Мир рухнул

То, что когда-то произошло — непоправимо. Чтобы не твердили шарлатаны-провидцы, которые всячески дурят простых безмозглых обывателей — нельзя изменить то, что уже случилось. Это закон. Да, неприятных, да, слишком жестокий — особенно, если дело в жалких секундах, минутах, — но справедливый. Он никогда не сомневался в этом. Ни-ког-да. Однако, все когда-нибудь меняет: тоже стало и с ним. Жалкий, еще слабый птенец — зазнайка Малфой. Предполагал ли он, что когда-нибудь мир повернется к нему на все сто восемьдесят градусов? Конечно же, нет. Все то, чему Малфой верил, поклонялся — всесильный отец, любимая мама, их богатство, власть, слава — все это оказалось бессильным перед временем и, в общем-то, перед судьбой тоже. Когда он осознал это в первый раз — мир рухнул. И пусть фраза слишком громкая для подобного события, но в тот момент Драко казалось, что вот это — это конец, а он главный клоун, которому придется играть свою роль до самого, "победного" конца. Он и играл, борясь со временем, и, чувствуя во рту привкус железа, ощущал горечь поражения в этом неравном сражении. Кто он против времени? — песчинка, пыль, мусор. Малфой не хотел мириться с этим, но и поделать ничего не мог. С древнейших времен люди говорили о времени, о бытие, о человеке — и какой-то странный маг, родившейся в двадцатом веке, далеко не первый, кто пытался сразиться с "великими песками", а также далеко не первый, кто проиграл им. Сейчас, сидя в углу своей тюрьмы и чувствуя прохладу заросшей мхом стены, Малфой стискивал, что есть сил, маленький, продолговатый предмет — свой медальон. Железо уже давно заржавело, не вынесло вечной сырости стен, поэтому открыть безделушку — старую, еще из "того мира" — невозможно. Он и не пытался, если честно: какой смысл, если в вечной темноте помещения, нельзя было увидеть не то, что бы содержимое медальона, а даже очертания собственных рук?! Все приходилось делать на ощупь: есть то, что приносили, часто пронося мимо рта или пачкая руки, одежду — все вокруг, искать холодную лежанку и ту приходилось во мраке, но самым мучительным для Малфоя было то, что даже по прошествии стольких лет, он все так же продолжал краснеть, когда наступало время справлять нужду. Казалось бы, естественная потребность, но, если вдруг он чувствовал, что моча попала на него, стекает по штанине — к горлу подступала невыносимая тошнота. Тогда Драко, дрожа всем телом, добирался до ведра с водой, долго-долго тоненькой струйкой лил из него себе на руки, опять же в темноте, а потом, задерживая дыхание, погружал голову в холодную жидкость. Тошнота отступала, но чувство отвращения к себе — нет. Оно появилось еще тогда, когда Малфой впервые испытал "крушение мира" и, казалось, будет преследовать его вечно. Когда же это все-таки произошло? — Драко честно пытался вспомнить, как бы не старался воспоминания были слишком размытыми, как дымка, в которой ядром стали его эмоции, вот они-то и были яркими и живыми. Злость, стыд, унижение — все это помог пережить Поттер, он вообще, если говорить прямо, многому помог произойти: например, засадил Люциуса в Азкабан, уничтожил славу рода Малфоев и — умер. От Поттера и нельзя было ожидать другого, Драко это понимал, наверное, лучше всех — глупому герою глупая смерть, но все-таки, если забыть, что тот стал причиной "краха", то смерть всеобщего любимца ничего ему не дала. Совершенно. Даже злости не было, хотя именно из-за смерти Поттера Малфой оказался в этой темной, тесной камере два на два, в которой, наверное, он сидел уже десять лет, если не больше — все-таки чувство времени притупляется, когда не видишь солнца. Нет, конечно, Драко не был причиной смерти Поттера: все-таки не он поспособствовал тому, чтоб герой свернул себе шею, упав с метлы — с двух, черт побери, метров! — всему виной роковые обстоятельства. Тот слишком полагался на свою реакцию и просчитался на каких-то пару секунд, а в итоге — мертв. Малфой тогда, помнится, долго и самозабвенно смеялся, как никогда раньше и стискивал, стискивал в ладони медальон. Он и сейчас чувствовал холод железа, не расставаясь со своей игрушкой даже во сне, рука то и дело ныряла под подушку, чтобы проверить целостность медальона. Малфой, наверное, давно сошел с ума. Все началось с "краха", именно тогда он вступил в эту борьбу: долгую, упорную войну со временем, в которой заранее можно было назвать проигравшего. Ему об этом говорили, кажется. Но Драко ухмылялся и продолжал сражаться. Безуспешно, причем с самого начала, но очень-очень упорно. Со стороны двери, по крайней мере Малфой предполагал, что она там, послышался слабый треск. Он приподнялся со своей лежанки, с недоверием вглядываясь в темноту — кормили его совсем недавно, кажется, так что то, что происходило было чем-то необычным, странным, но очень интересным. Драко слышал чей-то голос, которые, из-за слишком толстых дверей, стен звучал так глухо, как если бы доносился из-под толчее воды. Он стиснул медальон, свернулся в самом углу лежанки и стал ждать, чувствуя, как капельки пота стекают по лбу, а ворот рубахи прилипает к влажной коже. Наверное, Малфой давно сошел с ума. Голос исчез, как если бы его и не было, оставляя после себя лишь гнетущее чувство неудовлетворенности. Ничего не произошло — он опять проиграл битву, только медальон ощущался в руке, да мочевой пузырь давал о себе знать. Пошатываясь, Драко побрел к своему нужнику, предчувствуя уже привычный комок тошноты, собирающийся еще в груди. Да, его мир разрушался каждый день, а Поттер стал причиной, ведь он многому поспособствовал: например, посадил Люциуса в Азкабан... Нарцисса застыла у окна, стискивая палочку, будто высматривая по ту сторону стекла то, что послужило самым главным несчастьем в жизни. Она вздрогнула, когда дверь в комнату неожиданно распахнулась, ударившись об стоящий рядом столик, ваза с лилиями тут же оказалась на полу: осколки усыпали ворс. — Люциус? — Нарцисса тут же обернулась на звук, направила мимоходом палочку на осколки и цветы, уничтожая их. — Как он? — Все по-прежнему, не думаю, что когда-нибудь что-то изменится, — морщась, отозвался Малфой и устало продолжил, — во всем виноват Поттер. Я жалею, что мертвеца нельзя убить во второй раз. — Ты не должен так говорить, — медленно, как если бы сама в это не верила, проговорила Нарцисса. — Мы не знали, что он так одержим им. Если бы я знала, то не допустила бы... подобное. — Никто не знал. Единственное, чего я не могу понять, почему именно там: почему подвал? — Не знаю. Во всем виноват Поттер, — Нарцисса горько вздохнула, подошла к мужу, обнимая его. Ей так хотелось забыться, ведь их мир уже давно рухнул. То, что когда-то произошло — непоправимо. Это закон. И Драко никогда не сомневался в этом: ни когда отец оказался в тюрьме, ни когда он принял метку, ни когда его семью судили — пока пара каких-то жалких секунды не изменила всю жизнь. Сражаясь со временем, стискивая памятный медальон — единственный ключ к забытым воспоминаниям — Малфой уже давно сошел с ума. "Когда же это все-таки произошло?" Возможно, когда глупо погиб герой.