Границы дружбы

Я приглушил воду и прислушался, как тишину квартиры снова нарушила пронзительная трель дверного звонка. Выключив душ и наспех на ходу обтираясь полотенцем, оставляя за собой влажные следы на паркете, я посмотрел на часы – без четверти двенадцать, а в это время без приглашения ко мне мог прийти только один человек. Когда в дверь в очередной раз настойчиво позвонили, я был готов назвать имя незваного гостя еще до того момента, как увидел белобрысую Женькину макушку в дверной глазок. – Ты долго не открывал. Знаешь ведь, как я не люблю ждать! – Он был явно не в духе, недовольно сбросив куртку прямо на пол и нервно скидывая обувь. – Привет! Я был в ванной, – в ответ лишь недовольное хмыканье, и Женька по-свойски прошел в комнату, проигнорировав мои слова. Аккуратно подбираю и расставляю его обувь и, выправляя рукава, отправляю куртку на вешалку. – Что ж, располагайся, чувствуй себя как дома, а я пока сделаю кофе. Его скверное настроение говорит о том, что случилось действительно что-то серьезное, хотя по другим причинам он ко мне и не приходил. Я включил чайник и достал пару чашек, покрутив в руках банку растворимого кофе: я знаю, Женька его терпеть не может, но кроме этого мне нечего ему предложить. Все как обычно – две чайные ложки кофе на одну ложку сахара, никакого молока или сливок. Женька зашел на кухню совершенно беззвучно, как раз в тот момент, когда я разливал в чашки кипяток, и, неожиданно обняв меня со спины, прильнул всем телом, уткнувшись между лопаток: – Ром, ты меня любишь? – Его руки ловко обвились вокруг моей талии, сжав плотным кольцом. – Конечно! – тяжело вздохнув, я аккуратно отставил чайник. – Скажи это, пожалуйста, скажи мне! – Объятия вокруг моей талии усилились. Я аккуратно расцепил его руки и развернулся, поймав настойчивый взгляд: – Ты же знаешь, что я очень люблю тебя! – И ты меня не оставишь? – Никогда! – И сделаешь все, о чем я попрошу? – Все, что угодно! Он удовлетворенно кивнул, и его лицо озарила легкая полуулыбка, хотя в глазах по-прежнему застыли злость и обида: – Тогда ты знаешь, что мне сейчас нужно. Дай мне это. Пожалуйста, дай мне то, чего я хочу! Я горько улыбнулся и нежно провел пальцами по его щеке, слегка касаясь кожи, и, заботливо убрав несколько прядей с лица, ласково потрепал непослушные белокурые волосы. Но поймав его выжидающий взгляд, с силой собрал в кулак волосы на затылке, заставив непроизвольно откинуть голову назад, резко притянул к себе и впился в его губы жестким поцелуем. Жадным, подчиняющим, болезненным. Женька сразу обмяк в моих руках, подстраиваясь под меня, лишь приоткрывая рот и позволяя мне грубо хозяйничать, терзая его язык, кусая губы. – Еще… сильнее… – шептал он, жадно глотая воздух, когда я чуть ослаблял хватку. – Скажи, скажи мне… – Я люблю тебя! Люблю, люблю, люблю… – продолжал повторять я, покрывая поцелуями его лицо: щеки, губы, глаза. – Мой! Ты только мой! Я всегда мечтал взять его бережно, нежно покрывая тело неторопливыми поцелуями, не спеша доводить его до полного изнеможения, лаская лишь кончиками пальцев, губами, языком. Но это не его. Он любил быстрый, грубый и жесткий секс. Он требовал проявления силы и жаждал подчинения. Мне казалось, что стоило мне стать хоть чуточку нежнее, как он сразу же исчезнет. Поэтому я всегда давал ему именно то, чего он хотел. Я брал его резко, до синяков впиваясь в его тело, кусая и царапая кожу, оставляя засосы и отметины по всему телу, вколачиваясь быстрыми и грубыми толчками, заставляя срываться на крик и забывать обо всех проблемах. – Черт, как же я ненавижу все это! – Стиснув кулаки, я откинулся на край ванны и щедро плеснул ледяной водой в лицо, отвлекаясь на обжигающий разгоряченную кожу холод. Смочив полотенце прохладной водой, я попытался взять себя в руки и, вымученно натянув фальшивую улыбку, вышел из ванной. Вернувшись в