Когда призрачный свет...

Открываю глаза. Уши режет надоедливый звон тишины. Ярко. Раздражающий белый свет въедается в глаза. Хочу закрыть лицо, прикасаюсь к холодному металлу. Ощупываю предмет на моем лице. Я ношу очки? Кто я? Из ниоткуда на меня подул ветер. Бреду в этом направлении, что – то глухо стучит в белой глубине. Дверь? Как бы отвечая на свой вопрос, замечаю перед собой ее хлипкие очертания, этот жалкий кусок дерева вот – вот сорвет с петель. Не раздумывая, открываю ее, зажмуриваюсь. Слышу запах кофе и утренней свежести. Негромко мурлычит телевизор. гороскоп на день? Непроизвольно начал прислушиваться. Пффф, как эта чушь могла заинтересовать меня? Опасности нет, открою глаза. Напротив меня на стуле сидит молодой человек в школьной форме, поблескивая холодным металлом на переносице, и увлеченно смотрит в экран, одновременно перемалывая кофейные зерна в турке. Левая рука аккуратно перебинтована. Что с ней? Мой взгляд падает на зеркало у стены, и как вы думаете, что же ваш ошарашенный повествователь увидел? Те же прямоугольные очки, ту же форму цвета воронова крыла, ту же зелень волос. И, поверьте, моя рука так же облачена в бинты! Постойте… это что, я? С губ срывается крик, но «другой я» даже ухом не повел. Подошел к нему, но пара глаз так же бегала по экрану, будто никто перед ним и не стоит вовсе! Вдох – выдох. Успокойся. Ты не должен терять себя. Похоже, это всего лишь сон. Стоя в раздумьях, чуть не упустил «себя», который уже выходил с сумкой за дверь. Вроде, еще рано выходить в школу… «Я», должно быть, чертовски пунктуален. Это хорошо. Мы шагнули в утро, наслаждаясь прохладой и вдыхая остатки тумана. Похоже, сейчас на улице поздняя осень, неплохо было бы насладиться последними солнечными лучами… Эта мысль, похоже, передалась и «ему», так что через пару секунд два человека щурясь шли по другой стороне дороги, а на как всегда спокойных лицах играла почти незаметная полуулыбка. Наслаждение продолжалось совсем недолго, кто- то сзади окликнул «меня»: - Мидорима, стой! Это мое имя? Рука одиноко заерзала в пустом кармане, а «Мидорима» сжал в кулаке пласикового желтого утенка. Перед нами стоял смуглый человек в спортивном костюме, на его шее и синей шевелюре играли капельки пота. - Чего тебе, Аомине? - Не опоздай сегодня на тренировку, Зеленка! – весело прокричал он и побежал дальше. Нас охватило сильное негодование, но Мидорима невозмутимо буркнул вслед: - Я никогда не опаздываю, а вот что насчет тебя, балбес…? Но этот балбес уже ничего не услышал. Спокойно выдохнув, мы двинулись дальше в путь. Пришел к выводу, что я – спортсмен. Кажется, что мы шли бесконечно долго, солнце невыносимо жгло, а вдаль все бежала однообразная бетонная дорога. Ни единого поворота, ни единой машины. Глаза слипались, и я постепенно погружался в сон. В голове мелькают лица незнакомых людей, но чаще всего я вижу его. Ослепительно рубиновые волосы. Его глаза. Бездонные болота. Рубиновый, в точности, как и волосы и желтый, будто у гепарда, слегка холодно и надменно смотрят на меня вертикальными зрачками. Он внушает в меня животный страх, но до невозможности притягивает к себе. Хочу… хочу увидеть его, убедиться, что он настоящий. Вскоре лица перестают сменяться, все заполнил только он один, такой величественный на фоне темноты. Я буквально заворожен, чем больше смотрю, тем больше мурашек бегает по моей незащищенной от его взгляда коже. - Шинтаро! Мидорима Шинтаро! Внезапно темнота рассеивается, и вот я уже сижу напротив этого низкого, но такого большого человека. Я оказался в своем теле? - Не делай такое лицо, мы оба заранее знали, что тебе не суждено меня обыграть. – совершенно спокойно, безэмоционально говорит он. Меня прошибает холодный пот, я пячусь и падаю, а «Мидорима Шинтаро» остается сидеть на стуле, напротив доски для игры в шоги. - Извини, Акаши, мне сегодня дурно. – преданно и устало отвечаю «я», а в унисон словам раздается сильнейший удар грома. Лицо Акаши на секунду изменяется. Долгое