Сердце АНБУ

      Война закончилась. Это ощущалось, главным образом, в том, что жизнь деревни наконец вошла в мирное русло. Прерванные было работы по восстановлению Конохи благополучно завершились, все раненые вернулись в строй, и даже миссии, скопившиеся за время боевых действий, постепенно подходили к концу. Не было авралов и форс-мажоров, только интенсивная, но всё-таки планомерная работа. Рутина...       Саю казалось, что жизнь останавливается и вот-вот замрёт совсем. Никаких событий не происходило, время будто и не текло вовсе, а ползло, подобно улитке. Однообразные задания, по большей части охранного характера, поскольку на стройки художника не посылали, только подчёркивали это ощущение. Как насекомое в янтаре... Миссии были в основном одиночными из-за нехватки людей. Провожая очередного параноика до места назначения, Сай всё чаще замечал, что его охватывает ностальгия по минувшей войне. Это пугало, однако не тосковать по тяжёлым, отчаянным, но полным чувства единения и безумной надежды дням он не мог.       Больше всего в наступившем затишье художнику не хватало Хатаке Какаши.       Он впервые услышал о Копирующем ниндзя ещё на занятиях в Корне, и с тех пор мыслями вновь и вновь возвращался к этому удивительному, яркому и таинственному человеку; в какой-то момент у него даже возникло желание сразиться с ним. А потом Сай стал членом его команды, и в самый, пожалуй, сложный момент Какаши признал корневика и принял как своего. Они становились всё ближе с каждым днём, с каждой встречей. Казалось, ещё чуть-чуть, и что-то в жизни художника по-настоящему изменится... Но теперь увидеться с Какаши-сенсеем удавалось слишком редко, как правило, на час-другой, а главное, вместе со всей командой. Они сидели рядом в Ичираку, слушая радостный трёп Наруто, и были при этом невыносимо далеки друг от друга. В такие моменты Сай незаметно косился на Копирующего, в глубине души надеясь хотя бы встретиться с ним взглядом. Если сенсей внезапно обращался к нему, парень вздрагивал и отвечал невпопад, а после того, как все расходились по домам или, чаще, по делам, на душе становилось пусто. Художник всё отчётливее понимал, что момент безвозвратно упущен, и теперь уже ничего не произойдёт. Временами ему снилось, как прямо на него несётся мужик в бинтах с огромным тесаком, но прежде, чем Сай успевает что-то предпринять, его загораживает от врага фигура с белыми, как снег, взлохмаченными волосами. Он просыпался в холодном поту, чувствуя, как его сердце колотится о рёбра, будто хочет вырваться из грудной клетки на волю, и ему становилось очень одиноко.       Особенно одиноко, как ни странно, ему было в деревне. В Конохе царила непристойно идилличная атмосфера умиротворения и всеобщего счастья. Даже Саске, который, похоже, был немного дезориентирован резкой сменой образа мыслей и жизненных приоритетов, ходил в невероятно благодушном настроении и чуть ли не под ручку с донельзя довольным Узумаки. Сай быстро поймал себя на том, что избегает встреч со своими товарищами. Время между миссиями было совершенно нечем занять, поэтому он запасался книгами в библиотеке и уходил на одну из дальних тренировочных площадок. Там его случайно находил разве что считающий птиц Неджи. Иногда он перекидывался с художником парой вежливых фраз и уходил по своим делам. Сая это вполне устраивало.       Он уже давно переключился на художественную литературу, потому что справочники, в которых больше не удавалось найти ничего нового, ему наскучили. Желая стать хоть немного ближе к Какаши, бывший корневик попытался раздобыть «Ичу-Ичу», но не преуспел, а воровать в родной деревне постеснялся. Поэтому довольствовался романами и повестями, которые теперь и брал в библиотеке.       