Когда книги закрыты

Маленькая комната, отделанная роскошными резными панелями, была похожа на шкатулку с драгоценностями: изящная, дорогая мебель, золотая, ювелирной работы, посуда, скорее предназначенная для украшения, чем для использования, шелковые, расшитые драпировки, еще больше расцвеченные солнечными лучами, проходящими сквозь цветные стекла окна. Но главными сокровищами, спрятанными в маленькой комнате, были, конечно, дамы: у окна стояло белокурое, стройное создание, похожее на цветок, но не живой, а созданный искусной рукой золотых дел мастера и взявшего для работы самые дорогие металлы и самые ценные алмазы; на кушетке полулежала среднего роста брюнетка – пряная и пикантная, огонь в ее глазах затмевал блеск любых драгоценностей, и, казалось, отражался в темных глазах третьей дамы, но приглушенным, спрятанным за холодностью и отстраненностью, из-за чего ее красота, оттененная строгостью черно-белых цветов одежды, вызывала скорее благоговение, чем желание. - Мы не были соперницами, несмотря на то, что писал там этот господин. В комнату неслышно вошла женщина, и брюнетка поспешно встала, приветствуя ее. Женщина улыбнулась: - Сидите, дочь моя. И Вы, госпожа де Валентинуа. О чем вы спорили, герцогиня? Герцогиня д’Этамп повторила: - Мы не были соперницами. - Разве что в поэтических упражнениях Клемана Маро, – заметила Екатерина Медичи. Эта, вроде бы примирительная реплика, заставила герцогиню д’Этамп и Диану де Пуатье обменяться гневными взглядами. Екатерина едва заметно улыбнулась. - Во всяком случае, вам грех жаловаться на господина Дюма – он отдал вам должное. - Ему стоило этим ограничиться, – довольно желчным тоном заметила герцогиня д’Этамп. – Он напрасно взялся сам придумывать героинь. Он не может представить, на что способна женщина, и думает, что польстил нашему полу, создав эту свою миледи. Да если бы ее противником был такой, как Челлини, она бы сошла со сцены уже в первых главах! - Ее любили такие мужчины… – мечтательно вздохнула принцесса Марго. - Дочь моя, это Вы принесли книгу? – строго спросила Екатерина. Марго поспешно захлопнула томик, на страницах которого мелькнули чьи-то шпаги и шляпы, и протянула книгу матери. Екатерина мельком глянула на название: - Не вижу, что тут можно обсуждать. Марго вроде бы случайно перелистала пару страниц, и сочувственно уставилась на чьи-то усы: - Все же, такое коварство с ее стороны… - Прошу Вас! Где Вы там видите коварство? – герцогиня д’Этамп презрительно фыркнула. – Она же совершенно беспомощна! Взять хотя бы Красную Голубятню. - Ей надо было согласиться, – задумчиво проронила Диана де Пуатье. – Он бы не стал ее преследовать, он бы сдержал слово. Мечтательность на лице Марго стала приобретать совершенно определенный характер: - Да, Красная Голубятня… Они были там вдвоем… Наедине… Вы правы, сударыня, она совершенно беспомощна. Екатерина пожала плечами. Герцогиня д’Этамп тоже пожала плечами, но, судя по выражению лица, по другому поводу. - И что бы она получила? - Согласившись? – Диана де Пуатье взяла книгу и нашла нужное место. – Судите сами. Он говорит, что ему нет дела до убийства англичанина, он не собирается вмешиваться в ее дела, довольно неприглядные, надо заметить. Но предупреждает, что не позволит покушаться на жизнь гасконского дворянина, которого считает другом. Это честное предупреждение. Ей стоило сказать «да», и она могла дальше служить кардиналу, уже никого не опасаясь. Ее бы не преследовали, порукой тому слово человека чести, каким мне кажется этот граф. Обещание не вмешиваться больше в ее дела в обмен на обещание не трогать гасконца и как гарантия – уничтожение записки кардинала. Вы спрашиваете, что бы она получила? Свободу действий и отсутствие препятствий. Она не сумела этим воспользоваться, Вы правы – она беспомощна. - Вы сами всегда действовали именно так? – вскользь поинтересовалась Екатерина. - И разве я малого добилась? – блеснула глазами Диана де Пуатье. - Когда действуют из любви, получают больше, – пылко возразила Марго. – Если бы она вновь пробудила в нем чувства, он бы отдал ей все, и безо всяких условий! Три дамы поглядели на принцессу с одинаковым сожалением. - Вы правы лишь в одном, – сказала герцогиня д’Этамп, – чувства – лучшая ставка, чем честное слово. Екатерина прищурилась: - Любопытно было бы поглядеть. - Что ж… – герцогиня д’Этамп поправила белокурые волосы, – пожалуй, я готова попробовать! Какая это глава? «… - Что же привело вас ко мне? – сдавленным голосом проговорила миледи. – И чего вы от меня хотите? - Я хочу вам сказать, что, упорно оставаясь невидимым для вас, я не упускал вас из виду. - А разве вам известно, что я делала? – миледи не смогла скрыть испуг. Ее голос дрогнул. - Я могу день за днем перечислить вам, что вы делали, начиная с того