Стремление к смерти

Раньше он никогда не думал о смерти, как о чем-то реальном. Она была как пугало в Хэллоуин, чьи глаза не страшнее, чем горящие дырки в тыкве. Смерть приходит в своем жутковатом, но стильном костюме, ей можно дать конфет и, посмеявшись, закрыть за ней дверь. Из-за того, что она так часто приходит к старикам, молодые думают, что увидят ее лишь к старости - и живут со всей беззаботностью, которая свойственна в эти годы. А когда она стучится в дверь - это похоже на роковую ошибку, и до последней секунды кажется, что она вот-вот извинится и объяснит, что ошиблась адресом. Те, кто любят играть со смертью ради ударной дозы адреналина в крови, не догадываются, что истинное ее лицо открывается только когда умираешь по-настоящему. Она заглянула ему в глаза, и Михаэль понял: это не романтика, не приключение и не мистический праздник при свете луны. Смерть с привкусом крови - это до тошноты страшно, это одуряюще противно. Внутри, как в болоте, тонет страх, а тело, как отпущенная пружина, живет своей жизнью - бежит, задыхается, плачет, умоляет, защищается. Потом смерть отворачивается от Михаэля, дав короткую передышку и время для незнакомых доселе ощущений. Горечь, затопляющая сердце. Сожаления, переполняющие душу. Хаотичные, сумасшедшие мысли о том, как могла бы сложиться жизнь по-другому - как стоило бы ее прожить. О том, что свой собственный смысл жизни и собственный путь не найден. О том, что пробил час, а он ничего не сделал. Ничего. Мысли бездарных людей так похожи друг на друга. Можно только смеяться над этим, но почему-то не смешно. Жизнь Михаэля была слишком короткой, чтобы успеть обо всем этом подумать раньше. Он жил бесцельно, беспорядочно, не понимая зачем, чего-то все время желая - как и все люди. И лишь перед лицом смерти впервые в голове оформилась та самая идея, которая всегда подспудно руководила им. Он ведь всегда мечтал о совершенном мире, в котором правила бы красота. И теперь, когда он это понял, то совершенно расхотел умирать. У него хватает духа признать, что даже с его силой он не сможет уничтожить такую власть. Те, кто охотятся за ним, слишком сильны. Поэтому все, что остается - это скрываться. Ведь если убийство ради защиты себя - это ведь не убийство? Ведь если он хочет жить - это же не его вина? - Кто вы такие? Вопрос повисает в воздухе, так и не найдя своего ответа. Почему они не отвечают? Кровь заливает землю, тела падают одно за другим, боль пронзает новые клетки, рождающиеся на месте старых - и он едва не переходит черту, за которой его ждет безумие. Это боль - видеть себя таким. Потрясение настолько сильное, что он даже не понимает, что делает, не контролирует себя, не знает, как. Это неожиданно страшно. Так, что он кричит, когда видит, что натворил. Разве он виноват, что в нем скрыто такое? Разве он хотел этого? И что теперь с этим делать? Тело регенерирует, каждый нерв кричит о боли. Еще чуть-чуть осталось, главное - не упасть без сил, не останавливаться до последнего. Быстрее, пока враг не догадался, что единственный шанс одолеть сефирота - только сейчас. Остался лишь один О.П.Т. - Почему?! - кричит Михаэль. - Почему вы опять за мной гонитесь? Оставьте меня в покое! Его отчаяние постепенно переросло в бессильную ненависть. Этим людям нужно именно то, что превращает его в безобразное чудовище. Непрошеная сила, вложенная в него - его проклятие и его благословение. Сколько раз она спасала его... и сколько раз впутывала в неприятности, подобные этой. С ней он никогда не сможет жить спокойно. - Ты - сефирот, - отвечает молодой человек с о-артефактом в виде серпа с эффектом ускорения, успевшим серьезно ранить Михаэля. - Нам нужно поймать тебя для завершения каббалы. Кто угодно мог быть вместилищем для ангела, но им оказался ты. Ничего личного. Тебе просто не повезло. - Парень, ты идиот, раз думаешь, что пара секунд в бою ничего не значат. И за это ты поплатишься жизнью. Так что... Это тебе не повезло!.. - Михаэль с хохотом вытягивает забинтованные руки и хватает за шею болтуна. - Говори, кто за всем этим стоит! О.П.