, в чем было дело. Шорты Рина топорщатся и твердое упирается Харуке в бедро. Он смотрит вниз и тянется рукой, касается и поглаживает, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям. Это странно. Но Рин, ахнув, запрокидывает голову, хватая ртом воздух. Харуке очень нравится наблюдать, как сводятся к переносице его брови, как горят его щеки и лихорадочно блестят глаза. Потому Нанасе лишь плотнее обхватывает все еще спрятанный тканью член и начинает осторожно его ласкать, пытаясь не сделать больно. - Н-нет, Хару, не надо... так... - преодолевая дрожь, давит из себя Рин, но какой смысл слушать, если он сам подается бедрами навстречу. Харука еще раз внимательно рассматривает лицо Рина, впитывая такую яркую, такую живую реакцию. Облизав пересохшие губы, он наклоняется и прикусывает еще не успевшее загореть плечо, целует и снова несильно кусает. Рин будто пьянит, его хочется съесть. - Ох, прекрати, Хару, я же... я ж сейчас уже... - Мацуока упирается ладонями в чужие плечи, пытаясь оттолкнуть, но не успевает отстраниться до того, как захлебнуться собственным стоном. Тело все еще нежится в сладкой истоме и требуется довольно много времени, чтоб перевести дыхание. Когда же он, наконец, приходит в себя, то ощущает пронзительный взгляд потемневших синих глаз, сперва будто ощупывающий его всего, затем впившийся во влажное пятно на шортах. - Нанасе, придурок... - пуще прежнего краснеет Рин и вырывается-таки, направившись в душ. Харука смотрит вслед пристально и вновь облизывает губы. В комнате так жарко, что приходится раздеться. За дверью шумно плещется вода, как обычно, успокаивая Харуку, помогая привести в порядок мысли. Мацуока выходит из ванной мокрый, свежий и в домашней растянутой футболке Хару, которую он оставил там утром. Рин все пытается натянуть ее пониже, стараясь прикрыть бедра, но получается с переменным успехом. - Дай мне хоть штаны какие... - мнется на одном месте Рин, ощущая себя неловко под вновь устремленным на него взглядом, внимательным и, кажется, немного жадным. У Рина красивые ноги. Изгибы мышц и под плавками видно, но сейчас, не скрытые синтетиком ткани, бледные и стройные, но крепкие, они выглядят весьма... аппетитно. - Иди сюда. Ты мне задолжал за День Конституции, - протягивает руку Харука, маня к себе. - Но на День Конституции не делают подарков. - Я знаю. В глазах Рина мерцает странный блеск и он осторожно опускается на кровать. От него пахнет Харукой. Шампунь, гель для душа, футболка. И видеть его здесь, в своей комнате, ощущать его настолько пропитанным собой, настолько близким - это волнительно и невыносимо приятно. Харука решает, что пора с этим всем что-то делать, ибо ждать следующего поцелуя до Танабаты ему совсем не хочется. Он тянет Рина на себя и тот охотно забирается на чужие колени, своими сжав бедра. В растянутый ворот выглядывают острые ключицы, к которым Нанасе тут же приникает губами. У Рина мягкие волосы, влажные, они приятно холодят руку и щекотно мажутся по щекам. У него сладкие губы и прерывистое дыхание. Сколько есть еще подобных мелочей, которых Харука о нем не знает? Желание свести их к минимуму становится непреодолимым, когда Нанасе валит его на кровать, накрывая собственным телом. Футболка задирается, все равно оголяя бедра, которые Рин так старался спрятать. Харука ныряет под нее ладонью, ощупывая крепкие мышцы живота, но ткань все равно мешает. Приходится оторваться, чтоб стянуть столь недавно надетую футболку. У Рина красивое подтянутое тело. Харука наклоняется и лижет темный твердый сосок, оглаживая ладонями грудь по бокам. Не то что бы это вызвало особые впечатления, но Рин так интересно вздернул брови и чуть поджал губы, что захотелось повторить это снова. И еще. Мацуока извивается в его руках, реагирует так откровенно, так чувственно, что это все никак не может оставить Харуку равнодушным. У него давно уже снова стоит и Нанасе чувствует, что сам возбужден не меньше. Он наклоняется и плотно прижимается кожа к коже, чувствуя, как мелкая дрожь растекается до самых кончиков пальцев. Приходится приоткрыть рот в попытке справиться с потяжелевшим дыханием. Рин лежит под ним, расслабленный и напряженный одновременно, нетерпеливо ерзая. Харука подносит к его губам руку, толкаясь в теплое и влажное, Мацуока послушно гладит языком пальцы, прикрыв глаза. Немного удивляется, когда Нанасе отбирает пальцы и велит облизать ладонь, но выполняет и это, ловя густой, насыщенный кайф от ощущения близости. Когда Харуку начинает уже немного потряхивать от переизбытка эмоций и ощущений, он отбирает руку, быстро обхватывая ею оба члена, сжимая их плотно и тесно, шумно выдыхая сквозь зубы. Рин же несдержанно стонет, приходится потянуться и прижаться к его губам, чтоб не шумел слишком. Проглотив пару всхлипов, Мацуока крепко обнимает Харуку за шею, начиная беспорядочно, глубоко целовать, отпуская стоны прямо в чужой рот. Вибрация его голоса щекочет нежную кожу и движения Нанасе становятся все резче, все быстрее, скользя и прижимая. Рина так много, а ощущения столь яркие, что это все с непривычки оглушает, дезориентируя. Но в одном Харука уверен наверняка - Рина хочется вот так держать в своих руках целую вечность, а может, даже немножко больше. Доводить его до истомы, впитывать его тепло, наполняться его близостью, насыщаться его присутствием, наслаждаться его голосом. - Хару... - Рин тянется вперед и обхватывает ладонями чужое лицо, утопая, растворяясь в глубокой синеве. В его собственных, блестящих влагой, глазах отражается так много, что говорить ничего не приходится. - Я знаю. Я тоже, - шепчет Харука, поддевая со щеки соленую капельку и целуя прочерченную ею дорожку. Рин улыбается, обнимая еще крепче, затем выгибается всем телом, трепетно напрягаясь, в груди звенит последний стон, когда он кончает себе на живот. Пару движений спустя следом за ним так же разряжается Нанасе. Они валяются на кровати, тяжело дыша, и Рин уже явно отключается, несмотря на необходимость привести их обоих в порядок. Воздух пахнет потом, раскаленной пылью и чем-то еще таким неуловимым, чего Харука никогда прежде не ощущал в своей комнате. Определенно, это сытое, светлое чувство принес с собой Мацуока. И Харуку радует, что можно не спешить, что теперь все решено и у него будет время разобраться, что же это такое. Есть ведь еще День взятия Бастилии, День десантника, День Моря, День Кофе. Как бы то ни было, проснутся они завтра вместе в одной постели. И, может, этот день не отмечен красным в календаре, но очень чувствуется как праздник.