времени, когда поступили на службу к кардиналу, и вплоть до сегодняшнего вечера. Атос, готовившийся к сопротивлению, к недоверчивости, и собиравшийся раздавить миледи своей осведомленностью, не встречая противодействия, невольно сменил тон. Дальнейший перечень звучал скорее как сухая констатация фактов, чем как обвинительный приговор. Но все же, при каждом слове Атоса миледи, казалось, теряла силы. - Вы срезали два алмазных подвеска, вы похитили госпожу Бонасье, вы хотели заставить д’Артаньяна убить де Варда, когда же обнаружили обман, то подослали к нему наемных убийц. Потом прислали ему отравленное вино и, наконец, вы здесь, в этой комнате, взяли на себя перед кардиналом Ришелье обязательство подослать убийцу к герцогу Бекингему, взамен чего он обещал позволить вам убить д’Артаньяна. Когда он замолчал, ее лицо было смертельно бледно, а глаза широко раскрыты от страха. - Вы… сам сатана! – едва смогла прошептать она. - Быть может. Атос закусил губу – это прозвучало напыщенно. Он, мужчина, смотрит сверху вниз на эту скорчившуюся на полу хрупкую женщину, и бахвалится своей силой. Это было неприятно. Какой бы негодяйкой она ни была – она слабее. Атосу захотелось как можно скорее покончить с этой сценой. Он заговорил еще суше и отрывистей: - Во всяком случае, запомните одно: мне нет дела, убьете вы Бекингема или поручите это кому другому, он – англичанин. Но не троньте и волоска на голове д’Артаньяна, верного моего друга, которого я люблю и охраняю, или… - Но ведь он оскорбил меня… – миледи подняла глаза на Атоса. Ее губы дрожали от обиды, а глаза наполнились слезами. - Разве в самом деле возможно оскорбить вас, сударыня? - Если бы он поступил так, когда вы считали меня своей женой, вы бы тоже простили ему эту подлость? Теперь смертельно побледнел Атос. - Значит, вы пришли, чтобы просто убить меня? В глазах миледи был уже не страх – ужас. Она вжалась в стену и инстинктивно закрылась руками. Эти обнаженные до локтя слабые тонкие руки были ее единственной защитой. - Сударыня, – хрипло сказал Атос, – я не собираюсь вас убивать. Сядьте, пожалуйста. Он помог ей. Она не отказалась от помощи, но сразу же отдернула руку, как только перестала нуждаться в опоре. - Сударыня, я хочу повторить вам то, что раньше говорил д’Артаньяну. Нельзя вечно жить под дамокловым мечом. Поклянитесь, что не будете вредить нам, и тогда… обещаю, никто и никогда не скажет о вас ни слова, и ничего не будет предпринимать, чтобы разоблачить вас. Поклянитесь! Миледи, все еще со страхом глядя на Атоса, медленно кивнула. - Вы клянетесь? - Да. А он? Кто поручится мне, что он сдержит слово? - Я. - Пусть Бог покарает вас, если вы меня обманете! Атос с мрачным видом кивнул, затем встал, надел шляпу, закутался в плащ и вышел из комнаты». - Как видите, достаточно было изобразить, что он испугал меня до смерти, что я покорилась его силе, и бумага осталась при мне, – герцогиня д’Этамп пошуршала листком. - И Вы спокойно пустили бы ее в ход? – воскликнула Марго. - Ну… – герцогиня запнулась. – Если бы они стали мне угрожать, у меня, по крайней мере, было бы, чем защититься. - Они Вам – угрожать? – улыбнулась Диана. – Он дал слово. - Я не говорю, что собиралась им вредить! – герцогиня д’Этамп нервным движением швырнула бумагу на стол. – И я не намерена больше выслушивать ваши оскорбительные намеки! Она удалилась, и даже в колыхании подола и длинных рукавов было видно раздражение. - По-видимому, обман дался ей не так уж легко, – снова улыбнулась Диана де Пуатье. - Позвольте мне, – Екатерина взяла записку кардинала. – Что тут? Она прочла и удивленно подняла брови: - Он дал подобную бумагу и не позаботился, чтобы она вернулась к нему? Чтоб не попала не в те руки? Какая глупость! Какая неосторожность! - Будет лучше, если мы вернем все на место, – Диана взяла из рук Екатерины записку и вложила ее в книгу. – Надо отнести назад. - Идемте, я покажу куда, – вздохнула Марго. - Да, – прошептала Екатерина, оставшись одна, – все мельчает – и женское коварство и политическая дальновидность и любовные страсти. Она тяжело поднялась и подошла к окну из-за которого раздавались звонкие голоса. Во дворе замка играли трое подростков. Все трое роскошно одетые, со свободными и несколько развязными манерами знатных юношей. Они были похожи и внешне – чертами лица и фигурами, но один был изящнее, стройнее. Его смех не был грубым, а голос крикливым. В его одежде было больше изысканности, и он не выглядел разряженным без меры и вкуса. Он был красив. Екатерина долго с нежным сожалением смотрела на него, и потом позволила себе улыбнуться каким-то своим воспоминаниям: - Хорошо, что этот господин Дюма не везде успел сунуть свой нос. Но она тут же спохватилась и испуганно обернулась, чтоб убедиться, что ее никто не подслушал.