комнату, я застал Женьку лежащим на боку в защитной позе, поджав под себя ноги и свернувшись калачиком, по-детски подложив руки под голову. Глаза его были закрыты, словно он спал, и лишь рвано вздымающаяся грудь выдавала его сбившееся дыхание. Я присел на край кровати и принялся аккуратно обтирать его влажной тканью, осторожно касаясь кожи в тех местах, где я был особенно груб. – Прости, сегодня я, кажется, перестарался, – виновато прошептал я, заметив на плече уже побагровевший укус с отпечатками зубов – сходить будет недели две, не меньше. Он так ничего и не ответил, лишь мельком взглянув на синяк и довольно ухмыльнувшись, перевернулся на спину, подставляя тело и позволяя мне закончить. – Что случилось на этот раз? Он сразу напрягся, ловко выскальзывая из моих рук, и, достав из кармана джинсов пачку ментоловых сигарет, улегся на кровати, делая торопливые глубокие затяжки: – Сегодня у них состоялось знакомство с родителями. Они официально ищут квартиру. – Я, кажется, просил тебя не курить в постели, – я отнял у него сигарету и затянулся сам. – Ты не понимаешь, выходит, у них действительно все серьезно, а это значит, что с каждым днем у меня все меньше шансов быть с ним. – Жень, он натурал – у тебя изначально не было ни единого шанса! – Это нечестно! Ты даже не представляешь, как больно любить человека, зная, что он никогда не будет с тобой! – Ты жестокий! – поморщившись, я откинулся на подушки, зажмурив глаза и выпуская в потолок густой клубок дыма. – Как эгоистично с твоей стороны говорить подобное мне, не находишь? – Но ты же все равно любишь меня, правда? Несмотря ни на что? – Женька навалился на меня всем телом, пытаясь заглянуть в лицо. – Правда. Люблю. – Не хочу смотреть ему в глаза. «Больно!» – И не оставишь меня, что бы ни случилось? – я чувствовал его пристальный взгляд сквозь закрытые веки. – Не оставлю. Никогда. – Едва сдерживаюсь, до боли сжимая зубы. «Слишком больно!» – Спасибо, Ромка! – удовлетворенно вздыхает, положив голову мне на грудь. – Ты мой самый лучший друг. «Невыносимо больно!» – А Максим? – смотрю ему прямо в глаза. – А Максим – мой любимый, это другое, – счастливо улыбается мне в ответ. «Ненавижу это! Ненавижу!» Не сводя с него глаз, медленно делаю последнюю глубокую затяжку, ощущая на губах отвратительную горечь ментолового фильтра, и, закинув почти истлевший окурок в стакан утреннего кофе, одним грубым толчком опрокидываю его на спину, наваливаясь всем телом и выдыхая дым ему прямо в лицо. – Стой, Ром, я больше не хоч… угм… мпф… – Накрываю ладонью его лицо, плотно зажимая рот. Не хочу ничего больше слышать. Ни единого слова. Вхожу одним резким толчком, без подготовки, без растяжки, без смазки. Мычит в ладонь и сопротивляется, пытаясь оттолкнуть и царапая кожу. Больно? Я знаю, что больно. Мне тоже. Терпи! Ты же именно этого хотел, не за этим ли ты приходишь ко мне? Продолжаю ожесточенно втрахивать его в кровать, неотрывно глядя прямо в широко распахнутые глаза, в которых отражается удивление, недоумение, страх и я. Мое искаженное от злобы лицо. Тут же перемещаю ладонь чуть выше, закрывая глаза, чтобы не видеть сейчас себя и своих эмоций. Делает глубокий рваный вдох полной грудью, и только тогда приходит осознание, что все это время я перекрывал ему доступ кислорода. Громко шипит при очередном грубом толчке, не сдержав сдавленного стона, и, закусывая губы от боли, старается расслабиться, полностью отдавшись моей власти. «Черт, как же я ненавижу все это!» *** Сколько себя помню, мы дружили с самого детства: жили в одном районе, ходили в одну школу и учились в одном классе – три лучших друга, такие совершенно разные и непохожие друг на друга. Максим с детства был лидером и душой компании, его всегда все любили – родители, учителя, одноклассники. Лучший ученик класса, отличник, красавчик. Он был капитаном команды КВН, участвовал во