Нахальное безразличие

У Чонина к Кёнсу что-то между "эй, придурок" и кивок на тихое от друзей: "а давайте окунем его в школьный туалет, всё равно скучно". Кёнсу захлебывается туалетной водой, цепляясь пальцами за бачок, пытаясь вырваться. Дёргает ногами, в попытках кого-то лягнуть — не достает, и кто-то сзади отпускает неприятную шутку, что сзади До выглядит как блюющая сука с кривыми ногами. Чонин не смеется — его внимание сосредоточено на своих пальцах, сжимающих шею Кёнсу с неприметной родинкой прямо под линией роста тёмных волос. Ким отпускает Кёнсу, когда видео с глотающим туалетную воду заморышем посмотрела половина школы. Чонин не забывает нажать кнопку слива перед тем, как разжать ладонь; не забывает на несколько секунд задержать взгляд на покрасневших следах своих пальцев на его бледной шее. — Он чёртов хуесос, — говорит однажды в понедельник измазанный в кетчупе Чанёль, отправляя в свой широкий рот еще одну картошку фри. Чонин мимоходом замечает, что это хреновое оправдание для издевательств. Но он особо не спорит — когда в дверях школьной столовой появляется загнанный бесконечными издевательствами Кёнсу в помятых прошлогодних брюках на размер меньше, Чонин предлагает друзьям научить этого заранца уделять время не только потным яйцам мужиков с толстыми кошельками. Когда Кёнсу случайно забывает свой учебник в кабинете математики, Чонин разрисовывает разноцветными маркерами вдоль задач на каждом листе "педик", "гомик", "чёртов хуесос". На следующей день в коридоре Ким замечает До, прижимающего к узкой груди учебник математики и крепко сжимающего пальцами с постриженными под корень ногтями. Чонину хочется встретиться с ним глазами, гадко усмехнуться и спросить: — С правдой легче решать задачи, верно? Но Кёнсу проходит мимо, усталым взглядом смотря перед собой. У него рассечена бровь и синяк на левой скуле. Раздражённому Чонину почему-то хочется развернуться и разбить Кёнсу нос за нахальное безразличие. Чонин разбивает ему нос в следующую пятницу, заодно оставляя лиловые пятна от ударов носком тяжёлых шнурованных ботинок по почкам. Он придирается к Кёнсу за слишком унылое настроение и некрасивые губы, а улюлюканье друзей разгоняет бешенный адреналин по венам. Вечером Ким спиртованной ваточкой проводит по разбитым костяшкам и пытается забыть большие глаза с покрасневшими белками от сдерживаемых слёз без единого намека на страх. И губы, растянутые в улыбке, обнажающие ровные зубы в густой алой крови. Чонину почему-то становится трудно дышать, когда он видит Кёнсу на крыльце школы через несколько дней. Этот неудачник хромает — ему очевидно больно ходить, но несмотря на это, он все равно ходит; нос, бровь и правый уголок рта заклеены детским пластырем с диснеевский принцессой. Ким сжимает полупустую пачку сигарет в кармане кожаной куртки и делает тяжёлые вдохи-выдохи, думая, что поиздевается над Кёнсу попозже. На колкости нет настроения, сил и нужной аудитории. Сехун с Чанёлем ржут до боли в животе — за банкой пива они придумали еще одну охуенно-крутую шутку над тощим До Кёнсу - настоящим козлом отпущения. — Проберёмся ночью к нему домой и изгадим его вещи зубной пастой и сырыми яйцами, — с трудом разобрал Чонин в приглушенном хохоте придурка Пака. Чонин говорит, что справится сам. Клятвенно убеждает, что у него есть друг из Японии, который раньше практиковал вандализм в общественных местах. В одиннадцать ночи он на велосипеде мчится в один из бедных переулков Сеула, непривычно неосвещённому огнями дорогих таблоидов. Чонин лениво и слишком поздно замечает, что забыл взять с собой отмычки, сырые яйца и тюбики с зубной пастой вместе с несуществующим другом из Японии. Незадернутое шторами окно на первом этаже освещено тёплым светом. Чонин аккуратно прислоняет крутой велик к кирпичной стене старого дома, хватается пальцами за раму с облупившейся краской и приподнимается на носочках: непривычно раслабленный Кёнсу в вязаном свитере и заплатанных штанах сидит на подушке у ног старухи в кресле с книжкой в потрёпанном переплёте в руках. Он определённо читал ей вслух, вскользь проходясь ладонями по грубым пяткам в подобии массажа, а старуха, кажется, уже давно заснула. Ким запоздало вспоминает, что До — сирота, и скорее всего поэтому вещи у него такие поношенные и некому приготовить ему обед в школу. Чонину хочется безмятежно сблевать прямо на ступеньки. Он с трудом отталкивается от дома, и, пошатываясь, хватается за руль велосипеда и ещё долго бродит по улицам этого раньше невиданного переулка. Чонин случайно нарывается на двух пьяных отморозков, позволяя им разбить себе нос об асфальт, сломать запястье и потоптать рёбра. Выслушать несколько грязных оскорблений, согласиться с ними и получить ногой по морде. На следующей перемене следующего дня прискорбно сообщить подыхающим от любопытства мудаку Сехуну и конченному Чанелю: — Я нарвался на копов, они там часто шастают, так что об этой шутке придётся забыть. Чонин всё чаще ловит себя на том, что краем глаза разглядывает порванные кроссовки Кёнсу, старенький портфель (который сам пинал около года назад, находя это жутко смешным занятием) и его угловатые узкие плечи. Он замечает мелочи: когда До задумывается, он сжимает тонкими пальцами переносицу; почерк мелкий и убористый, и строчки неровными рядами лепятся друг к другу; и острые ключицы, и голубую, отчаянно бьющуюся венку на шее, и родинку на мочке уха. Кёнсу забывает пакет со спортивной формой в кабинете математики, а Чонин его случайно находит. Он встречает До в столовой и при всех небрежно кидает пакет тому прямо под ноги, деланно едко бросая: — Советую тебе как можно быстрее осмотреть вещи, пока не поздно. Кёнсу, кажется, впервые не скрывая ненавидящий взгляд, подбирает пакет, из которого наполовину выпала потрепанная одежда, и вылетает из столовой под общий гогот. Ким не может забыть этот взгляд, наполненный заслуженным отвращением, и ежеминутно спасительно напоминая себе, что он и пальцем не притронулся к спортивной форме До. Когда Чонин, Сехун и Чанель гуляют по пустому парку вдоль скамеек, с затянутого серыми тучами неба капает мелкий дождь. Ветер порывистый и сложно прикурить. — Мне надоело с вами, — твёрдые, уже давно обдуманные слова вырываются сами собой. Просто и непринуждённо. В тишине, разбавляемой звуками капель об асфальт, как лёд - виски, Чонин разворачивается на первом же перекрестке, прерывая свой путь с Чанелем и Сехуном, которые не казались ни обиженными, ни удивлёнными. Он проводит всё своё свободное время за уроками или прогулками с великом по никогда не спящему Сеулу. Когда устают ноги, Ким останавливается на ближайшей детской площадке, садится на качели и тихо раскачивается. Напротив дом Кёнсу, и Чонин уверен, что это просто грёбанное совпадение. У Чонина к Кёнсу уважение за всегда прямую спину, стыд за сломанные кости и неловкость за испорченную жизнь. У Чонина презрение к себе и несколько попыток извиниться перед Кёнсу.