Broken But Home

      Ховарду ещё никогда не было так холодно. Сейчас, направляясь в квартиру Свена, он хотел найти там защиты от боли, поразившей самое сердце. Перед глазами все мутно, словно пелена застилает голубую радужку, делая её безжизненно тусклой. Руки безвольно крепко сжимали ледяной руль, и это на малую долю отрезвляло сознание. Вернуться... Ему так хотелось вернуться, чтобы увидеть рассевшегося на мягком диване Свена. Он бы наверняка недовольно щёлкал телевизионные каналы, в надежде найти что-то интересное. Тогда расставание, которое довелось ощутить, осталось бы всего лишь иллюзией, не претворившейся в реальность. Тело нещадно трясло, словно его окунули в прорубь зимой и безжалостно выставили на мороз, постепенно прожигающий кожу до костей. Нога с силой давила на педаль, и рёв машины, мчащейся по шоссе с невероятной скоростью, помогал отвлечься от холода в душе, который иглами врезался в его эмоции и убивал их, медленно, мучительно, постепенно. Единственным желанием сейчас было спасти эти чувства, спасти отчаянно борющуюся с жестоким разумом любовь, собрать осколки собственной души и склеить их, чтобы просто не распасться на мелкие частицы.       Оглушающий рёв машины, будто крик раненного, умирающего зверя, отражал его состояние. Оттого нога всё сильнее и сильнее вдавливала газ в пол, вызывая дискомфорт во всем теле. И не было страха за жизнь, пусть сильный ливень барабанил по стеклу, будто желая разбить его. Не было волнения за чужие жизни, даже при том, что скорость достигла отметки 105. Может ли измениться жизнь за несколько минут? Может. Холодный руль, и дорога, ведущая далеко в глушь. Думаю лишь о тебе, возвращаясь домой. Я забыл причину, заставившую меня уехать.       Ощущение реальности сгустилось над его головой. Скрепя сердце, он вынырнул из собственного потока чувств сюда, где тут же настигло безжалостное осознание. Он снова видит это помещение. залитое разноцветными огнями, слышит динамичную музыку и смех голландской сборной. Вот Свен, стоящий посреди толпы своих друзей. Пухлые губы, растянувшиеся в веселой, высокомерной улыбке. Гордая осанка, кричащая о том, что обладатель, по праву, выше других. Карие выразительные глаза, источающие надменность, заинтересованность, жажду внимания. Но только одному Ховарду было видно лёгкую тоску и одиночество в чарующей черноте его глаз. И... его голодные руки, обнимающие не норвежца, страстные поцелуи, которые он дарил не ему, а девушке, которую Ховард видел в первый раз. Сердце отказывалось верить, но ноги сами по себе попятились назад, как раз в тот момент, когда дорогой взгляд устремился прямо на него. Воспоминания утопали в сером тумане, оберегая сердце от смертельного удара. Дрожащие пальцы потянулись к кнопкам на панели и лишь со второго раза включили радио, нажав на кнопку. Звучала мелодичная музыка и на голландском, пропадая в помехах, пел голос, задевая и так до предела натянутые струны раненой души. Хрипящие и мягкие звуки так напоминали его произношение.       Ховарду страшно сейчас было допустить какую-либо мысль в голову, слишком шатким было его положение. Шаг назад - и его поглотит безумный равнодушный холод чувства, из которого невозможно будет возродить. Та самая черта невозврата, где нить, связывающая их со Свеном, оборвется без надежды на восстановление. Шаг вперед - и он в огне боли, отчаяния, на грани душевной гибели. Как жить без того, кто, спустя столько лет, наконец, стал его? И здесь, на этой линии, меж двух бед, его молчаливым спутником было неверие. Свен не мог так поступить. Да, он эгоист, высокомерный собственник, чертов победитель, но не предатель. Этот год, что они были вместе, их любовь окрепла и выросла во что-то ещё более масштабное, близкое, теплое, что нельзя описать ни на одном языке мира. И воспоминания о нем так рьяно возвращались к нему, удерживая от падения. Радиоволна теряется в помехах, Но я слышу каждую песню, И они вынуждают меня возвращаться к тебе. Я мог бы просвистеть И с успехом развеять эти годы, словно мелодию.       