Черное и алое

      Она сделала шаг к нему, и Призрак впервые понял, что у него не осталось сил сопротивляться искушению.       Он сам загнал себя в ловушку, выложив свои эмоции на бумагу. Музыка, которую он создал, оказалась сильнее, чем ожидалось. Все, что он сотворил, было отражением его души, и вот теперь... теперь Кристина старательно играла, демонстрируя собственную одаренность... во всех смыслах.       Она блестяще изображала страсть. Так, что он едва ли не верил ей. Так, что в душе что-то замирало от волнения. Так, что он смотрел ей в глаза и видел лишь одно: ее желание.       Нет, конечно, это был обман...       Кристина ненавидела его, и это было очевидно.       Но... но эти глаза...       Когда-то давно Призрак осознал, что его чувства к мадемуазель Даае описываются лишь двумя цветами. Нет, он не был художником и вообще не испытывал особого желания рисовать, но при этом... при этом мужчина ощущал, что его страсть, а к Кристине у него была именно страсть, описывается лишь слиянием двух цветов: черного и алого.       Алым было ее платье сейчас, алой была его жажда... жажда чего? Да, пожалуй, жажда ее нежности, ее любви, прикосновений, поцелуев, неистового, сжигающего чувства.       Алыми были розы, которые он ей дарил. Алой была кровь, которая струилась в его жилах, кровь человека, а не бесплотного монстра, каким он казался ей.       Кристина не видела в нем человека...       Она называла его душу черной, говорила, что нет никого, кто причинил бы ей больше боли, чем он.       Кристина боялась черного цвета. Она боялась траура, боялась собственных снов... для нее черный был символом отчаяния, для него – единственным прекрасным цветом.       В черноте подземелий, в его черном балахоне сейчас, в почти что черных глазах девушки – во всем этом была гармония, мрачная и прекрасная.       Он был соткан из непроглядной темноты, осязаемой темноты, и страсть его была темной, жгучей, мучительной...       Он мог быть нежен, мог быть очарователен, галантен, но внутри него спала тьма, и сейчас она вырывалась наружу, страшными клочьями расползаясь и окутывая и мужчину, и девушку.       Кристина трепетала, но она в этом дуэте вела.       Он же ощущал себя жалким рабом, не стоящим ее внимания. Его муза вдруг перевоплотилась в искусительницу, и в каждом ее жесте была удивительная грация.       Она рисовалась, она играла – и от этой игры перехватывало дыхание.       И он шел на ее зов, шел через пелену черных и алых штрихов, на которые распадался весь мир...       Мир, в котором он видел лишь одно лицо. Одну улыбку.       Мир, в котором кроваво-красным по черному было выписано лишь одно имя.       Кристина...

1.06.15