За что же, Господи, нам разум эволюцией был дан?

Я чувствую, огонь сухой и острый сжигает мою глотку, И слезы, застилая взор, все громче шепчут мне на мертвых языках, Расписывают в красках небо и громом молний чертят обреченность на устах. Я видел в свой последний миг покой и теплый белый свет, что будто Шел ко мне Твоей десницею чрез сонм моих прошедших дней и лет. Я мнил себя Твоим дитя по праву и образ Твой ничтожной кистью мысли я чертил. О, как ничтожен был наш человечий мир. И наши предрассудки. Мне холодно сейчас, здесь пусто – среди звезд. И бесконечность обнимает цепко, и взгляд Твой эхом Отдается в голове, и одиночество, что красит мысли в серый цвет Все резче, все сильней стучится в сердце, в котором жило небо столько лет. Я пред тобой, нагой – и нет во мне всех тех молитв, сказаний и проклятий, Что в сказку Ты любил для мира обращать и сладко нам во сне шептать. Я плачу вновь, заботливый безликий наш Отец. Большой обманщик. Льстец. Я не могу сейчас найти нас средь небес, твой трон, обвенчанный простором облаков И тень твоя, что эти все века десятков солнц нам силы предавала, Застывший дым надежд в уста молящие вливала Давно, с начала всех времен, еще, когда с частички пустоты родился космос, Все было колыбелью звезд и тихой пылью слабых человечьих грез. Мне больно, слышишь, Всеотец? Я жажду Страшный суд, зачем лишил меня раскаянья и двух дверей? О нет, прости, я перебью, теперь я точно представляю, что ты Совсем не то, что мы могли когда-либо в душе постичь, Прочесть в страницах и в устах монаха. Я знаю, что не слышал ты молитв, ведь ты все то, Что музыкой из арф златых лилось, что словом было, Первым шагом, звуком, криком. Ты то, что человечьим разумом звалось. Ты есть в нас, и ты силу в нас вселял любым своим явленьем, Но все отнюдь, Отец, не так: ты вся Вселенная, живая пустота. Ты не судья, ты – бесконечность, в которой вся Земля Всего лишь замок из пушистых облаков, А человек – больной ребенок, которому однажды чтобы встать с колен Всегда нужна была отеческая длань на хрупком слабеньком плече.