Часть 1
2 июля 2015 г. в 00:31
- Что там пишут твои журналы? – спросил он, запивая печенье только что налитым чаем, - они уверены, что звезды могут решать то, что тебе делать сегодня, завтра или же весь следующий год? Невозмутимость его голоса звучала удушающе возвышенно и противно, так, что хотелось этим же журналом влепить ему по лицу, чтобы весь чай остался на штанах.
- В конце концов, До, ты поймешь, в чем тут прикол, я же не просто так верю во все это, я не преклоняюсь перед Сатаной или Бугимэном под твоей кроватью, я точно знаю, что вся наша жизнь предопределена чем-то там, в космосе.
До сделал еще один глоток и потянулся тонкими пальчиками к раскрытой пачке свежего овсяного печенья.
- Я верю вот в это, - он выставил руку с печеньем прямо перед лицом Сухо. – ты видишь его?
Сухо улыбнулся и кивнул.
- Я не вижу космоса отсюда.
- Но ты можешь видеть звезды. Разве ты их не видишь также, как видишь это печенье?
- Мой друг, это печенье, впрочем, как и звезды, не указывает мне на то, как мне жить и в какой время настраивать свой мозг на какую-либо определенную деятельность… астрологи – великие фантазеры, я уверен в этом, - Кенсу смачно сжевал печенье.
Сухо взял одно печенье и стал пристально разглядывать его, а Дио тем временем просто встал из-за стола и ушел к раковине, чтобы вымыть чашку.
- О нет, До, это печенье прямо мне говорит, что ты великий зануда, - промычал Су.
Дио громко, весьма заметно не только для Джунмена, но и для остальных, кто мог еще спать в это время, поставил чашку в сушилку. Он сжал кулаки и стал нашептывать про себя что-то невнятное, то, что мог слышать только он. Сухо мог лишь только догадываться, о чем говорили мощно сжатые кулаки рук Кенсу, который стоял спиной у раковины и не шевелился. В такие моменты казалось, что любая ерунда вроде этой способна разозлить господина До Кенсу, но даже зная его горячий нрав, каждый считал себя обязанным разозлить его.
- Когда ты будешь умирать от удушья, я не приду к тебе на помощь, - Кенсу наконец зашевелился, - ДжунМен, ты будешь кричать о помощи в открытое окно в надежде, что твои звезды услышат тебя, - на лице появилась легкая улыбка, - хотя во время удушья ты сможешь сказать лишь только что-то вроде «ааггхррр» - Кенсу схватился за горло и начал задыхаться… улыбка так и осталась на его лице.
Мен закрыл рукой лицо и уставился в журнал, стараясь игнорировать вечные и странные угрозы одногруппника.
- Ты же никому еще не сказал?
- Нет.
- Если тебя раскроют, то весь мир перевернется
- не раскроют.
- так уверен?
- ты же не раскроешь?
- я могила, но, зная все это, я чувствую себя необыкновенно счастливым.
- я сам не знаю, как оно работает, рано не радуйся.
- йа! Будь вежливее со мной… Да, даже в письменном виде!
Кенсу захлопнул крышку своей старой раскладушки, о которой никто не знает, многие, наверное, даже не помнят, что такое «раскладушка». Он выключил телефон и положил его под подушку, не сомневаясь в том, что именно там он в безопасности.
Ночью было лучше всего – можно было закрыть глаза и мечтать, мечтать о бесконечности, в которую он не верил, мечтать о том, что для него было вполне выполнимым, хотя и выходило за рамки разумного.
- Башня Намсан, Башня Намсан, башня Намсан… - он шептал про себя так быстро как мог, в его руках под одеялом была зажата любимая черная кепка, одет он был в черную толстовку с большим капюшоном, джинсы и кроссовки. Ложиться спать в обуви было еще одним препятствием на пути к свободе, толстовку с джинсами еще можно было объяснить холодом. Но обувь приходилось постоянно скрывать.
- Башня Намсан, Башня Намсан, башня Намсан…ба…
Черное небо, покрытое россыпью звездных пятен, даже ночью, даже в дикий холод осенней ночи здесь было много людей, готовых замерзнуть на смерть, наслаждаясь романтичными образами никогда не спящего города. Здесь, наверху, было уже по-зимнему морозно по сравнению с теплой кроватью, но Кенсу уже привык.