Это было совершенно новое и удивительно увлекательное занятие: погружаться в реальность вымышленных ситуаций и во внутренний мир людей, которых никогда не было на свете и которые, тем не менее, оживали на страницах книг, подобно его рисованным зверям. Сай раньше и не догадывался, что так бывает. Чтение продвигалось медленно, потому что в голову постоянно лезли разные, порой довольно внезапные мысли. Прежде он запретил бы себе отвлекаться и заставил бы сосредоточиться на изучении текста, но сейчас Сай знал, что этого не требуется. Ведь смысл не в том, чтобы запомнить прочитанное как можно точнее, это не инструкция и не «пособие по психологии для чайников». Ощущения, ассоциации, всплески смутных чувств и желаний несли его сознание, как река несёт лодку, и это было самым главным.       Нередко у него возникало желание рисовать, и тогда он откладывал книгу, немало не беспокоясь о том, что прервался на середине абзаца. Образы на бумаге всегда выходили очень конкретными, детальными, и, закончив набросок, Сай подолгу смотрел на вымышленных героев и думал. Откуда приходит понимание, что они именно такие? Как удаётся автору с помощью всего лишь написанных на бумаге слов донести свои чувства и мысли до другого, совершенно незнакомого человека? Ведь люди, порой, могут быть рядом и не понимать друг друга, несмотря на все усилия...       Однажды мимо пробегал на руках Ли. Заметил Сая, остановился, не вставая на ноги, поинтересовался, как у него дела, пожелал всего наилучшего --- с точки зрения силы юности, разумеется, --- и бойко помчался дальше. А художник так и остался сидеть с раскрытой книгой в руках, но смотрел при этом не на страницы, а на колышущуюся под дуновениями ветра траву и солнечные пятна на земле между деревьями. Потом он глубоко вздохнул и откинулся на спину, закрыв глаза. Прохладный ветер временами сдувал прикосновения солнечных лучей, но потом они возвращались, и было приятно ждать их и ловить кожей тепло. Раньше он не знал, как это --- просто лежать на траве, слушая шум листьев, подставляя лицо солнцу, и предаваться мыслям, которые с точки зрения его прошлого следовало бы выкинуть из головы как полную чушь. Например, о том, что от этой мимолётной встречи с Ли больно защемило в груди. О том, как они сражались вместе. О том, как бежали под дождём к своим наставникам... И о том, что Сай понял ещё тогда, а книги всего лишь подтвердили его правоту: он наивно, безрассудно, но до безумия сильно влюблён в Какаши-сенсея. Поэтому свалившаяся на него свобода от Корня не радует, как должна была бы радовать. Он может делать что угодно и жить как заблагорассудится. Только не знает, как сделать то, чего хочется больше всего на свете, а оставаться самому по себе одиноко. Казалось бы, не надо больше скрывать свои мысли и чувства, не надо больше сдерживать эмоции... Но как их показать? Как можно надеяться, что он будет правильно понят?       «Не надо больше сдерживать эмоции!»       Сай повернулся набок и уткнулся лицом в нагревшийся на солнце чёрный рукав, придерживая ладонью недочитанную книгу. Невольно вспоминалось, как однажды Какаши-сенсей смотрел на него, и его взгляд говорил: «Я всё про тебя понимаю». Без осуждения, без угрозы, по-доброму. И в ушах вновь раздавались отзвуки его голоса. Именно тогда он принял Сая как своего. В их расставании в тот день был лёгкий аромат невысказанного обещания, что, может быть, однажды... и от этого становилось тепло и слегка беспокойно. Художник вспомнил, как коснулся тогда своих губ и тут же стыдливо отдёрнул пальцы. Даже огляделся украдкой, не видит ли кто... Надежда трепетала в груди и туманила ум. Она была полупрозрачной, и Саю вдруг захотелось сделать так, чтобы на ней можно было хотя бы сфокусировать взгляд, а лучше --- дотронуться рукой, прижать к груди и никогда не отпускать. Хотелось получить право на исполнение своего желания, как-то его заслужить.       Вроде бы он сделал всё, что мог. Или не всё?.. Может, надо было написать сенсею? Или подойти и сказать ему всё как есть?       