Что такое любовь?

Что такое любовь? Этот вопрос задала мне Джинни, когда уходила. Я сидел на стуле, который скрипел от каждого моего движения, и орал о том, что люблю её, что не смогу один. Она спросила, а я не знал, что ответить. Те чувства, которые я испытывал к Джинни, казались мне любовью, только вот загвоздка в том, что с её уходом ничего не изменилось. То есть изменилось, конечно – грязные футболки по дому, тарелки, бокалы, нотации Рона, что нужно что-то делать, слёзы Гермионы. Но по сути, внутри меня – ничего. Словно в груди была черная дыра и пусто, однако то же самое я ощущал, пока мы с Джинни встречались. Мне казалось, что так и должно быть. Психолог, которого мне порекомендовала Молли, говорил, что это просто последствие войны. Послевоенный синдром. Умно говорил, с терминами, с расстановками, а я лежал на кожаной кушетке, которая скрипела почти так же, как мой старый стул на Гриммо, и считал хрустальные бусины на люстре. Я злился. На всех. На Рона с Гермионой, потому что они упёрлись и старались сохранить отношения, старались держаться за руки и улыбаться, а потом по очереди аппарировали ко мне и жаловались друг на друга. На Джинни, у которой все очень быстро сложилось, как только мы расстались. Невилл был влюблен в нее ещё с 4 курса и оказалось, что вся эта конфетно-букетная чепуха и прогулки за ручку под луной действует, на нее уж точно. Злился на Молли, потому что она твердила, что я - часть их семьи, а поступки говорили о другом. Я то и дело слышал от неё: "Это семейное дело, Гарри, тебе не понять", даже на поминальные обеды в честь Фреда меня ни разу не позвали, а когда Джинни ушла и стала встречаться с Нэвиллом, Молли естественно встала на её сторону. Я их не виню, просто устал слышать одно и тоже: «Ты должен понять». А мне орать хотелось, что я никому ничего больше не должен. Никому и ничего, блядь! Единственное, чего я боялся, - что злость во мне от Волдеморта. Что часть его плотно и необратимо срослась со мной, и рано или поздно я стану таким же. Но это не всё, что меня беспокоило. На меня не действовали заклинания. Никакие. Моя магия защищала меня настолько, что даже Авада отскакивала как теннисный мяч от стены. Что это, если не часть Волдеморта? От таких мыслей было жутко, и я запил. Алкоголь всегда слабо на меня действовал. От дозы, которой Рон был уже в стельку пьян, у меня только слегка кружилась голова, и это злило. Выводило из себя. В некоторые бары меня даже пускать перестали из-за срывов. Я стал думать о чём покрепче… Только вот додумать не успел – в моей жизни появился Малфой. Был день рождения Симуса, кажется. Мы с Роном, Гермионой и другими сокурсниками сидели в ресторане, когда за столиком напротив я увидел Малфоя. Не заметить его было невозможно: весь такой лощеный, прямой, надменный, эти его изогнутые губы и взгляд с прищуром. Малфой напоминал хищника, а мужик, сидевший напротив него – жертву. Он читал пергамент, который дал ему Малфой, и кивал как китайский болванчик. Малфой протянул ему перо, и тут наши взгляды встретились. Знаете, есть такое выражение – словно молния ударила? Херня! Всё гораздо, гораздо хуже. Такое чувство, что во всём мире выключили звук и свет, и остались только мы двое. Я смотрел на него, а он на меня. Кажется, с Малфоем было то же самое, потому что собеседник уже вполне себе нагло дёргал его за рукав, привлекая внимание. Я плохо помню, что наплёл друзьям, но вышел в уборную сразу же за Малфоем. Я понятия не имел, чего от него хотел, но понял, что он хотел от меня. Он взял меня за яйца спустя пять минут общения – и образно, и буквально. - Ты пьян, Поттер, - горячо шептал он, сжимая свои блядские пальцы у меня на члене и облизывая горячим языком чувствительную мочку. Я кивнул, хотя выпил всего полтора фужера шампанского. - Если не прекратишь подставляться, я тебя трахну, - Малфой больно сгрёб волосы на моём затылке, дернул голову назад и провел носом по шее, чувствительно прикусив кадык. Я бы снова кивнул, но неудобно было, и толкнулся бедрами. Малфой отпустил меня, оскалился и, прижав к себе, аппарировал. Первым его заклинанием было банальное «Инкарцеро», и