Он не знал, сколько времени он провел в дороге и куда вообще заехал, пока находился в каком-то трансе.Все вокруг то плыло, то снова приобретало четкость. Спроси его сейчас, какое число или где он живет, он бы не вспомнил. Сознание находилось в цепких руках желания развеять эту боль, вернуться домой. Оно топило лёд, сковывающий сердце. Перед глазами стояла его улыбка, которую Свен дарил ему при каждой встрече. Какая-то особенно искренняя и чистая, не омраченная лицемерием и гордостью. Как же он хотел сейчас оказаться в его сильных руках и услышать заветные слова. И стоило подумать, как низкий бархатный голос в его сознании сказал: "Я люблю тебя..." - и только сильнее надавил на сердце, обливающееся кровью, а рану на нем Свен сам ему оставил...       Впереди замелькали перекрёстки, и, только въехав на один из них, он заметил, что на улице почти нет людей. Что все они, испугавшись сильного дождя, разбежались по домам. И только светофоры как-то уныло и педантично переключались с красного на зеленый. Скорость пришлось снизить, и снова он приобрел ощущение реальности, очнулся ото сна. Но длилось это недолго. Вскоре снова виднелся только ровный горизонт и простирающаяся вдаль равнина. Но есть ли разница, что там, впереди, когда не существует Тени без Света? Прерывистая белая линия выделялась на фоне серой мокрой дороги и резала глаза своей яркостью. "Прямо как ты, Свен, - подумал Ховард. - Ты всегда был особенным, таким далёким и близким одновременно. Неужели... я ошибся в тебе?"       Дождь все моросил, но не так яростно. Мельтешащие перед взором дворники все же успевали смахивать потоки воды, хотя изрядно раздражали глаза. Как же ему было холодно сейчас, и только жаркие руки любимого могли спасти его от болезненного мора. Только тёплый взгляд мог разбить ледяной гроб, в который его загнала не то больная фантазия, не то суровая реальность. Свяжи мое сердце нитью, Чтобы скорее эта прерывистая линия Привела меня обратно в твои объятия, Но пока что меня ждет долгий путь, Такой долгий путь...       Кинолента стала пролетать перед его глазами. Вот человек, чувства, к которому он лелеял столько лет, отвечает ему. Сердце стучит, и стук отдается в висках, он буквально слышит, как кровь бежит по жилам, будто профессиональный легкоатлет. Становится плевать на прохладу, идущую ото льда, от которой чуть сжимаются легкие при вдохе. Напряжение в ногах превратилось в слабость. Единственное, что он тогда видел - это тёмные, карие глаза Свена, источающие уверенность и толику теплоты, которую он дарил только избранным. И, стоя посреди тренировочной ледовой площадки под открытым небом, он понимал, что мечта сбылась: Свен теперь его. Легкая напряженная улыбка перерастала в счастливую, а льдисто-голубые глаза сверкали ярче солнца. Это была обычная тренировка, но насколько она перевернула жизнь. Они молчали, потому что все слова были сказаны. Говорили только взгляды, обращенные друг на друга. Невероятное ощущение того, что стена отчуждения между ними разрушена, и теперь они не только соперники, но и близкие друг другу люди. Ховард бы хотел что-то сказать ему тогда, но губы лишь беззвучно шевелились. Теперь никто в мире не смог бы доказать ему, что чудес не существует.       