всех школьных олимпиадах, спортивных соревнованиях и конкурсах. Я же был полной его противоположностью – нелюдимый, вечно хмурый, угрюмый и неразговорчивый. Я любил боевые виды спорта и точные науки, часто прогуливал уроки и получал выговоры. Женька же умело балансировал между нами – он был своеобразным буфером, уравновешивающим наши противоречивые характеры. Максим постоянно таскал его на всевозможные олимпиады и заставлял принимать активное участие на школьных фестивалях, я же прикрывал его отсутствие на уроках и прятал сигареты. Он тянул его к свету, наставляя и напутствуя на саморазвитие, я же тянул его во тьму, поощряя безответственное поведение и прикрывая негативные поступки. А Женька всегда был особенным – таким ярким и веселым, непосредственным и наивным, чистым и открытым. Словно ребенок. Он всегда был слишком мягким и легко поддавался влиянию, подстраиваясь под другого человека. Его хотелось оберегать и защищать. И именно он был центром нашей дружбы. После школы Максим пошел на юридический факультет, я же выбрал архитектурный. А когда выбор встал перед Женькой, он выбрал Максима и тоже пошел на юрфак. Поэтому с момента поступления в институт мы практически перестали общаться как раньше. Первый раз Женька пришел ко мне, когда у Максима появилась постоянная девушка. У Максима всегда было много девчонок, но по большей части это были мимолетные связи и ни к чему не обязывающие отношения, в основе которых был просто секс. Сейчас же было нечто иное – они встречались уже несколько месяцев, и в тот день Максим официально представил Женьке подругу, как свою постоянную официальную девушку. Он никогда не умел пить, а в тот день заявился ко мне с бутылкой дешевого портвейна. До сих пор не знаю, что это было – паленый алкоголь в крови или его расстроенное лицо, но именно в тот вечер я не выдержал и признался ему в своих чувствах. Возможно, он тогда тоже был не совсем трезв, а, может, был просто зол, не оттолкнув меня и отвечая на мои пьяные неловкие поцелуи. В тот же вечер мы переспали. Поскольку и для него, и для меня это было впервые, все вышло нелепо, неумело, болезненно. Он шипел и морщился от боли, изо всех сил стараясь сдерживать рвущиеся слезы и стоны, а я крепко сжимал его в своих объятиях, нежно покрывая поцелуями распухшее заплаканное лицо, и продолжал тихо шептать в самые губы, как сильно я его люблю, и что с этого момента я больше никогда его не оставлю и сделаю для него все, что он только пожелает. Я знал, что тогда этой болью физической он пытался заглушить свою боль эмоциональную. А утром, не говоря ни слова, он ушел. И так продолжается вот уже на протяжении почти полутора лет: он появляется в моей квартире несколько раз в месяц – чем больше отдаляется от него Максим, тем чаще и болезненней происходят наши встречи. Он знает, что я люблю его, и не отвергает мои чувства, я же знаю, что он любит Максима, и беспрекословно мирюсь с этим фактом. И если ему нужен секс в качестве утешения, я готов быть просто заменой, смирившись с мыслью, что на моем месте он представляет себе другого. Мы даже не любовники, всего лишь секс-друзья – не больше и не меньше. Сколько раз под утро я мечтал проснуться с ним в одной постели, крепко сжимая в своих объятиях и вглядываясь в еще сонное лицо, едва касаясь лишь кончиками пальцев, поглаживать расслабленное тело и перебирать растрепанные ото сна белокурые прядки. Вот и сегодня он ушел еще до того, как я проснулся. Как долго еще смогут продлиться эти наши запутанные, сложные и совершенно бесперспективные отношения? Кому-то из нас рано или поздно необходимо будет проявить смелость, чтобы все это закончить. С каждым разом я привязываюсь к нему все больше и больше, а наши встречи становятся все более невыносимыми, а значит, нужно сделать это еще до того момента, когда я не захочу его потерять окончательно. Быстро и