Репетиция

Зайдя на свою страницу, Рэнделл первым делом обнаружил приглашение на концерт любимой группы. Вот уже пару лет он следил за их творчеством, посещая, по возможности, концерты, проводившиеся в Питере. Он любил их музыку, которая своей красотой уносила за облака, их тексты, в которых было столько смысла, что в пору там тонуть, и их вокалиста, который был просто нереально красивым. Темные волосы, темные глаза, острые черты лица и выпирающий кадык. Ходячий фетиш. У него был необычный сценический псевдоним: Совергон, но в обычной жизни его звали Мишей. Даня ощутил себя почти что групи*, когда понял, что влюбился. Ну, конечно, больше–то не в кого. Почему бы и не влюбиться в рок–звезду? Вопрос об ориентации не поднимался. Первое время он был готов выть от безысходности: группа была достаточно популярна, и поэтому Мише на почту и в личку ежедневно приходило огромное количество сообщений. Шанс, что он заметит именно Данино — до смешного маленький. И не было другой возможности связаться с ним, не прыгать же на сцену на концерте? Да никто и не пустит. А потом кто–то из знакомых сказал, что Миша будет на вписке. И Даня, обычно не любящий таких сборищ, туда пошел. Вписка была... Обычная. Пили, курили, болтали и смеялись. Он встретил там нескольких своих знакомых, так что ему не дали заскучать. И ему удалось поговорить с Совергоном. У Дани внутри все трепетало и закручивалось узлом, он чувствовал, как сердце бешено колотится где–то в горле, а мурашки носятся вверх и вниз. Но внешне он был спокоен, насколько это возможно при таком положении вещей. Общение было в радость обоим. Говорили о музыке, о творчестве Миши, о многих других вещах. При всем своем образе крутого рокера Совергон оказался обычным, совершенно не зазнавшимся парнем. Они обменялись адресами страничек в «ВКонтакте», дружеским рукопожатием, от которого у Дани захватило дух, и разошлись. Квартиру в то утро Даня покидал в состоянии восторга. Они и сейчас переписывались. Редко, из–за занятости Совергона, но общение все же не останавливалось. Даня ощущал, что влюбляется только сильнее, узнавая Мишу ближе. Его радовало, что парень был откровенен с ним, и он старался отвечать тем же. До личной встречи дело не доходило, но в какой–то степени Даня был этому рад, потому что совсем не был уверен в своей реакции. Тогда, на вписке, ему удавалось держать себя в руках. Но не известно, что будет сейчас. Он сам себя подкалывал, что ведет себя, как типичная фангерла: течет от одного упоминания своего кумира, кайфует с его голоса и визжит от каждой новой песни. Было странно, но положение дел не менялось вот уже долго, и со временам Даня забил на это. Открыв страничку мероприятия, он почитал первые посты, где уточнялись организационные моменты, и отметился в списке участников.

***

Миша всегда поражался своим фанатам. Верные и преданные, они всегда поддерживали его. Особенно Даня. Так получилось, что этот человек вообще обо всех изменениях в жизни Миши узнавал первым. Именно ему он сказал, что расстался с девушкой, поэтому новая песня будет грустной. Именно ему сказал, что влюбился в парня, делился своими эмоциями. Для него Даня стал чем–то вроде тетрадки. В хорошем смысле, естественно. Он доверял ему с такой же искренностью, с какой писал свои песни. И Миша никогда бы не подумал, что сможет так крепко к кому–то привязаться. Где привязанность, там и влюбленность. Поэтому уже через год общения Совергон понял, что влюбился в Даню. И основательно так влюбился. С замиранием сердца ждал его сообщения, ответа. В толпе на концертах выискивал его лицо, потому что знал, что он точно придет, хоть и не спрашивал об этом. Они не общались после концертов или до. Они вообще виделись в живую один раз — на той самой вписке, но никто не спешил менять ситуацию. В этом была даже какая-то романтика. Возможность встречи ощущалась кончиками пальцев, но своеобразная власть над судьбой пьянила. К тому же никто не хотел навязываться со своими предложениями. Удивительно, ведь Миша — рок–звезда, но с Даней он ощущал себя обычным парнем, влюбленным и веселым. Они переписывались преимущественно по ночам: у Миши получалось выйти в интернет только в это время, а Даня просто ждал его. Эта ночь не стала исключением. Правда, вместо обычного «Привет», Совергон написал: «Не хочешь побывать