Сай понял, что задремал, только когда его разбудило прикосновение к руке чего-то влажного и холодного. Он поднял голову и встретился взглядом с внимательными пёсьими глазами. На собаке был хитай с символом Конохи, но парень узнал бы любимца Хатаке и так. Художника охватило непривычное для него волнение, хотя он весьма смутно представлял себе, чего ждёт от хвостатого посланника. Юноша не очень хорошо разбирался в собачьей мимике, но ему показалось, что Паккун смотрит на него строго, почти с осуждением.       - Не спи на солнце, парень, --- строго произнёс пёс. Сай подождал, но развивать свою мысль деловитый мопс не собирался. Художник подумал, что вести разговор лёжа невежливо, поэтому сел и скрестил ноги. Паккун взглянул на него снизу вверх так, как обычно смотрят сверху вниз, и заговорил вновь. --- У тебя на сегодня миссия есть?       - Нет, --- честно ответил Сай. Чуть было не спросил: «А что?», но вместо этого зачем-то добавил: --- И завтра нет.       - Отлично! --- вынес вердикт пёс и почесал за ухом. --- Делай что хочешь, но вечером сиди дома. Понял?       Юноша кивнул, и Паккун испарился прежде, чем корневик успел сказать хоть слово.       «Делай что хочешь...»       Сай ещё некоторое время смотрел на то место, где только что был суммон, а потом взял книгу и попытался найти страницу, на которой заснул. Пальцы дрожали, и это мешало листать, а мысли сумбурно клубились в голове. Поэтому он вскоре сдался, собрал остальные книжки и пошёл домой, хотя солнце было ещё довольно высоко.       Пытаясь убить время, Сай прибрался в комнате, и без того опрятной и чистой, заново рассортировал книги и свитки, чтобы освободить место под романы, взятые в библиотеке, осмотрел и заточил всё оружие, какое нашёл, до последнего сюрикена и, не зная, что ещё предпринять, помылся, невероятно смущаясь при этом. А потом сел на табурет перед мольбертом и уставился в окно, не в силах придумать себе ещё какое-нибудь занятие. Увядшая было надежда ожила и принялась с энтузиазмом терзать его разум. Он взял в руки кисть, а когда на холсте появился чёрно-белый портрет Хатаке, Сай смутился и поспешно закрыл картину куском ткани.       Как оказалось, очень вовремя --- минут через пять свет закатного солнца заслонила фигура человека. Гость сидел на подоконнике на корточках, подняв руку в приветственном жесте.       - Йо, Сай-кун!       Сай сильно вздрогнул, встал и склонил голову в поклоне.       - Конбанва, Какаши-сенсей.       Трудно было услышать хоть что-то, кроме собственного пульса, отдающегося в ушах, в горле... даже, казалось, в пальцах рук. Какаши подошёл к нему близко-близко и тихо произнёс:       - Это тебе. Надеюсь, понравится.       Сай опустил глаза и увидел в руках джонина прямоугольный футляр. Взял его и, немного помедлив, открыл.       - Аригато!.. Сен-сей...       Внутри оказался набор кистей, разных по форме и, судя по всему, весьма недешёвых. Сай изучающе провёл пальцами по щетине, а потом заставил себя поднять глаза на Какаши.       - Внезапно заметил лавку в городке, где у меня была миссия. Подумал, тебя это обрадует.       Художник не нашёл, что ответить. Просто стоял и смотрел на Копирующего, любуясь им, наслаждаясь каждым моментом рядом с ним, как несколько часов назад наслаждался солнечным теплом на тренировочной площадке. Только сильнее, острее и гораздо более жадно. Ему вдруг стало понятно, что если сейчас ничего не предпринять, Хатаке просто улыбнётся сквозь маску, бросит ничего не значащую фразу, махнёт рукой и исчезнет за окном... А второго шанса никогда больше не будет.       Сай уже открыл рот, чтобы произнести хоть что-то, но Какаши его опередил:       - Хотел сказать, что ты мне очень нравишься, Сай. Правильнее даже было бы сказать, что ты мне дорог. Прости, что не удалось признаться тебе в этом раньше, --- с мягкой улыбкой произнёс Копирующий. Художник растерялся, однако уже через секунду овладел собой. Он успел понять, что значили произнесённые только что слова, и надежда стала сменяться в душе уверенностью, что всё получится. Долгожданный момент наступил, и теперь было просто необходимо во что бы то ни стало довести задуманное до конца.       - Я... я люблю вас, сенсей.       Его бросило в жар от смелости и непривычности сказанных им слов. Хатаке привлёк парня к себе, едва дав ему возможность положить на табуретку футляр с кистями.       - Я соскучился. Всё это время я очень скучал и ждал, когда нам удастся увидеться. Прости, что заставил тебя ждать так долго... Я тоже люблю тебя, --- тихо говорил мужчина, и Сай понял, что дрожит. Он по-прежнему не мог отвести взгляда от его лица и, будто заворожённый, смотрел, как Какаши снимает хитай, обнажая закрытое веко с длинным вертикальным шрамом, как стягивает вниз маску, открывая одну из самых волнующих тайн Конохи. Сай успел увидеть, что Копирующий безумно, непристойно красив, а потом его лицо стало слишком близко, и их губы соприкоснулись в мягком, изучающем поцелуе.       Юноша продолжал дрожать и позже, когда они лежали на диване, порывисто, жадно лаская друг друга и нетерпеливо стаскивая свою и чужую одежду. Ощущение горячих, сильных и одновременно нежных рук на обнажённой коже заставляло выгибаться и всё сильнее прижиматься к другому телу, стискивать его в своих объятиях... чтобы не отпускать никогда. Сай слишком хорошо помнил, как мчался наперегонки с Ли сквозь ливень и молил неизвестного кого о том, чтобы легендарный шиноби с шаринганом не исчез из его жизни, как исчез другой, самый близкий на свете человек. Тогда он изо всех сил пытался вмешиваться, пытался что-то изменить, а что-то --- удержать, но казалось, что оно всё равно вот-вот вырвется из недостаточно сильных пальцев. Теперь же, когда его заветная мечта здесь, рядом с ним, он ни за что её не отпустит!..       Какаши попытался отстраниться, и Сай буквально впился в его плечи.       - Я хотел предложить расстелить постель, --- признался Копирующий, похоже, несколько озадаченный страстностью и настойчивостью художника. Тот не ответил, только кивнул, облизнул горящие от жарких поцелуев губы и поднялся с дивана, показывая дорогу к шкафу и не отпуская мужчину от себя ни на шаг.       Быстро застелив диван в четыре руки, они, всё так же не сговариваясь, избавились от остатков одежды и вытянулись на постели, прижимаясь друг к другу разгорячёнными телами. В глубине души Сай по-прежнему не верил, что это происходит на самом деле. Что человек, о внимании которого он мечтал днём и грезил ночью, настолько близко, насколько это только возможно. Прикосновения кожи к коже, тихие, несдержанные стоны, влажная головка чужого члена, холодящая живот, и ком жгучего, нетерпеливого желания внутри.       Они ничего не говорили друг другу. Сейчас слова были совершенно излишни для двоих АНБУ, таких разных и одновременно похожих. Когда Какаши опёрся на руки, нависая над Саем, тот с готовностью приподнял бёдра и раздвинул ноги. Он чувствовал себя распахнутой дверью, которая только и ждёт того, чтобы в неё вошли... Юноша выдохнул еле слышный стон, ощущая, как член любовника протискивается внутрь, будто заполняя собой всё его существо. И чуть не вскрикнул, когда пальцы Какаши с уверенной нежностью обхватили его плоть.       Свобода... Полная, безоговорочная --- вот она, вокруг него, везде. Ему ни перед кем не придётся отчитываться, свою связь не придётся ни от кого прятать, и даже скрывать чувства к Хатаке от него самого больше не нужно. Он волен быть с тем, кто ему дорог, отдаваться ему полностью. Свобода из бессмысленной обузы стала величайшей драгоценностью... И это невыносимо обостряло все ощущения, заставляло сердце биться так, что становилось страшно, хотя обычно бывает наоборот. Даже думать, что будет дальше, как распорядиться оказавшимся в его руках даром, не хотелось --- с Какаши-сенсеем всё получится. И вообще, отныне всё получится.       Кажется, он всё-таки вскрикнул, когда кончал. И осознание этого приятно щекотало нервы и холодило кожу, потому что в голове вновь и вновь раздавался голос Копирующего: «Не надо больше сдерживаться, Сай! Не надо сдерживаться!..» А может, ему не показалось, и его любовник действительно выстонал эти слова во время оргазма?..       