молчание нарушают первые капли дождя, стучащие в стекло. - Н-да, похоже, мы надолго застряли. От таких безжалостно холодных вечеров я обычно прятался с матерью под одеялом… – чужим, рассеяным голосом говорит он. Нет, нет! Пожалуйста, стань прежним! Хочется бросится и иступленно гладить твои руки, успокоить, или закричать охрипшим голосом и ударить, разбить губу, чтоб потекла кровь, рубиновая, как твои волосы, как ты. Но ничего не происходит. Мидорима, прикусив губу, уставился на желтого утенка, а я тону в водовороте из фигурок. Король, слон, дракон… Пешка, пешка, лошадь… Я снова в той же невзрачной комнате со столом, но стены имеют более нечеткое очертание, а за окном солнечный вечер и листопад. Акаши ставит уверенным и изящным движением мат, «я» напряженно закрываю глаза. - Что мне сделать, Мидорима -тян, чтобы ты понял? Меня невозможно обыграть. Может, наказать тебя? Зловещая ухмылка и атмосфера, исходящая от него, будто сотрясает стены. Живот до боли сжимается, сердце колотится со скоростью света. Из оцепенения помогает выйти саднящая после укуса нижняя губа. Впервые вижу, чтобы «я» потерял самообладание. - Ч-что…? - Ты ведь свободен на выходных, Мидорима –тян? – приторно-сладкий голос склеивает рот – Я уже все спланировал. Встречаемся завтра в Роппонги. И одень это, пожалуйста. Перед нами опускается с нереально оглушительным звуком бумажный пакет с эмблемой известного ателье. За ним падают фигурки с доски на пол и на колени Шинтаро, но он все еще не в силах выговорить ни слова. - Это приказ капитана, а приказы не обсуждаются, хорошо? Хлопнула дверь. В пакете лежала полупрозрачная невесомая девичья школьная форма. Щеки колят тысячи игл, стекает одинокая перламутровая слеза унижения и обиды. «С кем же мы связались, Мидорима Шинтаро?» Не видя ничего вокруг, заходим домой. В нас обоих пробудились одинаковые чувства, и мне кажется, что я стал намного ближе со своей копией. Хочется уснуть и забыть,чтобы этот вечер с собой унесли пестрые листья. Зарываемся поглубже в кровать, в комнату забегает младшая сестра, знаем, что сейчас поцелует в лоб, не можем противиться. В висках болезненно отдается крик: «мама, у братика жар!». Засыпаем в лихорадке с холодным полотенцем на лбу. Очнулся от оглушительного звука тысячи поездов. Мы стоим на станции, облаченные в серый плащ в пол. Электронное табло над головой гласит: суббота, 18:53. О нет, нет! Тело почти не ощущает невесомые ткани под плащом, неужели это одежда из того злосчастного пакета? Почему я не очнулся раньше своей копии? Почему не остановил себя? Прекрати немедленно истерику. Сам же прекрасно знаешь, что мы не в силах противиться ему. Зябко. Слишком зябко для осеннего вечера. На этих мыслях нас прерывает ледяной голос, примораживая к мостовой: - Ой- ей, как плохо заставлять ждать девушку, прости меня, Мидо-тян! - Сейджуро! – последняя попытка сопротивляться безвольно разбивается об очередной паровозный гудок. Мы бредем за этим единственным ярким пятном волос в сгущающихся сумерках. Видим надвигающуюся яркую вывеску лав отеля. Почему – то, были к этому готовы. Даже в том, что выпускнику средней школы беспрекословно отдают ключи от номера во взрослом заведении. Поднимаемся на жужжащем лифте. В памяти остается этаж: 9. Коридор обдает тоскливой пустотой, роскошный номер неприветливо скалится холодными тонами. - Что случилось, Мидо –тян, раздевайся! Губы предательски дрожат, хочется цепляться за гордость, но ее растоптали прохожие по пути к этому грязному месту. - Мидо –тян, мои приказы абсолютны. Тебя нужно наказать. Равнодушный голос окончательно ломает нас, щеки горят рябиной, пока медленно расстегиваем пуговицы. Время тянется ужасно долго. Белоснежные чулки, короткая юбка, матроска. Мы полностью открыты для его взоров, но единственное, что в силах сделать – это стыдливо прикрыть лицо руками и в отчаянии упасть на колени. Акаши приближается, словно могучий зверь во время охоты, грациозно и медленно подкрадываясь из засады. Через