на нашей репетиции?». Даня хотел, очень хотел, о чем и сообщил ему. Они договорились о встрече, Миша сообщил ему адрес репетиционной, а потом они разговаривали о повседневности: как прошел день, что нового произошло и тому подобное. Даня с ума сходил от предвкушения. До репетиции оставался день, и он уже успел передумать множество вариантов развития событий. Диалоги, поведение, эмоции. Он переживал, как отреагируют на него другие музыканты, но решил, что Совергон принял это решение осознанно и ему не стоит волноваться. Откуда ему было знать, что тот решил это спонтанно, просто потому, что захотел увидеть Даню в живую? День репетиции подполз медленно, катастрофически медленно, как больная улитка. Даня извелся в ожидании. Миша с ума сходил от беспокойства. Да, они виделись один раз и все прошло хорошо. Но с того момента прошло почти два года, все могло измениться. К тому же он влюбился в него, и это тоже могло повлиять на характер общения. Они встретились перед дверью студии. И каждый, наверное, ожидал, что звезды столкнутся, планеты остановят свой ход, а Солнце плюнет на этот мир и перестанет светить, — настолько особенным было это событие. Но ничего сверхъестественного не произошло. Взрыв произошел только в пропустившем удар сердце Дани и плененном влюбленностью сознании Миши. Для каждого эта встреча имела колоссальное значение. — Привет, — почти смущенно проговорил Даня, пытаясь совладать с собой. Нужно было держать себя в руках и пытаться не спалиться. — Привет, давно ждешь? — спросил Миша, открывая дверь и пропуская его вперед. — Нет. Настала пауза. Парни поднимались в студию в тишине. Смущение брало верх и не давало общению литься свободно. — Слушай, а как остальные ребята отнесутся к моему появлению? — спросил, наконец, Рэнделл. Тишина была неловкой, и хотелось ее заполнить. К тому же хотел поговорить с человеком, в которого он был влюблен, в реальности, а не в просторах интернет–диалога. — Думаю, ты их не смутишь, — усмехнулся Миша. — Скорее всего им будет немного похер, а я задолбаюсь слушать их подколы. Приготовься к тому, что нас посчитают парочкой и будут безбожно из–за этого стебать. — Почему нас могут принять за пару? — Даня поднимался первым и был рад этому факту, потому что так Совергон не мог увидеть румянца, залившего его щеки. — Ну, я ни одну свою девушку не водил на репетиции. — А парней? — И парней, — Миша усмехнулся еще раз. Даня нравился ему все больше и больше. Он чувствовал, как в груди теплеет от его любопытства и как чувство влюбленности заполняет его всего, разрастаясь и захватывая все новые горизонты. А еще он понял, что сходит с ума, потому что в простых вопросах услышал нотки ревности. Наверное, это уже клиника. — Забавно. Ну, я готов к подколам, — Даня засмеялся, и Миша понял, что не ошибся, вызвав его на встречу. Они наконец дошли до студии. Остальные музыканты уже были там и приветственно махали вошедшим парням. Даню усадили сбоку на стулья, чтобы ему было удобно наблюдать за творческим процессом, и репетиция началась. Настройка оборудования, распевка, разучивание новых песен и повторение старых — для Рэнделла все смешалось в один разноцветный калейдоскоп. Ему так нравилось наблюдать за группой. Они были настоящими профессионалами: раз за разом прогоняли партии, вычищая звучание, обсуждали какие–то нюансы игры и исполнения. Творческая атмосфера захватывала дух и интересовала все больше и больше. Ощущение наблюдения за репетицией было почти интимным и вызывало смущение. Музыка окружала и вызывала мурашки. А осознание, что он здесь — единственный зритель и все это в какой–то мере только для него (во всяком случае взгляд Миши, который пел, смотря Дане в глаза, оставлял именно такое впечатление), кружило голову. — Перерыв! — Совергон хлопнул в ладоши, знаменуя паузу. — Двадцать минут отдыха, иначе я сдохну. Все посмеялись и разбрелись по разным уголкам студии. — Это было просто обалденно, — восторженно выдохнул Даня, когда Миша подошел к нему. — Рады стараться, — шутливо раскланялся тот. — Ты не устал? Пойдем, я покажу тебе одно место. Тебе понравится. Он поманил Даню за собой, и тот повиновался. Они вновь вышли на лестницу и двинулись вверх. Через какое–то время они добрались до последнего этажа, но Совергон уверенно шел выше. Даня догадался, что они идут на крышу. Так