безболезненно, словно вырвать гнилой старый зуб. Решительно сажусь на кровать, и, не перечитывая, чтобы не передумать, отправляю SMS: «Жень, я так не могу. Я устал и хочу прекратить все это. Прошу, больше не приходи ко мне. Так будет лучше. Лучше для нас обоих». Я ждал ответа около получаса, нервно сжимая телефон в потных руках и перебрав в голове все возможные варианты его реакции – от истерики до полнейшего игнора. Однако короткая ответная SMS была вполне в его духе: «Ты меня любишь?» Чертов эгоист! Я так ему и не ответил, отключив телефон. После нашей последней встречи прошло почти две недели, все это время мы не общались – ни встреч, ни звонков, ни SMS, ни переписок в социальных сетях. Поэтому, когда в очередной раз ближе к ночи в моей квартире раздался требовательный звонок в дверь, я был готов к этому разговору. Он бросился мне на шею, уткнувшись носом и привычно крепко сцепив руки вокруг моей талии. Я не видел его лица или эмоций, но по его низко опущенным плечам и дрожащим пальцам на холодных руках было нетрудно догадаться, что он опять чем-то расстроен: – Ромка, мне плохо. Так плохо! Прошу, скажи мне… – Жень, я же просил тебя больше не приходить. Я думал, мы решили этот вопрос. – Ты меня любишь? Скажи… пожалуйста… – Жень, я сейчас не один. Тебе лучше уйти. Он тут же разжал руки и выпустил меня из объятий, его взгляд моментально стал холодным и сосредоточенным, а лицо выражало явное недоверие. Не разуваясь, он направился в комнату, откуда сейчас доносились приглушенные звуки телевизора. А я силой заставлял себя устоять на месте, облокотившись спиной и уперевшись затылком в стену, плотно сжимая кулаки и сдерживаясь, чтобы не броситься вслед за ним, пытаясь представить выражение его лица и реакцию на расправленную кровать и совершенно незнакомую девушку, лежащую на ней в растянутой бесформенной майке, оголяющей хрупкие девичьи плечи, и коротких домашних шортах, не скрывающих длинные стройные ноги. На нашей кровати! Кровати, на которой мы столько раз занимались сексом, кровати, где я столько раз говорил о своей любви к нему. Вернувшись, на мгновение он остановился и посмотрел мне прямо в лицо, словно желая спросить что-то, но так ничего и не сказав, покинул мою квартиру, громко хлопнув дверью. Его последний взгляд не отражал ничего, кроме разочарования, презрения и неприязни. – Ром, все нормально? – из комнаты неуверенно появилась обеспокоенная взлохмаченная макушка моей новой соседки. – Все хорошо. Ложись спать, тебе завтра с утра на подготовительные курсы. – Я постоял еще пару секунд, тупо вглядываясь в закрытую дверь, словно ожидая, что он вот-вот вернется. – Точно ничего, что я пока поживу у тебя до вступительных экзаменов? – Конечно, тем более, я обещал твоей матери. – Наспех накинув куртку и кроссовки, я выбежал из квартиры. – Не теряй меня, я скоро буду. Надо уладить одно дело. Я нагнал его у подъезда, где он почти докуривал сигарету: – Долго же ты! Я уже было действительно поверил, что ты так и не спустишься. – Жень, зачем ты приходил? – Зачем? Зачем! Вот и я себя спрашиваю «зачем»? – он выкинул окурок. – Это она? – Кто? – я опешил. – Та, кого ты теперь любишь? – Знаешь, а ты прав, это моя девушка. Давно уже хотел тебе рассказать, да все не решался. - Я откровенно врал, но мне это даже на руку - по крайней мере, сейчас у него будет повод возненавидеть меня. – И я люблю ее, а поскольку у нас все серьезно, теперь она будет жить у меня. – Лжец! – На секунду мое сердце пропустило удар от осознания, что он смог так быстро раскусить мой обман. – Получается, что все, что ты говорил мне раньше, было ложью? Ты же обещал, что всегда будешь со мной, что ты никогда не оставишь меня. Что ты… ты… никогда… – Жень… – Шшш… не надо, не говори больше ничего, – он уткнулся мне в плечо, привычно прильнув всем телом и крепко обхватив руками. – Ничего, если я