А потом стали быстро пролетать дни, фиксируя в памяти только самые мучительные и счастливые моменты. Просыпаясь рано утром с ним, Свеном, в одном номере, Ховард подолгу не отводил взгляда от Свена. Он приходил к нему каждую ночь. И они оба чувствовали ту остроту положения, в котором они находились, но от этого их любовь становилась крепче. Чем больше было препятствий на их пути, тем сильнее его тянуло к своему Свету. Ночью они занимались любовью, с трудом сдерживая рвущиеся стоны. Ведь рядом были комнаты ребят из норвежской сборной. Они, конечно, знали обо всем, старались помочь: скрыть их отношения, предоставить номер на ночь - и Ховард был безмерно им благодарен. Особенно Кристофферу, который каждую ночь исчезал куда-то, перед уходом лишь подмигивая другу и беря с него обещание громко не стонать. Но как же трудно было не дать волю чувствам, когда Свен ласкал его тело, покрывал укусами шею и грудь, когда они сливались воедино. Голландец обычно засыпал первым, как правило, положив ладонь под голову. А норвежец жадно впитывал это милое для гордого Свена действие и смотрел, смотрел, чтобы потом воспроизводить в уме картинку. На рассвете, когда солнце только-только начинало плавно вылезать из-за горизонта, Ховард просыпался. И сначала он не замечал, как встает перед окном, держа в руках свитер Свена. А потом это вошло в привычку: прижимать к себе теплую мягкую ткать, чувствовать запах его кокосового геля для душа и умиротворенно улыбаться. Пальцы так томно сжимали и перебирали материю, будто собирали энергию, оставшуюся на ней. Одежда Свена согревала его подобно родным рукам, а тихое дыхание, доносящееся с кровати, заставляло сердце колотить ребра. Пробуждение голландца всегда было чем-то вроде священной традиции. Норвежец, с благоговением целовал идеальное лицо Свена, уделяя больше всего внимания пухлым губам. Тихий шепот в такие мгновения будил Свена, предупреждая, что пора вставать и идти в свой номер. Ленивая улыбка была ответом на его слова. А потом он молча уходил, на прощание мазнув бархатными губами по щеке. И так день за днем, пока солнце освещало землю - лишь соперники и только очень внимательный человек мог заметить, что при встрече взгляд Ховарда, задержавшийся на Свене, становился в буквальном смысле горячим и долгим. А тот, проходя мимо, на миг касался пальцами руки норвежца. Ночью - они снова предавались любви, забыв обо всем на свете.       Вот следующий кадр их фильма. (Только Ховард не помнит, что побудило его вспомнить все хорошее и плохое, что было между ним и Свеном.) Межсезонье,в эту пору расставаний, ночь укрывала Ховарда, идущего к дому Свена, который в условленный час ждал его на пороге. И все проходило совершенно наоборот, пока они жили в Нидерландах. Здесь не надо было прятаться. Дом Свена стал и домом Ховарда. Здесь они спали до позднего утра. Здесь Ховарда будило не чувство опасности и боязнь быть увиденными, а крепкие утренние поцелуи Свена. Одного было достаточно, чтобы сон вмиг покинул его сознание, уступая место радости. Он раскрывал глаза и видел задорную улыбку голландца, нависшего над ним. Такую самоуверенную, игривую и теплую. Обычно, Ховард, смеясь, заваливал Свена на спину и начинал щипать. Свен хмурился и с гордым видом пытался вылезти из-под норвежца, но потом смеялся вместе с ним и трепал его светлую макушку. Они долго валялись на кровати. Ховард, положив голову на грудь Свена, рассматривал незамысловатый узор на бежевых обоях. Потом взгляд падал на огромное окно, завешенное тюлевыми шторами, которые по цвету совсем не подходили к обоям, и Ховард не раз требовал снять их. Он замечал пылинки на деревянном столе около шкафа, напоминая себе, что нужно заняться уборкой. И лишь когда проворные пальцы Свена сжимали его волосы, заставляя повернуться к лицу возлюбленного, Ховард отрывался от созерцания плаката с голландцем, повешенном на шкафу и фотографии Свена с командой, которая устроилась в рамочке на столе.       