мгновенье рывок, и несчастная жертва уже трепыхается в стальной хватке хищника. Ледяные пальцы ножами вонзаются в ребра, обжигающий язык оставляет влажные линии вокруг соска. Дрожь в животе в паху, в коленях… Кажется, нас снова лихорадит. Сейджуро валит нас на жесткий пол, ворс ковра щекочет голую спину. Груди уже позволено вздыматься, а руки переместились на соски. Нас никогда не трогали там. К нам вообще не прикасались, как будто с рождения мы принадлежали только ему. Холод, боль, нотки наслаждения… Дрожь все увеличивалась. Я услышал «свой» первый стон. Так кричат раненые звери. Укус за руку заставил судорожно отдернуть ее от лица, и в ту же секунду Мидориму накрыло жадным поцелуем, а длинную, хрупкую шею крепко оплела из ниоткуда взявшаяся веревка. Перед глазами плясали искры, воздуха не хватало, я в панике вырвался из этого плена, а «он» так и остался лежать на грязном, кофейном ковре, судорожно пытаясь поймать носом хоть капельку драгоценного кислорода. И лишь когда сознания начало покидать «его», Акаши ослабил хватку и потащил обезволенное, как будто уменьшившееся тело на кровать. - Петля вокруг шеи, четыре узла, проводим между ног веревку обратно в петлю… Беремся за два конца, вставляем их между узлов, перекрещивая между собой, фиксируем концы. Вот и готова моя чудесная принцесса! «Я» прихожу в себя. Грязно - голубые стены номера сужаются, как будто хотят раздавить нас. Мы не против. Под крепко стянутой веревками юбкой видно мой стоящий член. Закрываю глаза, чтоб не видеть. Ничего не видеть. Но насмешливый голос Сейджуро не дает забыться, а рука, впившись в волосы, тащит к зеркалу. - Посмотри, какая красота, не прячь взгляд. Шибари – это древнее искусство, надо уважать его, как народное достояние. Не обижай своим вниманием мою работу! Мы сгораем от стыда. Находиться в столь непотребном виде! Он ставит нас на колени напротив зеркала, достает с тумбочки смазку, макает в нее свои пальцы, и…. «Я» кричу от боли, упираясь лбом в зеркало. Они.. они во мне, двигаются внутри. Готов забиться в истерике, но вдруг мне на голову нежно ложится рука и слегка треплет «мои» волосы. - Ну ну, Мидо –тян, уже все хорошо… - шепчет «мне» непривычно нежный голос. Мидорима Шинтаро успокаивается и доверчиво отдает себя этому ласковому зверю, насаживаясь на его ледяные пальцы и чуть слышно постанывая. - Все, принцесса, с тебя достаточно. После таких истерик ты недостойна внимания. – снова этот холодный тон. Акаши роется в сумке и извлекает из нее розовый вибратор и подносит его ко рту Мидоримы. : «Вылижи его хорошенько, или тебе же будет еще больней». Уже все равно. Осторожно беру резину в рот и смотрю в глаза своего хозяина, надеясь найти там одобрение, но вижу только презрение. Резина резко входит до упора, вызывая рвотный позыв. На глазах выступают слезы. Не говоря ни слова, он выдергивает вибратор изо рта, и так же быстро вставляет его в задницу. Вручает «мне» в руки пульт и приказывает: «включай». Мы рыдаем, не стараясь избавиться от мутной пелены на глазах. Я сползаю по стене. Мидорима смотрит на себя в зеркало, вцепившись руками в несчастный пульт, и кончает. Белые капли на ткани и коже, кажется, никогда не смоются, вечно напоминая о позоре. Мы сидим в душевой, полностью обезоруженные и сбитые с толку. «Счастливый талисман на сегодня – любимый человек.» Сквозь уплывающую дымку и стук дождя слышу его голос: «Я – Акаши Сейджуро, партнер по баскетбольной команде, мы с Мидоримой сидели в кафе и ему неожиданно стало плохо! Извините! До завтра, Мидо –кун!». Запах неумело сваренного кофе и лилий, голос сестры и тепло постели медленно проплывают мимо меня на встречном корабле. Я стою на причале? Нет, перрон? Неужели этот кошмарный сон снова повторится? Но аромат лилий все еще со мной… В голове мелькает фраза: « Раки, вы сегодня на последнем месте, но не отчаивайтесь и найдите свой талисман – белые лилии!» Что? Это снова похоже на дурацкий гороскоп. Хотя, если подумать, это не лишено смысла… Я