мои запястья обхватила веревка. Мне бы сопротивляться, вырываться, да хотя бы как-то реагировать на пыхтящего на мне Малфоя, а я… нюхал. Казалось, запах проникал под кожу, очищал, успокаивал и одновременно возбуждал. Пахло Малфоем, а значит, я у него дома. Плохо, что было темно, и я почти ничего не видел, только чувствовал, что мы на кровати. - Ты как? – неожиданно спросил он. Видимо, моё бездействие ввело его в ступор. - Займешься со мной психоанализом или трахнешь уже? Или это очередной трёп? – я нарывался, а он повелся. Так банально и так предсказуемо! Он целовал меня, а я кусался, зля его ещё больше, а может, это не злость была, а возбуждение. Закрепив мои руки в изголовье, Малфой даже не раздел меня как следует, а так – содрал пиджак, разорвал рубашку, отчего одна из пуговиц отлетела ему в лоб с тихим щелчком. Как же мне хотелось ржать в этот момент! И я даже попытался, пока он не сдернул с меня брюки вместе с трусами и не вобрал в рот член. Дальше я помню плохо – мои стоны, его пальцы, растягивающие меня, его вой, когда он протискивался внутрь, мои позорные всхлипы когда после нескольких неуверенных и даже робких толчков, он сорвался на бешеный ритм и стал долбить по простате, почти не вынимая член, его рык, когда он впился зубами мне между плечом и шеей, и кончил. Я выдохнул его имя и сорвался следом, пачкая спермой его кулак. Малфой лежал на мне до тех пор, пока не начал дышать глубоко и ровно. Уснул, наверное. Я отпустил веревки, за которые держался, и обнял его. Ох и бодро же он отскочил к стене! - Т-ты… как?.. Но… «Инкарцеро»… - бормотал он. Я наколдовал «Люмос» и сощурился. Интересно, очки были где-то тут, или я их в сортире оставил? - Ты в Аврорат? – прочистив горло, спросил Малфой. Даже сейчас, лохматый, с пятнами румянца на щеках, с распухшими от поцелуев и минета губами, он выглядел как высокомерный засранец. Я вопросительно поднял брови. - Писать заявление, что я тебя изнасиловал, - пояснил Малфой, даже не пытаясь прикрыться. – Если так, то я тебя предупреждаю, что трахну ещё раз, чтобы не так обидно было сидеть. Я рассмеялся и откинулся на подушку, прикрывая глаза. Всё-таки пахло тут… мылом. Тётя Петунья всегда раскладывала в белье саше и мыло, и от этого бельё пахло вот так же – домом, уютом. Мне всегда выдавали постельное бельё сразу после сушки, а вот Дадли - именно такое, пахнущее мылом. Когда никого не было дома, я иногда открывал шкаф и утыкался в бельё носом и дышал, дышал… - Поттер, ты реветь или помирать собрался? Я приоткрыл один глаз – Малфой стоял там же, но теперь направлял на меня палочку. - Ты правда думаешь, что если бы я не хотел, то ты бы смог меня трахнуть? - Нет? – кажется, Малфой подошел ближе. Я помотал головой. - Заклинания на меня не действуют. Тебе проще было привязать меня обычной веревкой. Кровать качнулась, а значит, Малфой подсел совсем близко. У меня было два желания – резко повалить его, но тогда был риск, что он даст дёру, или лежать смирно, ожидая своей участи. Хотя… Что Малфой может сделать? Еще раз трахнуть? Так я не был против. Совсем не был, даже наоборот. Вот сейчас он развернет меня лицом в подушку и задаст... - Поттер, я жрать хочу, - сказал он шепотом. Я аж привстал, уставившись на Малфоя, который лежал рядом, заложив руки за голову. - Что? Серьезно. Я в ресторане почти ничего не съел, а в обед перехватил по дороге чашку кофе. Меня не хватит еще на один раз, если я не поем, - он почесал живот. - И? – я повернулся набок, внимательно рассматривая грудь Малфоя. - Надо что-то заказать. Ты роллы любишь? - Не знаю. Я их не пробовал. - Заодно и попробуешь, - он ловко скатился с кровати и натянул пижамные штаны. – В шифоньере возьми чистую пижаму и полотенца, ванная дальше по коридору. Он замялся в дверях, но так и не обернулся. - Если что, тут камин декоративный, а в гостиной можешь воспользоваться. И если всё же надумаешь в Аврорат… - Боишься, что на второй раунд силёнок не хватит, Хорёк? Он резко обернулся, показал мне средний палец и вышел из спальни. А дальше… Дальше всё было ещё более странно, чем до этого. Я ходил по дому Малфоя в его пижаме, он кормил меня