и получилось: они вышли на залитую дневным солнцем поверхность и прошли к краю. Миша встал рядом с Даней. — Не правда ли, красиво? — он обвел рукой открывшийся вид. Студия находилась почти в центре города, и с высоты здания открывался просто потрясающий обзор. Петербург был как на ладони: поблескивала Нева, крыши машин и стекла высоток. — Охренеть. Миша улыбнулся и расслабился. Он никому не показывал это место, оно было очень личным, таким, которое хотелось сохранить в тайне. Но после знакомства с Даней он хотел, чтобы тот о нем узнал, чтобы разделил его восторг от городского вида, вместе с ним ощутил порывы ветра, развевающие волосы. Он в принципе многое хотел разделить с Даней, но, даже при том, что он рок–звезда, боялся открыть свои чувства, пряча в себе. — Я люблю проводить здесь время. В перерывах между записью и репетициями или просто так. Я иногда приезжаю сюда, когда вдохновение улетает. — Здесь очень круто, — согласился Рэнделл. — Так легко, тихо и спокойно. Если бы я был музыкантом, я бы писал только здесь. Смущение понемногу проходило, уступая место общительности. Они стояли на крыше, смотря на город, живущий своей жизнью, разговаривали обо всем подряд. Общение шло легко, больше не было тех неловких пауз. Слова находились будто бы сами собой. Внезапно Даня замолчал. Миша удивленно посмотрел на него. Он стоял, зажмурившись и вцепившись руками в ограждение. Ветер гулял в его волосах. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Совергон. — Да, в полном, просто голова немного закружилась, — ответил Даня, все еще не открывая глаз. Миша, пользуясь ситуацией, беззастенчиво разглядывал стоящего напротив парня. Взгляд, как намагниченный, постоянно опускался на его губы, и желание поцеловать их росло в геометрической прогрессии. Миша против не был, а вот Даня... Плюнув на все, он решился. В конце концов, можно вечно так ходить вокруг да около, мечтать о нем и дрочить на его светлый образ. Резко выдохнув, он вплотную подошел к Дане и, потянувшись, поцеловал его. Он был ниже него, поэтому приходилось напрягаться, но ощущения того стоили. Живот скрутило от удовольствия, мурашки, как безумные, ломанулись вверх по позвоночнику, закололо кончики пальцев. В голове мысли затуманились, а потом — взорвались, когда Даня ответил на поцелуй, размыкая губы и впуская язык Миши. Все вокруг стало неважным: репетиции, концерты. Мир сосредоточился на одном человеке. Наваждение кончилось так же резко, как и пришло. Слишком сильный порыв ветра поднял и с грохотом бросил кусок какого–то железа, до этого мирно лежащего на поверхности крыши. Мгновение, полное чувств, рассыпалось, словно треснувшее зеркало. Даня открыл глаза и поспешно отошел от края и от Миши. Он ошеломленно хлопал глазами, глядя вниз, на носки ботинок. Осознание случившегося захлестнуло с головой, и поднимать взгляд стало непосильной задачей. Зато какими интересными оказались ботинки. Вот непонятная трещинка, а вот слезшая краска. И где это он успел? Совсем недавно ведь купил. — Прости, — послышался хриплый голос Миши. — Я знаю, что на меня нашло, но вряд ли тебе это нужно. — Почему ты так думаешь? — тихо спросил Даня, все еще отходя от поцелуя и на всякий случай не выдавая всех чувств. — Ну, у меня есть свои причины. Даня вздохнул. Кажется, сейчас стоит отпустить себя и дать волю эмоциям. Ведь если Совергон сам его целует, то у него есть шанс на взаимность? Он подошел к Мише, который стоял к нему спиной, обнял и прижал к себе, давая понять, что ему важно знать его причины, что ему важен этот человек. Он рукой нашел руку Миши и сплел их пальцы. Тот обернулся, снизу вверх глядя на Даню. — Как это понимать? — спросил, не в силах поверить в реальность происходящего. — Так же, как я понял твой поцелуй. Они улыбались друг другу. И было так хорошо стоять так, держаться за руки. Но все–таки пришлось вернуться на репетицию. Музыканты, как и до перерыва, не подкалывали, а просто хитро улыбались, и Даня был им безмерно благодарен. После репетиции они решили прогуляться. Общительность проснулась и не отпускала. Они не могли наговориться друг с другом, находилось столько еще не затронутых тем. В тот день слова признания так и не прозвучали, но через несколько недель перед выступлением Миша самозабвенно целовался с Даней в гримерке. И всем было хорошо.