Уйти

      Собственный оглушительный крик рвет горло. А вслед за мной рвется часть Мира, выскальзывает в Хумгат, в этот невероятный коридор, столь похожий на саму смерть. Здесь, где-то на границе между светом и тьмой, я вижу своего заклятого врага. Ну конечно, подстроил ловушку. А я глупо попался, будто всю жизнь мечтал быть пойманным этим невероятным Охотником.       Долго же он гонялся за мной. А я все полагал, что просто играю, что смогу убить его, как только захочу.       Теперь, глядя на хищные черты, пляшущие в ослепительном столбе белого пламени, я, наконец, осознаю, что происходящее не игра. Но я не хочу умирать!       Чувствую, как тугая светлая петля захлестывается на моей шее. Мой Зеленый огонь, моя сила, рушатся под напором льдистого могущества Кеттарийца.       Вот и все. Сижу, обессиленный и погребенный заживо в этом жарком ядовитом мире. А он все не уходит и говорит, говорит… Что-то об угрозе Миру, о губительности безумия, о моих способностях к Истинной Магии… Но я не слушаю.       - Хорошо, – в его голосе слышится подчеркнутое терпение, а льдисто-серые глаза усиленно изображают сочувствие. – Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое?       Я молча киваю.       - Поступаем предельно просто. Я задаю два вопроса, ты отвечаешь, не обязательно вслух, но непременно честно. После этого ты уйдешь.       - Уйду? - надежда, глупая и бессмысленная, отдается жжением в районе груди. Бред. Поймать меня, устроить поединок, чтобы просто…       - Не понимаешь, - констатирует он. – Нет, Лойсо. Ты останешься сидеть здесь. Это будет полезно и тебе, и твоим способностям к Истинной Магии, да и мне так будет спокойнее. Говоря, что ты уйдешь, я имел в виду другое.       Адресую ему вопросительный взгляд.       - Скоро поймешь. Это приходит как пшик, - усмехается он, с какой-то странной интонацией. Впервые за много лет я не могу кого-то отзеркалить, и причина даже не в моей слабости после поражения, а в нем самом. – Ты согласен?       Кивок. Выбора у меня все равно нет. Сама мысль, что мне предстоит остаться здесь одному на неизвестное и точно не маленькое время, сама эта мысль внушает леденящий ужас. Лишняя пара минут компании, пусть даже его компании – это слишком слабое лекарство от ждущей меня раскаленной вечности, но все же больше, чем ничего. Гораздо больше.       - Вот первый вопрос. Что ты ко мне чувствуешь?       Изумление не мешает ярости, ярости, ранее тщательно скрытой и загнанной в угол, выплеснуться наружу. Слова, злые, упоительные вырываются из горла, выплескивают обжигающее безумие, несущиеся по венам.       - Я тебя ненавижу!       Почти физически ощущаю блаженство, которое мне доставило произнесение этих слов. «Не так часто удается искренне пообщаться» - радостно скалится внутренний безумец, но впервые я ощущаю дистанцию между ним и мной самим… Странное ощущение.       Что это значит вообще? Я не удивлялся так уже лет двести… Или вообще никогда. Более идиотского вопроса придумать невозможно. Ему просто хотелось полюбоваться на мою изумленную рожу? Это как-то слишком.       Понять, о чем он думает, невозможно - лицо непроницаемо, мысли тоже, а в наличии у него чувств я сильно сомневаюсь. Тянет паузу, зараза кеттарийская. Все это напоминает игру в шахматы: он подстроил ловушку, я в нее попался; он делает какой-то незначительный шаг, я, все еще не видя опасности, отвечаю и только теперь понимаю, что ему остался всего один ход до…       - Почему? - спокойно, с осознанием того, что спрашивает на самом деле, произносит он. Пытаясь выиграть хоть пару мгновений, изображаю удивление, но заранее знаю, что это не поможет. Мат.       Почему я ненавижу его? Действительно, почему?       «Он поймал меня, победил, собирается запереть в этом мире» – вот первое, что приходит в голову. Но это не имеет значения, мы оба это понимаем. Он всего лишь наемник, нет, не Короля, не Нуфлина, а самого Мира Стержня, стоящего на грани и совсем не желающего умирать. Мир нашел себе защитника, а тот принял свою судьбу, научился получать от нее немалое удовольствие. Азарт, погони, опасности – вот, что он получил в награду. Не так уж мало для Кеттарийского Охотника. И не так уж много для избранника Темной Стороны и Хумгата, которые навсегда останутся его единственным домом. Кто больше пленник – тот, кто физически не может покинуть тюрьму, как Магистр сейчас, или тот, кто сам сознательно отказывается от свободы ради цели, на которую, по большому счету, плевать?       Лойсо всегда восхищался им. Сильный, красивый, яркий. Необычный. Ни капли ни похожий на серую толпу бессмысленных людишек, которых даже убивать было скучно. Вот именно – скучно. Рядом с ним заскучать было невозможно – непредсказуемость Чиффы славилась в легендах. Его даже зеркалить было невозможно.       Издали наблюдать за бесконечными погонями и драками наемного убийцы, мельком видеть его, мгновенно уходя Темным Путем, как только он появлялся поблизости… И отгонять иногда приходящую в голову мысль – подойти познакомиться.       Узнавать, что на тебя открыта охота, было забавно. Его слишком давно не пытались убить – сумасшедших было не столь много, и они были малоинтересны – подобных экземпляров в собственном Ордене хватало. Но узнавать, что тебя будет пытаться убить Чиффа, оказалось каким-то странным разочарованием.       