роллами с палочек и ржал как фестрал, потому что у меня всё падало и рассыпалось. Мы пили зеленый чай, потому что другого у Малфоя нет, а от черного портятся цвет зубов и лица, а потом на балконе курили одну сигарету на двоих. Малфой стоял как цапля на одной ноге, уперев ступню сбоку колена другой, а я смотрел, как переливается огнями ночной город и прижимался к нему плечом. Мы молчали. Долго-долго. И если бы Малфой был моим психологом, то я прямо тогда, на том самом балконе, и переписал бы на него всё своё состояние, потому что пустота внутри меня начала затягиваться. Малфой задрожал, и я понял, что тоже замерз. В комнату мы вернулись, целуясь. В этот раз мне ничто не мешало и я не сдерживался – кусался, ставил засосы, сжимал, гладил и кайфовал от реакции Малфоя. И да, он снова трахал меня, но на этот раз долго, с оттяжкой, ме-е-едленно, словно издеваясь, не давая кончить. В итоге я не выдержал и оседлал его. Долго не продержались мы оба. - Ты как хочешь, а я остаюсь, - едва отдышавшись, сообщил я, перекатился и обнял подушку. Малфой рассмеялся тепло и тихо. Я уже почти уснул, когда почувствовал, как он обтирает мои бедра полотенцем. Утром я проснулся первым. Малфой спал на боку, зажав между ног одеяло и положив руку мне на ягодицу. Собственник. Я улыбнулся, осторожно встал с кровати и побрел на кухню. Задница побаливала, но было даже приятно. Приготовив завтрак, я вернулся в спальню и погладил Малфоя по голове. Я вдруг понял, что ни разу никого не будил, в смысле, любовниц, они как-то сами просыпались или уходили с вечера, а тут… Малфой потянулся, открыл глаза и поморщился: - Ты что тут делаешь? - Завтрак тебе готовил. Я накрыл уже. - М. Иду, только в туалет… Мы завтракали вместе, читали утренний «Пророк», принесенный филином Малфоя, снова смеялись, разговаривали, разговаривали, разговаривали… Тогда я узнал, что в этой квартире Малфой живет пока в мэноре идёт ремонт, и я первый, кого он сюда привел, и первый, кто тут ночует, первый, кого он кормил роллами, и первый, с кем он разговаривал о войне… Уже ночью, когда я, разморенный и удовлетворенный, положил голову ему на плечо, он попросил, когда мы наедине, называть его по имени. А я лежал и думал, что он действительно Драко. Только Драко, а никакой не Малфой, не в этой квартире и не в этой кровати точно. Потом было много всего, так много, что и перечислить-то, наверное, не получится. И главное, всё так непросто… Он - тот ещё хитрый гадёныш, а я – на редкость упрямый осёл, но только благодаря ему я выучился на детского хирурга. Пока я учил конспекты, Драко сидел рядом и читал свои рабочие документы. Он всегда был первый, кого я видел, выходя с экзамена. - Ну? - «Превосходно»! – орал я и тряс зачеткой перед его лицом. - Кто бы сомневался. Ладно, мне на работу, - деловито говорил он, сжимая моё плечо, улыбался уголками губ и аппарировал. Да, отчасти благодаря моей протекции, Малфой стал секретарем тогда ещё исполняющего обязанности министра Кингсли Шеклболта. Теперь же, мне порой кажется, что Кингсли и министром-то стал в некотором роде благодаря Драко. Во всяком случае, теперь Кингсли его таскает за собой во все командировки. Блядь! Благодаря Драко я не сдох - меня сбила машина, потому что зазевался на перекрестке. Гермиона заблокировала мою магию, чтобы подействовали зелья и заклинания. Я попытался расклеиться, а Драко сказал, что в жизни не станет со мной общаться, если я не соберусь и не буду бороться вместо того, чтобы наматывать сопли на кулак. Драко, эта брезгливая высокомерная задница, таскал меня в туалет, обтирал влажным полотенцем, держал за руку, пока я стискивал зубы от костероста, ворчал, что уже почти неделю без секса, и как только кости срастутся, свяжет меня маггловскими веревками и задаст жару. Да он даже неделю отпуска взял! Это потом я узнал, что Драко написал два заявления: об уходе и на отпуск, и сказал, что всё равно будет со мной, пока я не выздоровею. - У Гарри есть друзья, эльфы, да можно нанять сиделку, в конце концов, - возразил Кингсли. - У Гарри есть я. Кингсли сдался и подписал заявление на отпуск. Малфой точно так же, как мне тогда, показал