постою так немного? Паршивый у меня выдался день, Ромка. Сегодня я потерял сразу двух самых дорогих мне людей. Не дав мне ответить, на прощанье наспех прижавшись губами в скользящем поцелуе, он быстро зашагал прочь, так ни разу и не обернувшись. – Вот я дурак! Ой, дурак! – нервно улыбаясь, тихо шептал я сам себе, закрывая лицо руками и рассеянно присев на лавку. Неужели это все? Все кончено. Как просто! Это даже забавно. Что ж, вышло даже намного проще, чем я мог себе предположить. *** – Терпеть не могу ментоловые! – Покрутив между пальцами изящную, типично женскую сигарету, я сделал глубокую затяжку, и горло тут же обдало неприятным мятным холодком – единственное, что мне осталось в память о нем. Обычные сигареты закончились и, скомкав пустую пачку, я отправил ее в мусорное ведро. Это была уже третья за два дня. Надо бы сходить в магазин. Поморщившись, я закрыл глаза и откинулся на кровать, медленно выпуская дым в потолок после очередной затяжки. С нашей встречи прошло уже два дня. Два дня полного опустошения. Удивительно, я думал, что будет больно, тоскливо, одиноко, но не осталось совершенно ничего – одна лишь пустота. Что лучше: иметь возможность хоть изредка видеть того, кого любишь всем сердцем, но при этом осознавать, что он никогда не будет с тобой, или не видеть его вообще? И почему я не сделал этого раньше? Я ведь всегда понимал, что это не сможет длиться вечно – рано или поздно настанет тот день, когда он встретит человека, которого сможет полюбить по-настоящему и который сделает его счастливым. Только вот этим человеком никогда не смогу быть я. Наверное, потому что раньше я действовал как эгоист, я думал только лишь о себе, забывая о чувствах Женьки. Надо было давно его отпустить, дать ему шанс построить свое будущее, пусть даже с кем-то другим. От моих раздумий меня отвлек телефонный звонок. Табло экрана высветило имя «Максим». Странно, ведь с момента поступления в институт мы практически перестали общаться. – Привет, Ромка! – на том конце меня встретил как всегда бодрый и уверенный в себе голос Максима. – Давно не виделись. Как твои дела, что нового? – Привет! Да все нормально. – Я что звоню-то. Мы с Наташкой заявление подали на той неделе. Свадьба будет через три месяца. Я по дате и месту ближе сориентирую, так что ты не теряйся и ничего не планируй на это время, хорошо? – О, поздравляю, друг! – Кстати, ты не знаешь, где Женька? Позавчера его обрадовал – сказал о свадьбе и попросил быть свидетелем. Надеюсь, ты не в обиде, все-таки Женька мой лучший друг? – Нет, конечно, для него это действительно важно! – Просто не могу до него дозвониться уже второй день, телефон отключен. Да и в институте он не появлялся ни вчера, ни сегодня. – Не волнуйся, я схожу к нему. Сегодня же. Черт! Черт! Черт! Вот дурак! Почему ты ничего не сказал мне? Наспех собравшись, я выбежал из дома. На все попытки дозвониться до Женьки, в ответ я слышал лишь монотонное: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». На звонок в дверь мне также никто не ответил, но громкие звуки музыки, доносившиеся из квартиры, явно давали понять, что там точно кто-то есть. Пара тяжелых ударов кулаком в железную дверь заставили выглянуть пожилую соседку слева: – Молодой человек, если вы не перестанете хулиганить, я вызову полицию! – Жень, открой! Женька, я ведь знаю, что ты там. Я же не уйду отсюда, ты слышишь? - не обращая внимания на соседей, выкрикнул я, продолжая громко барабанить в дверь. Потеряв надежду, я сделал глубокий вздох и обреченно прислонился лбом к холодной поверхности железной двери, когда услышал щелчок замочной скважины, и дверь перед моим носом со скрипом отворилась: – Хватит устраивать истерику, мне с этими соседями еще жить, – даже не обернувшись в мою сторону, нетвердой походкой Женька скрылся в своей комнате. Я зашел в квартиру и поморщился: первое, что