Warm

- Мне больно. Так и должно быть?.. - Да, скоро станет легче, малышка. Я потерла пальцами горящие десна и, приняв сидячее положение на постели, склонила свинцовую голову к коленям. Как же плохо… - Вот, держи. Станет легче. Содержимое пластикового пакета как вишневый сироп на вкус. Десна начинают болеть все меньше с каждым глотком, а жжение в гортани убывает. Кай был прав: мне стало легче. Но на долго ли?.. - Что ты чувствуешь сейчас? – спросил снова Кай, прежде тихо следя за моими действиями с дальнего конца комнаты, сидя в широком кресле. Поднявшись на ноги, он пересел ближе, прижав пальцы к моей шее и ласково поглаживая то место, откуда не так давно выпирала острая, проткнувшая насквозь кожу кость, переломанная пополам. Обернувшись на брата, я улыбнулась, чувствуя, как он ласково протирает ладонью мой испачканный рот, прежде чем поцеловать и разделить этот терпкий вкус «вишневого сиропа» напополам. Я прикрыла глаза и вздохнула, пытаясь найти ответ на вопрос, заданный Каем. Тысяча ласковых импульсов, пронизывающих насквозь тело мелкой дрожью, как колкие жемчужные бусины; гладкий шелк, а не человеческое касание. Кай трогает меня возле лица, но это ощущается везде: от кончиков пальцев до макушки. А его запах… Помесь миндаля и мускуса. Это запах моего любимого брата, оказавшийся еще более прекрасным, чем я думала прежде. - Я чувствую, что без ума от тебя. Кай удовлетворенно ухмыльнулся и провел пальцами по моим волосам, приглаживая их ото сна, который забрал меня у него на целые сутки. Спустя секунду он вдруг напрягся, едва на моих устах застыл тот самый немой вопрос. Кай тут же ответил на него, не дождавшись, когда я озвучу что-либо вслух: - Он в безопасности. - Красивый? - Очень. Я поджала губы и понимающе кивнула, подавляя то болезненное опустошение, что зияющей дырой расползлось где-то на уровне грудной клетки, как поехавшие швы на старом платье. Поднявшись с постели, я шагнула к зеркалу, задирая футболку и открывая своему взору плоский, подтянутый живот. Ни шрама, ни растяжки, которые могли бы выдать мою пережитую беременность. Ничего. Кровь вампира действительно творит чудеса, как и ныне обретенное бессмертие. Горечь приносит лишь память, от которой не избавиться даже скальпелем. Взлохмоченные черные волосы, еще слишком короткие, редкие... Персиково-молочная кожа, светло-голубые глаза, как у моего брата. Беспомощный липкий комочек - сосредоточение силы семейства Паркеров, то, что осталось и выжило после нас всех. Последний в своем роде. Маленький ковен из еретика, вампира и новорожденного ведьмака. Не ковен вовсе. И не совсем семья. То, о чем я мечтаю и ради чего пойду на все то, на что уже когда-то шла ради Кая. На убийство. На предательство. И на собственную смерть. Я взглянула на ночник, пытаясь отвлечься, и щелкнула пальцами, надеясь зажечь его. За спиной раскатился бархатный смех Кая и,мягко перехватив мою руку, он прижал ее запястьем к собственным губам, расцеловывая. - Магия больше не работает, малышка. По крайней мере в твоем случае, - тактично напомнил он и щелкнул пальцами сам, словно злорадствуя. Я обиженно оскалилась, и Кай поспешно добавил: - Может, я придумаю какой-нибудь способ сделать и из тебя особого вампира… - Не стоит. У нас другие планы. Кай понимающе кивнул и, ласково проведя пальцами по моему бедру, хрипло шепнул, нежно целуя меня в висок: - Мы заберем его, не волнуйся. С ним все будет хорошо. Эта семья…я внушил им быть самыми любящими и ласковыми родителями на свете. Когда мы закончим, ему будет не больше года. Ты станешь матерью. Уже по-настоящему. - Главное не той, что убьет собственного сына от жажды, - прошептала я, поднимаясь и беря с тумбы влажную тряпку, чтобы стереть остатки запекшийся крови с гортани, которую не заметил Кай, омывая меня в ванной, пока я была мертва. - Не убьешь. Я обучу тебя, - решительно пообещал он. Мрачно взглянув на свое отражение в зеркале, покрывшееся узором из черных вен от одной лишь мысли о крови, я мрачно хмыкнула, но тут же одернулась, почувствовав, как мою талию обвивают крепкие, мужские руки. Раньше, еще меньше месяца назад, Кай даже боялся дотронуться до меня. В своем теле я была не одна, и, целуя меня едва уловимо, он едва решался на объятия. Что уж говорить про секс, тем более пылкий, страстный и безудержный… Все это ограничивалось лишь заботой, ласковыми поглаживаниями и максимум редкой близостью, в которую он двигался так, словно занимался любовью с хрустальной вазой, боясь порезаться. Смешное сравнение. Теперь же все изменилось, вернувшись на круги своя. Ну, почти вернувшись… Губы Кая сухие и горячие, как раскаленное железо, но куда более мягкие и приятные. Все ощущается иначе. Все есть иначе. Весь мир с ног на голову – и я в том числе. Пальцы забрались под мою футболку и, дотянувшись до бюстгальтера, осторожно сдвинули вверх. - Малышка. - Да? - Покажешь свои новые зубки? Я ухмыльнулась, разворачиваясь к Каю лицом, и дотянулась носом до его щеки, расцеловывая шею, пока наконец не настал нужный момент: жажда крови, боль в деснах. Укус. Кай протестующе заскулил от боли, но тут же смиренно замычал и одновременно с тем засмеялся, прижимая мою голову ближе. - Еще немного, - хрипло шепнул он, блаженно прикрывая глаза и попутно стаскивая вниз мои джинсы. Пламя внизу живота разгоралось, лишая рассудка. Теперь, стоя к брату вплотную, я могла себе представить, какого это – обостренные эмоции вампира…И как он только не изнасиловал меня, еще беременную, сдерживая свою грубость и настойчивость из последних сил? Для новообращенного вампира это настоящий подвиг, а для Кая и подавно. - Ты помнишь, что мы должны сделать?.. Я никак не могла расслабиться. Невзирая на желание и тоску по телу Кая, я уже думала о другом. И всегда буду думать. Кай испустил шумный вздох и, неохотно отстранившись, вслепую дотянулся свободной от наших ласк рукой до тумбы, хватая с нее защитный сапфировый перстень. - Убьем Деймона Сальваторе и всю их гадкую Мистик-Фолс-шайку? Я успела натянуть кольцо до того, как Кай повалил меня на подушки, нетерпеливо кусая в шею. - Убьем, - повторила я на остатках дыхания. - Убьем, а затем вернем сына и забудем об этом, как о страшном сне. «Которым вот-вот станем сами для всех тех, кто трижды сломал наши жизни».