Рону средний палец, когда тот процедил: - Ну, посмотрим, как тебе больной Гарри будет нужен. Посмотрели. Никто и рта на Малфоя теперь открыть не смеет. О, как же мы ругались, я бы даже сказал, срались вначале. Из-за всего – моей привычки разбрасывать вещи и его маниакальной чистоплотности, факультетов, квиддича, мусорного ведра, которое должно стоять справа, как у всех нормальных людей, и только психованный, до дрожи брезгливый Малфой с пеной у рта доказывал, что ему противно само его наличие. Из-за моих друзей и его родителей… - Они на дух меня не переносят! – орали мы друг другу. С друзьями проще. Ну, я так думал. Гермиона, которой нужно было объяснить, что мне с Малфоем просто, а без Малфоя никак, а уж она переупрямит Рона. С Люциусом сложнее. - Он цепляется ко мне! – орал я, швыряя на пол вазу с остатками попкорна. - А ты подставляешься, как дурак! – вопил в ответ Малфой. - Ох, ну извините, что я не знаю, какой вилкой выковыривать ёбаных улиток! - Я тебе рассказывал! И в какой бокал вино наливать – тоже! Мы даже иногда драться друг на друга кидались. А потом я вылизывал его разбитые губы, чувствуя металлический привкус крови, а он трогал губами переносицу. Мы до одури целовались где-нибудь на обломках дивана или на полу, в спину больно впивались остатки журнального столика, и не могли оторваться друг от друга. А ещё… спали всегда вместе. Даже если не разговаривали друг с другом несколько дней. Малфой после первой нашей ссоры сказал: - Уйдешь от меня спать на диван - собирай вещи и проваливай совсем. Проняло. Если ругаемся – спим, отгородившись одеялом. А про Люциуса… Я часто, глядя на него, вспоминаю Молли – у старшего Малфоя тоже слова с делом расходятся. - Ещё раз увижу вас у дома детей… Уверяю, я найду способ заткнуть и вас, и вашу вшивую газетенку! – шипел Люциус журналисту. Не сына, не Драко - детей! И на Рождество Малфои прислали нам одинаковые мантии, и подарки подарили одинаковые, и только камни в запонках отличаются по цвету. Теперь даже смешно, когда Люциус ворчит на меня. А как Драко смеялся, когда я сказал, что переживаю, будто во мне душа Волдеморта! Это нужно было слышать и видеть! У него слёзы из глаз текли от смеха: - Поттер, а тебе, случаем, щеночка пнуть не хочется? А может, котёночка утопить? Часть Волдеморта в нём! Посмотрите-ка, тиран-самоучка выискался! - Но я злюсь! - Я тоже, особенно, когда ты тарелки из гостиной не убираешь. - Ты не понял, я не так злюсь, я из себя выхожу! - Я тоже, Поттер. Больше всего - когда Уизлетта приближается к тебе и по-хозяйски поглаживает. Да я сатанею просто, - Малфой доверительно придвинулся. - Без толку тебе объяснять, - отмахнулся я. - Хватит выдумывать. В тебе могу быть только я, и никаких Волдемортов, - он оседлал мои бедра и поёрзал. С другой стороны, может, Драко прав. … Сейчас я сижу в туалете Мунго на унитазе, закрытом крышкой, курю уже третью сигарету и пытаюсь унять дрожь в руках. Со мной такое каждый раз, после каждой операции. И снова Малфой находит меня. Словно чувствует. Он заходит в туалет, машет перед собой ладонью, отгоняя сигаретный дым, поддергивает штанины своих пижонских дизайнерских и охуенно дорогих брюк и садится на корточки. Он ничего не спрашивает, молча забирает у меня сигарету, затягивается, держит дым во рту несколько секунд и медленно выдыхает, дает затянуться мне из своих пальцев. - Драко, я всё спросить хотел… - я замолкаю, внимательно рассматривая его лицо. - Почему я такой красивый? – он криво усмехается и обводит безымянным пальцем моё колено, отчетливо проступающее сквозь форменные брюки, держа сигарету между средним и указательными пальцами. - Что такое любовь, как думаешь? Он замирает, хмурится, неопределенно пожимает плечами, осматриваясь вокруг, и снова дает мне затянуться: - Это? Я обвожу взглядом его лицо, шею с острым кадыком и парой родинок, ключицы, виднеющиеся из расстегнутого ворота рубашки, длинные пальцы с выступающими костяшками и красивой ногтевой пластиной. - Что? – он смущенно отводит взгляд, тушит сигарету, поднимается, отряхивая брюки, и поправляет накинутый на плечи халат. Я широко улыбаюсь. Драко прав.