бросилось – это стойкий запах алкоголя и отвратного ментолового дыма, заполнявшие сейчас всю квартиру, которая в данный момент больше напоминала дешевый притон – всюду опрокинутые банки из-под пива, пустые пачки сигарет и окурки. Раздевшись и пройдя в квартиру, я замер в проходе, так и не решившись зайти в его комнату. Женька полулежал, откинувшись на спинку дивана. Такой растрепанный и лохматый. Растянутая домашняя футболка ниспадала на плечо, оголяя пожелтевший, почти исчезнувший след от моего укуса. Взгляд его был затуманенным и расфокусированным, а остекленевшие глаза не выражали абсолютно никаких эмоций, лишь на лице застыла глупая полуулыбка: – Уже в курсе? – Ты что, пил все это время? – Твое здоровье! – открывает очередную банку пива. – Ты хоть ел что-нибудь? – В ответ он лишь отсалютовал мне поднятой вместе с банкой рукой. – Понятно, пойду приготовлю что-нибудь. Как закончишь с этим, приходи. Поставив на огонь турку, я принялся расчищать кухню – еще несколько пустых банок были отправлены в мусорное ведро. Холодильник встретил меня своей пустотой: пиво, начатая бутылка коньяка, кусок заветренного сыра и остатки сырокопченой колбасы. Да, крепкие алкогольные напитки ты никогда не умел пить, а вот пара сытных бутербродов сейчас совсем не помешают. – Зачем ты пришел? – зайдя на кухню и поставив банку на холодильник, он привалился к дверному косяку, делая неторопливые глубокие затяжки. – Хотел увидеть тебя. – Увидел, что-то еще? – Подходит вплотную, упираясь руками в стол. – Паршиво выглядишь, иди умойся. – А это не твоего ума дело, как я теперь выгляжу, как себя чувствую и чем вообще занимаюсь. Будешь нотации читать своей девушке, понял? – Подходит к столу, показательно затушив окурок в тарелке с недорезанными бутербродами. – Жень, ты пьян, сейчас у нас не получится конструктивного диалога. А я хочу поговорить с тобой на трезвую голову, – стараясь не сорваться, аккуратно откладываю нож, откидываясь на спинку стула. – Постой, а может она тебя не удовлетворяет и ты пришел ко мне по старой памяти? – язвительно шепчет в лицо, развратно усаживаясь на мои колени, забираясь руками под футболку, расстегивая ремень и пошло прижимаясь всем телом, приблизившись настолько, что я чувствую на своих губах его горячее дыхание, пропитанное алкоголем и сигаретами. – Что ж, давай! Трахнешь меня, как и прежде, разок-другой и пойдешь домой, назад к своей Л–Ю–Б–И–М–О–Й. Перехватываю его руки и притягиваю к себе, грубо схватив за шею и не давая возможности увернуться, и зло шиплю ему прямо в лицо, отчеканивая каждое слово: – Помнится, это именно ты имел привычку приходить ко мне просто для траха. Не дожидаясь ответа, резко сдергиваю его с себя, не обращая внимания на возмущенный возглас «ай, больно!» и слабые попытки сопротивления, и молча тащу в сторону ванной комнаты. Благо Женька всегда был меньше меня – сгребаю его двумя руками, одним движением закидывая в ванную прямо в одежде, и включаю ледяную воду. Болезненно приложившись об стену, Женька больше не сопротивляется, лишь жмурится от неожиданности и холода, хватая ртом воздух, и, сползая по стене на корточки, сжимается в комок, обхватывая руками и утыкаясь лицом в колени. Чуть убавляю напор, добавив горячей воды, и усаживаюсь рядом прямо на пол, вытягивая ноги и откидываясь на стиральную машинку. – Да, ты абсолютно прав, эти отношения всегда нужны были только мне, – тихо шепчет, так и не поднимая головы. – Спасибо, что в очередной раз напомнил о моей никчемности. Я никому не нужен. А теперь я не нужен даже тебе. – Ты прекрасно знаешь о моем отношении к тебе. – Конечно, это удобно, до тех самых пор, пока не появится кто-то нужный, постоянный, любимый. – Какие могут быть претензии, нас с тобой связывал только секс, разве нет? – Думаешь, стал бы я делать это с кем-то еще? – Ты ведь все равно никогда не любил меня, не велика