Есть разговор

Невозможно просто объяснить причину твоей меланхолии в солнечный день ненужного лета и улыбнуться с прежним теплом и заботой. Это как кола со статусом «брошенный» или «ненужный» – вроде и знаешь, что ещё хуже быть не может, но всё равно балансируешь между двумя «за»: любить и обожать. В поисках третьего, антонимичного – противоположного, если хотите – слова, которое сожрёт тебя изнутри, посему и подарит спокойное существование на оставшееся время, теряешь себя. А горло скоблит не то скука, не то настоящие скупые слёзы мужчины. Ну, почти слёзы, если мокрую пелену на глазах можно так назвать. Вяло щёлкать фотографии на компьютере и думать, как бы не превратиться в сопливого подростка, – высший пилотаж посреди рабочего процесса, который и на паузу-то не поставить. Вот же обидно как бывает в жизни: отвергает любимая женщина, начальница над ухом перекрикивает даже прямой поток музыки, а ещё болят скулы от натянутой улыбки, и тошнит горечью кофе – но это мелочь. В душе капает такой дождь, что скоро и сердце захлебнётся неразделённой любовью, не успев вдоволь поболеть и посмеяться. Хочется истошно выкрикнуть: «Я больше не люблю тебя», а потом добавить, совсем тихо и без жизни в голосе: «... но как часто я вру сам себе». Да, и самое сложное за все тридцать и n лет перестать лгать самому себе, причём так безбожно, как не может никто. Будто есть толк в каждом таком слове? И даже если сам знаешь ответ, внутренний голос не слушаешь. Он, неглупый и почти добрый, желает помочь, а когда отказываются – то иди нафиг. Понимаешь, что будешь терзаться мыслями в одиночестве, а ведь всё равно яростно отмахиваешься от потенциальных помощников. Ну, вот Амелина, например. Чего она тебе сделала? Захотела девочка поинтересоваться твоим состоянием – наорал на неё, аж до слёз довёл. Или Рогозина? Игнорируешь её, как можешь, так она в один прекрасный – серьёзно? – момент припомнит все косяки и не простит. Колени сотрёшь в извинениях перед ней. Кроме залипания в себе самом, есть ещё порядка трёх вариантов, что делать дальше. Первый и второй, основанные на причинении большей моральной и физической боли соответственно, ты вроде и рассматриваешь, но как-то побаиваешься, если честно. Третье и просто, и сложно одновременно – чёрт ногу сломит, в общем – для обоих, но: плюс шанс опять услышать её прекрасный голос, минус схлопотать пощёчину. Плюс на минус всегда, в любой ситуации даёт минус, так что разговор не выгоден. Хотя – терять нечего, ибо всё уже давно смыто куда подальше. Шаг за тобой, не так ли? Гипноз на дверь срабатывает почти мгновенно, но немного в другом варианте – Амелина своеобразно мстит тебе за непрошеные слёзы ненужной шишкой. Потираешь ушибленное место, мечешь в блондинку злые молнии, но орать не собираешься, ведь не за этим ты выпал из депрессии в последние сорок, сорок одну, сорок две... секунды. Дорога к моргу за несколько дней заросла новым потоком лаборантов, которых уже убить хочется, достали неимоверно. Думаешь, что сейчас неплохо было бы наколдовать в руках букет роз, коробку шоколадных конфет и бутылочку красного полусладкого – для комплекта, естественно. Магия, конечно, магией, а разговаривать придётся на пустой желудок и трезвую голову. И к чёрту все сложности, это должен быть последний ваш разговор, из которого ты выйдешь не просто победителем, ещё и вместе с ней. Как тогда – сотни прошлых жизней назад. Она встречает тебя холодным молчанием, вполне соответствуя своей профессии и помещению, откуда хочется бежать со скоростью света. Чуть клонишь голову к правому плечу, а она и вовсе отворачивается – вот тебе и «отворот-поворот». На губы лезет глупая усмешка, потому что ситуация точь-в-точь повторяется с событиями недельной давности, только вразрез с одним «но»: тогда ты ушёл прямиком в уныние. Шагаешь к ней уверенно, даже под ноги не смотришь, и думаешь, что необходим сейчас скрипач, который бы озвучивал твои действия. Кладёшь руки на плечи, наклоняешься к самому уху – эй, меньше пошлости. Она вздрагивает, как от удара током. И тебе на секунду кажется, что разряд действительно прошёл от твоих ладоней к её телу, а лучше бы – к разуму. - Есть разговор, – на звук твоего голоса она поднимается со стула, тот с шумом отъезжает от её ног. Ты мысленно ликуешь, что начало ко всему положено, пусть даже такое сухое. Пусть даже почти не начало. - Не о чем нам разговаривать, – словами бьёт наотмашь; ещё и с диким удовольствием добавляет: – Уже давно всё обсудили. Мы по разные стороны баррикад, как ты не понима... – грубо затыкаешь повторный поток отмазок поцелуем, вкладывая в него всю нежность, что есть. - «Нет, не понимаю», – мельком мысль. – «И не хочу понимать». От прежней ярой сторонницы дружеских отношений не остаётся и следа – она почти тает в твоих объятиях, отзываясь на каждое приятное прикосновение лёгкой дрожью и приглушёнными стонами. А ты ни сдаваться, ни – тем более – проигрывать не собираешься и нагло скользишь руками по оголённым участкам тела. Ладони твои тёплые, неторопливые, а кожа у неё до тряски нежная и пахнет гелем для душа с цитрусами. Никогда ещё ты не был так доволен собой, что хочется от переполняющего счастья прыгать выше потолка. Вот бывают же женщины такими непостоянными: то «хочу», то «нет, блин, не хочу». То «люблю», то «как же ненавижу». То «Тихонов, ты идиот», то «нет, Тихонов, ты точно идиот». Ну, ладно, хоть где-то и когда-то должно быть постоянство. Пусть не в разговорах, то хотя бы... в недружеских – кажется, так, да – отношениях что ли?