За завтраком, который готовил обычно Ховард, они болтали, либо подшучивали друг над другом. А однажды норвежец стащил у Свена кружку с крепким кофе и, пока голландец вытаскивал из холодильника бутерброды, опустошил её. Запах одурманивал и прибавлял бодрости, хотя Ховард не любил кофе. Как он тогда смеялся, когда Свен, увидев пустую кружку, сначала хмурился и долго молчал. Темные брови были сведены к переносице, а пухлые губы сжаты в линию. Но потом, переведя с кружки на Ховарда взгляд, он вдруг хищно улыбнулся и отставил бутерброды подальше. В это утро Ховард краснел больше обычного: голландец с горящим взглядом и игривой самодовольной улыбочкой разложил Ховарда на столе и отшлёпал, как маленького ребенка. Удары были несильными, даже скорее показными. Норвежец лишь отпускал язвительные комментарии, чем раззадоривал Свена ещё больше, пока тот вовсе не решил заняться любовью на кухонном столе.       От воспоминаний по телу прошла приятная дрожь, но, достигнув сердца, она заставила Ховарда болезненно дернуться. Свен теперь не с ним. Он там, далеко, среди друзей, развлекается. Вся боль от измены казалась ему подозрительно знакомой, но не менее мучительной. В очередной раз норвежец задался вопросом, реальность ли это? Но ответа не получил. Ховард просто сидел в холодной одинокой машине и косился на пустеющее рядом место. "Но почему?" - звучал тихий вопрос в голове. Я наслаждаюсь тем, как ты сводишь меня с ума, Как любишь меня с твоей неповторимой улыбкой. Я оборачивался в твой свитер, Пил кофе из твоей кружки. И ты каждый раз будил меня поцелуем. Часть моего сердца, принадлежащая тебе, возможно разбита... Разбита, но дома...       - Я люблю тебя, так люблю тебя, Ховард, - тихий шепот Свена в их первую ночь. Окна раскрыты, и по номеру гуляет холодный ветер, но им даже жарко. Эти слова, прошептанные Свеном, словно заезженная пластинка, которую приятно слушать. И с каждым прослушиванием на душе становится теплее. Сердце замирает, и из груди вырывается взволнованный вздох. Он, будто птица, вырвавшаяся в небо из клетки.       Снова дорога перед глазами. Он уже видит знакомый дом, зеленую лужайку и массивную дверь. Но чем выше скорость, тем дальше кажется ему их со Свеном обитель. Она будто ускользает от него, и Ховард все сильнее сжимает руль, пытаясь разобраться в чувствах, но тщетно. Дорога все дальше и длиннее, она не заканчивается, никак не приведет к родному дому. Ховард пытается вспомнить, что заставило его так желать защиты в тех стенах, но в ответ на воспоминания в глазах щиплет. Картинка вновь становится мутной. Руки тянутся к кнопкам на двери и слабо надавливают. Холодный воздух из окна отрезвляет. Он бешено дует в лицо, смахивая из уголков глаз соленые горячие слезы. Иногда на лицо попадают ледяные капли дождя, вынуждая легонько поморщиться. Ховарду чудится, что Свен рядом, и теплая рука касается его щеки. Что вот он так близко, такой родной и желанный. Его Свет. Вот карий взгляд смотрит на него с неподдельной любовью. Милые щечки, которые Ховард любил осторожно потрепать, когда Свен спит. Шрам на скуле, добавляющий голландцу сексуальности. Пухлые губы, растянувшиеся в улыбке. Как хочется поцеловать их, обвести кончиком языка. Но он моргает, и образ Свена рассеивается, оставляя после себя щемящую сердце грусть. Впереди только бесконечная дорога, двигаться по которой невыносимо мучительно. Твой шёпот в холодном ночном воздухе. Созвездие Ориона приведет меня к тебе. Я опускаю стекла, чтобы не уснуть. Соль на дороге и соль в моих глазах Заставляют меня жаждать тебя, Будто я ждал этого долгие годы. Когда я уезжаю, ты все равно со мной.       