вижу этого человека! Как всегда спокойный, величественный. Степенно входит в это утро, и создается стойкое ощущение того, что солнце сегодня светит только для него. У нас в груди приятно вспыхнул теплый огонек. Но не нужно подавать виду. Будь невозмутим, успокйся, Мидорима Шинтаро! - Как я устал от этой тусклой, доживающей свой срок лампочки! Лучше бы зимой вообще не было солнца! – вместо приветствия говорит Акаши и ухмыляется, глядя на цветы. За ночь лужи покрылись хрупкой прозрачной пленкой, которая оглушительно хрустит и ломается при каждом прикосновении. Нам снова становится не по себе, когда на горизонте появляется ненавистная вывеска. Снова тот же девятый этаж, та же комната с голубыми обоями и с нависшим над кроватью позолоченным изголовьем. - Если хочешь, чтобы я тебя простил, Мидо –тян, ты должна себя хорошо вести. – мягко шепчет Акаши, раздевая «меня». Каждое случайное прикосновение заставляет вздрагивать и разгораться тому маленькому теплому огоньку снова и снова. Сейджуро, аккуратно сняв с Мидоримы все вещи, покопавшись в сумке, достает женское кружевное белье, и медленно, задевая полный желания член и зудящие соски, торжественно натягивает его на «свою принцессу с роскошными изумрудными волосами, к цвету которых так идет мой подарок ♥» - Нам пора на прогулку, малышка! – чуть ли не промурлыкал он, пронзая взглядом «Я» изумленно посмотрел на него, не понимая, в чем дело. После слов «пойдем гулять в коридор, конечно» нас словно ударило сильнейшим ударом тока, но пощечина уже пригвоздила к кровати, и как бы мы не кричали, метались и вырывались из – под мучителя, вырваться смог только я. Акаши Сейджуро с невозмутимым видом сидел сверху на своей «вещи», затыкая рот кляпом и затягивая на шее ошейник. - Ты – моя собственность, Мидо –тян, и только я решаю, что ты будешь делать, а что нет. Поворачивайся ко мне своей задницей. Сильнейший удар заставил вскрикнуть и податься вперед. Не знаю, сколько продолжалась эта череда боли. Сильная рука обрушивалась на «меня» снова и снова. При попытке вырваться вторая рука притянула за волосы лишенное рассудка тело, и Мидорима остался лежать на его коленях, воспаленный разум выдавал только одну фразу: «Это нужно. Господин наказывает меня за дело». Не зная усталости, руки ежесекундно сжимались и разжимались, а голова лежала в лужице слюней. Когда Акаши успокоился, у второго «меня» глаза вздернулись мутной пленкой, словно лужи за окном. Я же ненавидел этого человека больше всего на свете. «Мидо –тян» послушно встал с постели, дал прицепить себя на цепь, вставить в задницу ветку лилий и выполз на четвереньках вслед за хозяином, скуля от тупой боли после порки, словно собачонка. Я долго стоял перед дверью, не решаясь выйти и наконец пересилил себя. Волна ужаса и тошноты тотчас нахлынула на меня вместе с затхлым воздухом и стонами из соседних номеров, а обшарпаный серый коридор бесконечно уходил вдаль. Но почему, почему теплые чувства Мидоримы Шинтаро были неизменны к этому зверю, который сейчас использовал его как игрушку, чтобы развлечь себя? Разве он заслуживает презрительных взглядов проституток, которые косились на него своими дешево размалеванныеми противными личиками? Заслуживает насмешек сальных мужиков и плевков под ноги? Это длилось уже вечность, я в отчаянии колотил в стены кулаками, но не чувствовал даже боли. Я перегораживал путь Акаши, но он проходил сквозь меня, сжигая каждый раз что – то внутри. Не помню, как мы попали обратно в номер, помню только распахнутое окно, лампочку, что корчилась в небе, и первые слова, сказаные «Мидо –тян» за этот день нежным, измотанным голосом: «Я тебя люблю, Акаши Сейджуро». Спустя минуту вместе с потоком холодной воды, выливаемой на голову, упали небрежные безразличные слова: - Ты мне больше неинтересен. Выметывайся отсюда. Рассудок вернулся ко «мне», но мы этому не обрадовались. Глаза Мидоримы выражали только разочарование и боль, а меня уносило прочь потоком воды вместе с ворохом мыслей.