потеря. – Ха, любовь, какое громкое слово! Что такое любовь, ты сам-то знаешь? Лично я нет, потому что меня никто никогда не любил по-настоящему и я никогда не чувствовал себя действительно нужным для кого-то. Все, что ты говорил, было лишь словами. Хоть раз ты сделал что-нибудь, чтобы я действительно поверил тебе? Понимаю, для тебя это был всего лишь секс – без эмоций и привязанности. Но не для меня! Ты же знаешь, как мне было больно, когда у Максима появилась девушка. Ты точно такой же. Нет, ты еще хуже, ты предал меня! Поверить не могу, что ты мог спокойно заниматься со мной сексом сразу же после того, как возвращался от нее. Ты смотрел мне в глаза и искренне клялся в любви в то время, как только что говорил то же самое другой. Черт… – Он откинул голову на кафельную плитку, закрыв глаза, подставляя лицо под прохладные струйки воды, стекающие по его влажным волосам, прилипшим к лицу, чуть подрагивающим ресницам и приоткрытым губам. Тонкая, ставшая почти прозрачной, ткань футболки намокла, облепив и совершенно не скрывая его тело. – Ром, я ведь, и правда, всегда верил твоим словам. Я знал, что Максим никогда не будет со мной. Знаешь, это даже нечестно! У меня же никогда никого не было, кроме тебя. Неужели я был единственным, кто цеплялся за эти отношения? А я ведь даже не знаю, как их правильно строить. И я не знаю, как правильно вести себя в сексе. Ты же был у меня первым, первым и единственным. Какой я вообще в сексе? Как думаешь, у меня еще есть шанс найти того, кто сможет хоть когда-нибудь полюбить меня? А я смотрел на него, глупо улыбаясь, и не верил своим ушам. Впервые Женька в открытую говорил о своих чувствах. И это, черт возьми, было самое настоящее признание. Пусть такое нелепое и неуклюжее, но все-таки именно признание. И мне безумно захотелось протянуть руки и прижать его к себе, такого беззащитного и ранимого, убаюкивая и согревая в своих объятьях, покрывая нежными успокаивающими поцелуями. – Ни единого… – Что? – он распахнул глаза, недоуменно взглянув мне прямо в лицо. – У тебя нет ни единого шанса! Я больше не отпущу тебя. Никогда! – я залез в ванную, притягивая его к себе, не обращая внимания на холодную воду и его тщетные попытки вырваться. – Я люблю тебя. Только тебя, слышишь? И всегда любил. Любил именно такого, какой ты есть – своенравного, упрямого, непосредственного. И в сексе ты просто невероятный – открытый, развратный, желанный. И я действительно готов на все ради тебя. Я был таким дураком! Прости меня, я постараюсь показать тебе, что значит быть любимым. Ты только позволь мне это, стань моим. Позволь себе полюбить меня. Я прижимал его к себе, сминая в объятиях и покрывая поцелуями его холодное лицо. Женька не пытался сопротивляться, уперевшись ладонями в мою грудь и нехотя уворачиваясь от моих поцелуев, и лишь тихо шептал: – Нет, нет, нельзя… Ром, так нельзя. Пожалуйста, у тебя теперь есть любимый человек, не обманывай ее. Это больно… не нужно… стой… – Глупый, нет у меня никого, никогда не было и не будет! Это дочь знакомой моей матери. Приехала из пригорода поступать в институт, денег у них немного и пока на подготовительные курсы ходит, поживет у меня. – Женька закусил губу и насупился, по-детски обиженно засопев, что я посмел обмануть его, заставил сказать все эти слова и открыть свои чувства. А я продолжал счастливо улыбаться, еще крепче прижимая его к себе и целуя в мокрую макушку белобрысых волос, определенно точно зная наперед, что теперь все у нас будет хорошо. Пусть не сразу, пусть со своими сложностями и проблемами, только вот теперь это не имеет совершенно никакого значения. – Обещаю, с этого момента я буду бережно заботиться о тебе, надежно оберегать и всячески баловать. А хочешь, прямо завтра мы пойдем на свидание? Самое настоящее – в кафе, в парк или кино – куда ты только пожелаешь. Все, что ты только захочешь!