Никто, кроме тебя

Что это, сожаление? Не верится. Пройти столько, зачерстветь так, чтобы не плакать , глядя на бездыханное окровавленное тело. Видеть, как лежит тот, кто был твоими ножнами, чувствовать даже здесь, как остывает хрупкое тело. Молодость. Очаровательность. Красота. И прятать, прятать свои слезы в бинтах. Помнишь, как ты смотрел на меня, когда я впервые показал лицо? Ты помнишь, Хаку? Да, я знаю. Очаровательная женственность, всепоглощающая чувственность, такая, что спирает горло, такая, что хочется выть. Ты тот, кто остался мне верен навеки. Почему, Хаку? Разве ты не смог бы достойно жить без меня? Твоя ослепляющая красота, твоя нагота доводила меня до истерик, до ухода из нашего дома. Ты, это ты сам соблазнял меня, очаровывал, лишал способности думать. Наши скандалы, наши споры, наши убеждения- все крутилось вокруг желания. Вокруг нашего притяжения друг другу. Я, боящийся прикоснуться к чистому снегу, и ты, тянущийся ко мне, трепещущий, желающий. И все же ты добился своего, Хаку. Это было низко и подло, но тебя это нисколько не смущало. На улице была ночь. Порывистый ветер гнул деревья, и те содрогались, ломаясь, не в силах противостоять. Вековые деревья, плотно сидевшие корнями в земле, не могли сопротивляться стихии также, как и я не смог противится твоему обаянию. Мы спали в разных комнатах, и я снова терзался мыслями о тебе, глядя в пустоту. Ты тихо вошел, не зная, что я не сплю. Ты подошел и бесцеремонно сел на кровать. По шороху одежды я понял, что ты надел новое кимоно, которое я подарил совсем недавно. Чисто белое, с узорами белой шелковой нити оно было похоже на только что выпавший снег, что покрывает землю тонкой паутиной. Оно было словно ты, Хаку. -Забуза…-тихо шептал ты в мои губы, и отчаяние скользило в этом голосе, а прохладные пальцы нежно обхватывали мое лицо.- Забуза, не отталкивай меня, умоляю… Ты наклонился, и капли слез упали на мой лоб, и ты быстро, боясь быть отвергнутым, неумело прижался к моим губам, сотрясаясь в глухих рыданиях. Я знал, что совершаю ошибку, но… Мои руки легли на твою спину, крепко прижимая юное тело. Теперь ты рыдал в голос, сжимая в кулаках подушку. Ты был прекрасен в своем отчаянии, безоговорочно очарователен и пленителен. Я не мог держать себя в руках, и когда ты прижимался ко мне, я сжимал еще крепче, причиняя боль, но ты не отстранялся, только лишь ластился, осыпая невесомыми поцелуями мои плечи. Я чувствовал свое возбуждение и ничего не мог поделать: да, у меня стоит на подростка, который уже бесстыдно лег на меня, прижимаясь, который рыдает на мне, слезы которого омывают меня. Ты словно очищаешь, Хаку, а я лишь хочу тебя сохранить чистым, но раз ты сам не желаешь этого, в чем смысл отказывать себе в таком наслаждении? -Забуза….Забуза…умоляю, сделай это, Забуза…- бессвязно произносишь ты, нависая надо мной на четвереньках. Полы кимоно разъехались в стороны, и только оби сдерживает его. Это выглядит так пошло, так откровенно, что я втягиваю воздух сквозь зубы, одну руку помещая на тонкой талии. Второй рукой я вытираю твои слезы: -Не плачь, Хаку. Ты добился, чего хотел. С этими словами я развязываю оби, и кимоно разъезжается, нехотя открывая мне твое тело. Я проникаю руками под ткань, водя руками по нежной коже груди, вглядываясь в твое лицо: ты зажмурился, рот открылся в немом крике. Я сильно сжимаю маленькие соски, и тебе, конечно же, очень больно, но ты прижимаешься пахом к моему, и я чувствую, насколько серьезен ты в своих намерениях. -Ты так развратен сейчас, Хаку…- шепчу в открытые губы, облизывая их.- Ты ведь не женщина… Ты усилием воли открываешь глаза, и я вижу, что они блестят от слез: -Я стану для тебя кем угодно.