Его любовник... Любимый им человек. Его возлюбленный...       Сай прильнул к Какаши, пытаясь перевести дыхание и слушая, как бешено колотятся их сердца. Вот оно, сердце Копирующего, здесь, совсем близко...       Юноша подумал, что следует что-то сказать, как-то подтвердить, закрепить всё то, что только что произошло между ними. Но слова упорно не находились, потому что он ещё не был уверен, как именно это делается. В итоге, внезапно для себя самого, он спросил:       - Какаши-сенсей, а вы дадите мне почитать «Ичу»?       - Дам. Когда подрастёшь. Ты ещё несовершеннолетний, --- ответил Какаши, а через пару секунд тихо рассмеялся, видимо, сам поняв нелепость этого утверждения в данных обстоятельствах. Сай засмеялся в ответ и уткнулся в его мускулистое плечо. Отчего-то художник был уверен, что сказанное только что и было желанным обещанием, поэтому всё необходимое уже произнесено. Сейчас, когда он лежал в объятиях Хатаке, ощущая биение его сердца почти так же отчётливо, как своёго собственного, совершенно не верилось, что их работа так уж опасна. Нет, у него впереди целая жизнь, долгая и обязательно счастливая, потому что иначе рядом с Какаши-сенсеем и быть не может.       Мужчина вскоре заснул, Саю же не спалось. Он слушал чужое дыхание, впитывал кожей чужое тепло и жадно пытался запомнить каждый момент, хотя, казалось бы, теперь в этом не было нужды. В итоге парень встал, взял со стола альбом и карандаш и неслышно подошёл к окну. Уже стемнело, однако почти полная луна давала достаточно света. Он склонился над подоконником, торопясь запечатлеть по памяти черты, которые мало кому доводилось когда-либо видеть.       Хоть Сай и был поглощён рисованием, краем глаза он заметил на растущем возле окна дереве небольшую тень. Юноша взглянул туда и обнаружил Паккуна. Пёс внимательно осмотрел художника сверху донизу, и тот, смутившись, поспешно прикрыл наготу альбомом. Нин-дог, кажется, усмехнулся и деловито повёл носом.       - Ну, слава Ками-сама, уладили свои дела. А то я уж думал, этого гения за шкирку тащить придётся. Или ты стормозишь. Анбушники... --- осуждающе протянул он, покачав головой, а потом посмотрел Саю прямо в глаза. --- Ну что, доволен, парень?       Художник растерянно закивал, и Паккун устроился на ветке поудобнее. Выражение морды у него при этом было самое благодушное.       - Вот и хорошо. Все довольны. А то, как ниндзютсу S-ранга копировать, --- это мы первые. Порнуху каждый день с утра до утра читаем. А как человеку в любви признаться --- так это не-е, ни в какую! Вызовет меня на миссии и, пока по следу, например, идём, все уши про тебя прожужжит. Сай то, Сай сё, Сай такой... Я ему сто раз говорил: «Что ты мне-то всё это рассказываешь? Пойди и ему скажи». Он сразу теряется, смущается... Ага, вот как ты сейчас, точно! И отмазывается, отмазывается, мямлит что-то, упирается... Взрослый мужик уже, а ведёт себя как генин, ей-богу!..       Сай слушал, сгорая от стыда и робкого, счастливого волнения. Пёс же, видимо, выговорившись, встал.       - Пора мне. Давай, парень, не подкачай. Я на тебя рассчитываю, --- сказал он очень серьёзно, глядя прямо в глаза. Потом почесал короткой лапой бок, развернулся и исчез в ночи. Юноша ещё некоторое время смотрел на дерево за окном, пытаясь привести в порядок мысли, а потом вернулся к своему занятию, прерванному появлением суммона.       Закончив рисунок, Сай вынул лист из альбома и аккуратно спрятал его в ящик стола, после чего вернулся в постель и прижался к ставшему уже родным телу Какаши. Художник решил, что сделает небольшую картонную обложку, чтобы можно было носить портрет с собой, и теперь это будет его талисманом. А ещё он думал о том, что Хатаке всё-таки невероятно красив, но этого никто никогда не увидит, потому что рисунок свой Сай ни за что никому не покажет.