Когда это случилось в первый раз, он вместе с остальными стоял за кулисами перед первым для группы выступлением. Его руки тряслись, кожа покрылась мурашками, голос то пропадал, то появлялся, он не знал, что делать и готов был бросить всю эту нервотрепку до того, как она началась. В тот самый миг, стоя позади всех, он закрыл глаза и шептал про себя: «хочу домой, домой, домой, домой…», как вокруг все мгновенно сменилось, не было ни шума, ни голосов, ни криков Бека о том, что он умирает от страха, что он облажается, что все облажаются… белые, приятные стены с плакатами, мягкая, заправленная постель, запах чего-то вкусного и голоса. Это была его комната. Это его родители в гостиной шептали: «файтин, файтин!», затаив дыхание.
Глаза До раскрылись от удивления, он ударил себя по голове и оглянулся вокруг.
- нет, нет, нет, галлюцинации, только не сейчас, нет! – он кружился, пытаясь вернуться обратно, к одногруппникам, - куда они делись? Обратно! Обратно! Обратно!
- Где ты пропадал? – Чонин схватил его за руку и потащил за собой, - Хен, все хорошо? Уже через минуту о нас узнает вся страна, а ты исчезаешь!
Кенсу судорожно пытался вспомнить то, что произошло. Он только что был дома, а теперь снова тут, вместе со всеми. Это могло быть полной глупостью, если бы он понял все сразу… Первое, что пришло ему в голову, была усталость, в следствие которой он отключился на секунду, и ему приснился сон, просто сон… Он не обратил внимания на тот факт, что Чонин обыскал все гримерные, перед тем как обнаружить Кенсу со странным лицом прямо у самой сцены.
- Ты уже здесь? Идиот, надень кепку!
Кенсу мгновенно натянул на голову головной убор и закрыл лицо маской.
- Прости, хен, я так быстро не успеваю, ведь это длится меньше секунды.
Рядом с ним, в самом углу бортика, с которого город было видно лучше всего, скрестив на груди руки, стоял его друг, который мог бы жизнь отдать за другого, которому можно было верить, не сомневаясь ни в чем. Единственному человеку Кенсу доверил свой странный секрет.
Онью никогда не мог до конца осознать то, что он и правда знает человека, который за миг способен переместиться из одного места в другое, просто пожелав. Он даже думал, что свихнулся вместе с Дио, что они оба ловят какие-то доступные только им двоим галлюцинации, что это вид коллективного сумасшествия на фоне усталости от сверхзвуковой скорости их жизней.
- То, что я скажу тебе будет полным бредом, но если я никому об этом не скажу, то я сойду с ума от незнания своего диагноза.
Онью закатил глаза и улыбнулся.
- Ты влюблен в своего одногруппника, и твой диагноз – гей.
Кенсу показал Онью кулак и пожелал смерти.
- Ты веришь в супермена?
- На что ты намекаешь?
Кенсу глубоко вздохнул.
- Я сейчас закрою глаза и буду шептать кое-что, если ничего не изменится с того момента, как я прекращу шептать, ты будешь обязан отвезти меня к доктору.
Онью ничего не понял, но заранее оглянулся вокруг: они были вдвоем, в здании SME, почти ночью, в студии звукозаписи. На столе были разбросаны упаковки от еды, кипа бумаг, исписанные лирикой блокноты, одиноко стоящий микрофон за стеклянной стеной и устрашающая тишина.
- К микрофону… Стоп! Посмотри на часы и запомни время.
Онью написал на листке «2.45» и, не зная, что ожидать, внимательно смотрел на До, не упуская ни детали, ни слова, ни движения.
- К микрофону, к микрофону, к микрофону…
- Что за? - Онью смотрел перед собой и не мог понять, куда делся его друг, который только что был прямо перед его глазами, как гробовое молчание прервал стук о стекло.
- Хен, я правда переместился? – глухой, звучащий по-странному голос До, который стоял по ту сторону студии и стучал в стекло.
- Могло ли быть так, что ты ударил меня по голове, я отключился, пока я был в отключке, ты убежал туда? Нет! Ты подсыпал что-то в еду!
- Хен, я тебя просил обратить внимание на время, - Кенсу уже возвращался обратно к другу через обычную дверь.
- 2.46, - тихо произнес Онью и схватился за волосы. – что за хрень только что случилась? Как ты???? – он вскочил с места и, размахивая руками, громко кричал, - как это возможно? Как ты..ты же сидел тут, а теперь ты уже там…
- Значит я не сумасшедший, и мне все это не чудится.
- Хочешь осьминога? Можно сходить на рынок и купить одного, - спросил Онью, вглядываясь в густую темноту ночи. Они шли вдвоем вниз по дорожке прямо от башни и молчали.