О ценностях жизни.

Жизнь драгоценна. Нацуме знал это всегда, всегда помнил, в каких бы ситуациях не находился, что бы ни творилось вокруг, как бы ни затрагивало сердце, он знал – жизнь драгоценна, бесценна каждая минута, невозвратима, неповторима. Возможно, только такими мыслями когда-то он и спасался от стерегущего за дверями волка – самого страшного, подстерегающего каждого человека в минуты его слабости. Были моменты, когда Нацуме почти ощущал затылком его тяжелое дыхание, и с удвоенной силой начинал оглядываться вокруг – все это больше никогда не повториться, мир изменится уже через секунду и нужно дорожить этим изменчивым мгновением. Повзрослев и обзаведясь друзьями и настоящей семьей, верить в это убеждение стало намного легче, ибо теперь действительно каждая минута была драгоценна и неповторима, наполняя его невиданным доселе теплом. Эти люди стали его драгоценной жизнью. Страшный волк больше не ждал его за дверью, пугая тяжелым дыханием в темноте. Поначалу Нацуме, втравленный в очередную историю на пару с Хиираги и Натори, пропустил мимо ушей, совершенно не восприняв яростное «Ты будешь помнить меня! Вечно!», брошенное одним из падших божков, изгоняемых ими, всерьез. Рассеянно улыбнувшись тревожно вглядывающемуся в него экзорцисту, Нацуме поспешил откланяться – каждая такая «встреча» с Натори-саном еще долго не желала покидать его воспоминаний, заставляя его с утроенной силой искать общения близких людей, зализывая душевные раны. Но наполненный болью и бессильной яростью голос словно преследовал его по пятам, набатом звуча в голове, лишая его сна. Вызванная сенсеем спустя пару дней, наполненных горячечными ночными метаниями, Хиноэ обеспокоенно поджала губы, оглядывая запавшие, очерченные темными кругами глаза Такаши. И вдруг поражено охнула, подцепляя тонкими пальчиками его подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. -Тебя прокляли, мальчик, - в тот момент голос Хиноэ звучал ровно и практически равнодушно. Но дрожащие губы, отрывисто выплевывающие пояснения, кривились и дрожали, словно у обычной девочки-подростка, готовящейся зарыдать. Хиноэ перетряхнула всех, до кого только могла дотянуться, стараясь, но не находя решения. Для самого Нацуме первые дни проходили словно в густом тумане. Он силился осмыслить понятие «вечная жизнь» и примерить его на себя - и не мог. Он не чувствовал в себе изменений, не видел их в зеркале, не мог себе представить, что даже спустя пятьдесят лет останется нескладным подростком. Отсутствие положительных новостей от Хиноэ он принимал с растерянностью, все так же не в силах верить. Чуть запотевшее от горячей воды зеркало в ванной комнате отражало все того же Нацуме, ровно такого же Нацуме, которые меньше недели назад покидал дом Фудживара, спеша на встречу к Натори-сану, мысленно проклиная себя за мягкотелость, не позволившую ему ответить экзорцисту твердым решительным «нет». Разве что чуть бледнее и взгляд – ясный и открытый ранее – словно присыпан пеплом и растерян. Разве так бывает? Через много лет все тот же Нацуме будет стоять перед зеркалом и, сколько ни будет вглядываться в своего зеркального двойника, так и не найдет на его лице ни одной морщинки. Он не станет выше ростом, так и останется маленьким и болезненно-хрупким, нескладным подростком. Как отнесутся к отсутствию изменений в его внешности семья Фудзивара? Лет семь или десять это будет не так заметно, но потом? Неужели ему придется покинуть их? Его драгоценная, неповторимая жизнь, заключающаяся в близких и родных людях… Блуждающий взгляд охватывает висящие на крючке полотенца, повлажневший кафель, полочку с гигиеническими средствами. Вынужден ли он будет видеть, как взрослеют, стареют его друзья? Разве так бывает? Хиноэ ошиблась, такое просто невозможно, это же всего лишь слова, всего лишь горечь не способного выжить падшего трехразрядного божка… -Именно потому что это последние слова умирающего бога, - Нацуме не уверен, сказал ли он последнюю фразу вслух или его перекошенное лицо поведало сенсею больше, чем мог его язык, но Мадара выворачивает из-за угла, протискиваясь в ванную и смешно фыркает от влажности – Назови это последней волей, если угодно. -Разве так бывает? – он не поднимает головы, глядя на до боли сжавшиеся пальцы, но и так чувствует, как жалобно кривятся губы, - Кто угодно отдал бы все имеющиеся ценности за возможность жить вечно. Разве таким проклинают? Разве такое может быть со мной? На последней фразе голос предательски срывается, но, пожалуй, это единственный случай, когда Нацуме не стыдно за свою слабость. Мадара устраивается на краю раковины перед ним и внимательно вглядывается в опущенное лицо Такаши. -Многие желали бы вечной жизни, - соглашается он. – Возможно, дело как раз-таки в том, что это ты. Нацуме поднимает голову и вновь пристально вглядывается в свое отражение. -Я не смогу, сенсей. Моя семья и мои друзья… -Эти люди не единственное, что у тебя есть, - резко перебивает его сенсей и спрыгивает на пол. Нацуме поворачивается к нему, чувствуя, как губы растягиваются в несколько жалкой улыбке. -Вы поможете мне? -Глупый человек, чем, по-твоему, мы занимаемся вот уже несколько дней? – ворчливо произносит Мадара, двигаясь к двери. Короткая шерстка на загривке воинственно топорщиться, от влажности или от возмущения – улыбка Такаши становится чуть искреннее. У него еще есть надежда и те, кто будут поддерживать ее всеми силами, раздувая слабую искру в слепящий костер. Подобравшийся ближе к двери волк разочарованно выдыхает. Но не уходит.