- вымученно произносишь ты, умоляюще глядя. Я касаюсь руками выгнутой спины, устраивая руки на округлых ягодицах: -Не надо, Хаку. Будь собой. Ты не женщина, ты намного лучше. Ты откровенно стонешь, и я касаюсь пальцами твоего отверстия. Кожа нежная и гладкая, ты еще не возмужал и совершенно чист там. Ни единого волоска ни на лобке, ни на промежности. Я чувствую твою невысказанную просьбу, подношу руку к твоему лицу: -Оближи.- немного хрипло произношу я, уже не в силах тянуть. Ты послушно открываешь рот, вбирая указательный и средний пальцы. Глаза томно прикрыты, смазка вязкими каплями пачкает мой живот, теряясь в темной дорожке, ведущей вниз. Ты покусываешь мои пальцы, причмокивая, и я, сглотнув, вытаскиваю их. Рука касается сфинктера, указательный палец проникает внутрь, и тебя передергивает от неприятных ощущений. -Хаку…я могу остановится.- выдаю я, прекрасно зная, что лгу. Я не могу остановиться. Уже не могу. -Ни за что.- болезненно произносишь ты, чуть сжимаясь.- Все в порядке. Ты улыбаешься, глядя мне в глаза, но улыбка кажется вымученной. Я успокаивающе провожу рукой по пояснице, проникая вторым пальцем, аккуратно двигаясь и растягивая. Медленно, ужасно медленно ищу внутри тебя простату и, когда касаюсь, вижу, как распахиваются глаза, и безмолвно открывается рот. Ты хватаешься руками за меня, больно сжимая. В ту ночь была удивительно красивая луна. Ты помнишь ее, Хаку? Уверен, ты помнишь, как она купала тебя в своих бледных лучах, как хваталась за все, до чего могла дотянуться. И только она видела наше безумство, она видела, как я вытаскиваю из тебя влажные пальцы, как опрокидываю на подушки. Видела, как ты хватаешься тонкими руками за меня, как я перехватил их, прижимаясь губами. Видела, как по твоим вискам текут серебряные ручейки, которые прячутся в волосах, прилипающих к взмокшей от возбуждения шее. Через открытую дверь до нас доносилось редкое уханье ночной птицы. Я так и не понял, кто это был, может, филин? А ты помнишь этот звук? Я приподнял твои бедра, и ты развел ноги так широко, как только мог. Сколько отчаяния я увидел в этом жесте! Хаку, что же ты делаешь со мной? Может, передача собственных эмоций- тайная способность твоего клана? Может, я просто ничего не знаю о тебе? Ты до крови прикусил губу, принимая меня, не издавая ни единого звука. Мы чувствовали ветер, который пытался всеми силами остудить наши разгоряченные тела, но разве был шанс у него остудить нас? Я стонал вместе с тобой и падал, падал в пропасть, все еще осознавая, что уже не выберусь. Ты повторял мое имя, мечась по постели, оставляя пальцами синяки на мне, сливаясь со мной, становясь моей частью, врастая в мою душу, не давая ни единого шанса на уход. Мир взорвался, он умирал вместе с нами. Я прижался губами к мокрому виску, пытаясь отдышаться. -Забуза,я…-начал ты, пытаясь открыть глаза и взглянуть на меня. Я накрыл ладонью твой рот: -Я знаю, Хаку. Я тоже. Ты улыбнулся своей самой красивой улыбкой, засыпая. Я укрыл нас простыней, обнимая тебя. Это было три дня назад. Всего три дня, Хаку. А сейчас меня, умирающего, поднесли к тебе, уже мертвому. Жить только для меня, только со мной, только ради того, чтобы я обрел счастье. Как ты мог так привязаться? Я жалею, по-настоящему, Хаку, что мне потребовалось так много времени, чтобы увидеть свое счастье в тебе. В том, кто до самого конца был моим, в том, кто умирал с моим именем на губах. Снег?.. Неужели действительно идет снег? Ты пришел, чтобы проводить меня в последний путь? Пришел, чтобы я не боялся идти за тобой? Я не боюсь. Я боюсь остаться в мире, где не будет тебя, Хаку. Вот что по-настоящему страшно. Мы умерли на мосту. Думал ли ты о нашей единственной ночи, когда жизнь по капле покидала тебя, когда кровь медленно вытекала из ран? Улыбка мертвеца так прекрасна. И я тоже могу улыбаться, ведь под бинтами этого никто не увидит. Никто, кроме тебя.