Дождь барабанит по стеклу сильнее, оглушает, приводит в себя. Он буквально слышит стук каждой капли. Как она ударяется о твердую поверхность лобового стекла. И все удары сливаются воедино, в один громогласный звук, который обрушивается на сознание и почему-то пугает. Он вновь теряет ощущение реальности, она ускользает от него постепенно, но болезненно. Он не хочет уходить, он должен добраться до их со Свеном дома! Но тело безнадежно дрожит, а дорога уходит в мрак. Странное ощущение, будто он на грани сна и реальности. Все в глазах размывается, пока темнота не опутывает его окончательно. Только тогда он вдруг вскакивает, пытаясь отдышаться, словно ему перекрыли дыхание, и отпустили лишь на грани смерти. Перед глазами сначала все расплывалось, но потом разум вновь заработал. Руками пошарив по поверхности, на которой он находился, Ховард с облегчением осознал, что он на кровати Свена - шелковое белье приятно ласкало ладони. Обстановка вокруг была привычной: большой приоткрытый шкаф, полки на которых стояли разные мелочи, телевизор на противоположной от кровати стене,то же раскрытое окно, бежевые обои, плакат. Из окна прохладный воздух проникал в комнату, покачивая ненавистные зеленые шторы, а за стеклом шумел дождь. Теперь Ховард понимал, что прошедшее было лишь воспоминаниями, сложившимися в сон. Паника, которую он испытывал, когда дорога вдруг погрязла в черноте, отрезая его от любимого, теперь не беспокоила. Он на месте и чувствует себя защищенным в этих стенах. Дом Свена, где стены хранили все слова, что они кричали и шептали друг другу, никогда не станет ему чужим. Голова медленно повернулась в сторону. Ховард правда ожидал, что рядом, раскинувшись, будет спать Свен, но постель была пуста. Только смятое одеяло и простынь хранили его тепло. Дорога во сне - лишь его, Ховарда, путь, по которому он шел, добиваясь любви Свена. Моменты, увиденные там, - одни из ярчайших моментов, что были в их жизни.       Тяжелый стук в дверь испугал его. Он повторился снова, смутно напоминая тот шум, что вывел его из сна. Ховард быстро откинул одеяло и, наплевав на то, что он в белье, побежал на звук. В уголках глаз подсыхали слезы, а ноги не слушались: после сна они были будто ватными. Тем не менее, дойдя до входной двери, он открыл ее. Надежда на то, что это его любимый голландец, оправдалась. Свен, мокрый с головы до пят, стоял на пороге с занесенной для еще одного стука рукой. Несмотря на то, что вода стекала с его волос по лицу ручьями, он улыбался. И сейчас норвежцу казалось, что он не зря пережил боль отказа, измен, отрицаний. Что, наконец, дорога привела его к счастью, так необходимому каждому человеку.       - Я разбудил тебя? - спросил он, проходя внутрь. Ховард лишь молча вглядывался в любимое лицо, жадно подмечая изменения. Побледневшие губы - Свену холодно, учащенное дыхание и тело напряжено - наверняка тренировался, прикусывает губу...соскучился по поцелуям.       - Ховард, все нормально? У тебя глаза покрасневшие. Ты заболел?       - Нет... я... сон идиотский приснился, - Свен улыбнулся и потрепал его по голове, а затем притянул к себе и чмокнул в розоватые губы. По коже от касания пробежали мурашки. По телу разлилось тепло. Отстранившись, мужчина стал стягивать с себя мокрую одежду, обнажая сильное рельефное тело. Но сейчас Ховарду было не до этого. Сердце вопрошало:       - Свен, ты любишь меня? - в голосе надежда, страх, отчаяние, восхищение. Голландец удивленно смотрит на него, абсолютно ничего не понимая, ведь Ховарду никогда не нужны были слова, чтобы понять чувства голландца. Между ними сокращается расстояние, и он берет лицо Ховарда в руки. Снова довольная улыбка, свойственная только для его Света.       - А что, есть какие-то сомнения? - и он долго смотрел ему в глаза, ведь взгляд говорил больше, чем слова или действия. Норвежец с любовью вглядывался в карие глаза и ощущал легкий сладкий запах, идущий от Свена. Его вновь накрыло умиротворение. Он дома, и любимый вот здесь, рядом. На секунду он прикрыл глаза, а когда распахнул их, во взгляде не осталось и следа от страха и отчаяния, боязни, что это сон.       Дождавшись, когда Ховард осмыслит его слова и придет в себя, Свен продолжил, щелкнув Ховарду по носу:       - А теперь иди оденься. Я соблазняюсь.