Разочарование быстро перерастает в злость, а после в ненависть. Уходить от поединка, посылать карикатурные подарочки, сыпать проклятья на его голову, каждый раз чуть замирая, чувствую как его имя скользит по губам… И отправляться убивать, выплескивая ненависть. Безразлично, горожан или Великих магистров, не сильно они отличаются друг от друга в попытках сушить или мочить мертвую ворону.       Потом появился этот забавный мальчишка, Безумный Рыбник. Лойсо намеренно не обращал на него внимания, хотя обычно никому не спускал убийство членов Ордена. Для себя аргументировал это тем, что дополнительная чистка кадров, помимо тех, что он проводит самостоятельно, не повредит. Однако в глубине души он понимал, что просто не хочет трогать Его ученика, пусть и бывшего. Даже таким, очень косвенным образом, приближаться к Кеттарийцу. Но когда упрямый мальчишка посылает ему Зов, все-таки не выдерживает и отвечает. Осторожно отражает его, со странным чувством видя отпечаток, который наложило на Рыбника общение с Чиффой. Этот след виден и на Безумце, и на каменном Лонли-Локли. Великий Магистр осторожно пытается понять, кто, собственно, такой этот Охотник, и, увлекшись, осознает опасность слишком поздно.       И вот теперь все кончено. Чиффа ждет ответа, но нет сил не то, что произнести, а даже сформулировать, признаться самому себе. Вот, что значит уйти – перестать быть собой и стать кем-то другим. И вернуться нельзя.       Теперь Магистр понимает, почему Мир так не хотел умирать. То, что он сейчас чувствует, напоминает смерть, только не полную. Умирает не он сам - лишь привычная маска. Хочется разрушить, уничтожить хоть что-то, пусть даже часть себя, и он делает это.       «Ненавижу, потому что не смог любить».       На несколько секунд грудь взрывается болью – пронзительной и немилосердной, и Лойсо пьет это ощущение – жадно и безысходно, впервые осознавав, что потерял.       Чиффа может оставить его – теперь он уверен, что Магистр за годы заключения действительно многое переосмыслит, а не будет, как и раньше, безумцем метаться по собственной клетке, выжигая жаркий мир ненавистью.       Чиффа должен оставить его – милосердием он никогда не отличался, но все же сейчас навязывать Лойсо свое общество – бессмысленная жестокость, не более того.       Но Чиффа не может. Лойсо делал его жизнь по-настоящему интересной, был слишком заманчивой, слишком желанной целью. Сколько он потратил усилий, чтобы поймать его. И теперь в груди неожиданно пусто и гулко, и, пожалуй, впервые блистательный холодный Охотник недоумевает: «Зачем все это было?»       Заказ. Мишень. Угроза Миру.       Цель. Жертва. Соперник.       Единственный стоящий враг, без которого было так скучно.       Джуффин мог бы его возненавидеть. Но, в отличие от Лойсо, от самообмана отказался давно, зная, что подменять одно на другое бессмысленно. Если не можешь избавиться от чувств – запри их подальше, не показывай никому, но сам помни, каждую минуту. Ненавидеть просто, а самоконтроль мучителен.       Но иногда он не нужен. Иногда можно и нужно быть честным.       Охотник резко подается вперед, обвивает руками за шею и целует. Жадно, властно, почти до боли. Почувствовать его дыхание, вкус его губ, приправленный адреналином и безумием. Лойсо широко распахивает глаза, но через мгновение прикрывает их, жарко отвечает на поцелуй, прижимая к себе заклятого любимого врага и увлекая его на сухую траву.       Лойсо стонет в его руках, выгибается, не хочет отпускать, прижимается как можно теснее, срывает одежду. Кусает, целует, оставляя на напряженном теле алеющие следы, которые будут напоминать о нем, когда Джуффин вернется в Ехо, к своей обычной жизни, в которой для него места уже не будет.       Наверное, это первый и последний раз. Жизнь слишком старательно разводила их в разные стороны и, это, пожалуй, правильно. Магам нельзя быть слишком счастливыми – непреложное правило, плата за могущество, если угодно. Но сейчас, когда обнаженный Охотник всем телом прижимает к земле свое первое и последнее безумие, это никого не волнует.       Лойсо стонет его имя, бесстыдно раздвигает ноги, чувствуя, как желание разрывает его на части, унося остатки разума. Джуффин не хочет причинять боль, но именно она сейчас нужна любовнику, и Кеттариец со стоном резко входит в него. Магистр вскрикивает, дрожит, но почти сразу сам начинает двигаться навстречу, до крови закусывая губы. Охотник уступает и с силой вколачивается в чувственное разгоряченное тело, уже не сдерживая стоны наслаждения. Оба ловят себя на самом краю, сдерживаются, сколько возможно, желая протянуть эти невероятные мгновения, но волна наслаждения все же накрывает их, и оба со стоном рушатся на желтую траву.       Они молча лежат рядом, приходя в себя. Чиффа поднимается и начинает одеваться. Лойсо лежит неподвижно и почти не дыша, слушая шаги и легкий шелест ткани, словно бы боясь открыть глаза, которые даже сквозь веки жжет солнце. На лицо Магистра падает тень, и он, покорившись неизбежности, открывает глаза. Вместо ожидаемого холода на лице Охотника тень легкой грусти. Жадно смотрит на дорогие черты, запоминает. Джуффин знает, что этого делать не нужно, но все-таки целует его в последний раз, уже не грубо, а с отчаянной, безысходной нежностью. Лойсо против воли снова обнимает его, но тот сразу отстраняется. Все правильно. Нечего затягивать. Еще пару секунд смотрит в глаза и мгновенно уходит в Хумгат, возвращаясь в спасенный мир и оставляя его в одиночестве.       Охотник тоже уходит от себя, не в первый, и, пожалуй, не в последний раз.       Но до Магистра все же долетают слова, сказанные в самом Коридоре, а потому нерушимые.       - До встречи.