Т. дергается, дрыгает ногами, о-артефакт вонзается Михаэлю в живот и проходит насквозь, рука разжимается. Враг падает на землю, хватаясь за шею руками. Из-за нехватки воздуха он теряет чувство реальности и даже не пробует еще ударить, хотя его артефакт уже вернулся к нему. - Говори! Удар наотмашь по голове, до крови от рассеченной кожи. - Молчишь, тварь? Адреналином в мозг хлещет ярость, пьянит. - Говори! Говори! Михаэль бьет как одержимый, не чувствуя тела, он даже не замечает, что в таком состоянии человек вряд ли может что-то сказать. И лишь когда на землю тяжело опускается безвольное тело, он понимает, что ему уже не ответят. Михаэль не замечает пятна крови, запекшиеся на теле, на одежде. Он убивает всех подряд и не встречает сопротивления. В этом районе одни нищие и бродяги. Вот он, город, в который Михаэль еще в детстве мечтал попасть. Город встретил его зловонными ароматами мусорных баков, пустыми глазницами фонарей узких переулков. Больно, черт возьми. Больно даже дышать, в грудной клетке боль электрическим током рассекает нервные окончания – это следы прошлой раны и быстрой регенерации. В глазах темнеет, ноги подкашиваются, рука судорожно хватается за спасительную стену заброшенного дома. В приближающихся сумерках он не замечает, что люди на улицах попадаются все реже. Чья-то грубая рука хватает его за плечо. - Ну-ка, что тут у нас? - Эй... отпустите меня!- Михаэль отбивается, но отвращение, подкатившее к горлу, ослабляет его сопротивление. Смех прямо у уха. Невыносимая вонь, которой несет от мусорного бака рядом. Ему стоит усилий не упасть в обморок от шока. - Гони деньги! У Михаэля нет выбора. Они заслужили. Придется использовать эту чертову силу. Тело над ним обмякает, валится на Михаэля, орошая своей кровью. Его товарищ замирает в ужасе, делает шаг назад, и это все, на что его хватает. Вот он, страх во всей его красе, страх, который приковывает своими цепями к месту. Михаэль не может удержаться от усмешки. - Да, я чудовище. Но даже такой, я в сто раз красивее тебя. Голова падает, как арбуз из рук нерадивого мальчишки, с глухим стуком, в выпученных глазах стекленеет ужас. Михаэль с помощью силы сефирота отбрасывает труп в сторону - и его выворачивает наизнанку приступ тошноты, столь сильной, что на глазах выступают слезы, а желудок сжимается в судороге. Потом, тщательно вытерев лицо, Михаэль приподнимается, шатаясь, идет дальше по узким улочкам и мечтает лишь о теплом уголке, где можно было бы вдоволь выспаться, а наволочка была бы свежей и пахла, как весенние цветы. Боже, как хочется вымыться, как хочется куда-нибудь приткнуться, и сейчас уже наплевать, что за это пришлось бы отдать. Чем дальше идет, тем сильнее чувствует, что воздух стал ощутимо прохладнее и влажнее. Он ускоряет шаг: это море! Чистое, прекрасное, оно смоет с него всю грязь и все его расстройство. Выйдя на набережную, он думает о том, что поступил правильно. Те двое были всего лишь мусором, досадным упущением Создателя, у которого рука не дрогнула сотворить столь безобразных существ. Их не жалко убить, это скорее одолжение миру, чем преступление. Теперь этот город станет чуточку прекраснее. Самую малость, но это уже заставляет грудь вдыхать воздух с большим удовольствием. Погрузив ноги в воду, Михаэль наблюдает, как пена льнет к его ногам. Приятный шум услаждает слух. Красота чиста и совершенна, подобно океану, легка и воздушна, как белоснежные облака, которые ветер гоняет по небу. На душе так спокойно несмотря на дикий голод, от которого он в любую секунду готов упасть в обморок. В этом городе слишком много лишнего. В идеале тут должно было быть только море. - Что тут у нас? Еще одно безобразное отродье! Я уничтожу вас всех, всех! Он смеется, захлебываясь в своей безумной радости. Его глаза горят, а губы раздвигаются в тонкой ухмылке. И он старается не думать о том, как выглядит его преобразованная рука, к которой и прикован сейчас взгляд его жертвы. - Хватит пялиться на нее! - Михаэль кривит губы. – Бесит. Парень, молодой, но это не делает его менее отвратительным, - пятится, не убегает, боясь повернуться спиной. Протягивает руки, словно надеясь задержать, оттолкнуть предстоящую смерть. - Подожди! Я заплачу. Тебе ведь деньги нужны? Ах, эти последние секунды перед убийством. Это момент торжества красоты - когда нечто безобразное погибает в боли, отчаянии и страхе. Самим своим существованием эти люди оскорбляют небеса. Отныне их предназначение – умереть. Приходится за них делать эту утомительную работу. - Зачем? Стремления к смерти не хватает этому городу - городу с легкой тенью паруса, - нараспев произносит Михаэль. Острое лезвие мгновенно вспарывает грудь, войдя в нее, как в масло, и красные брызги снова пачкают одежду ангела. Он уже не брезгует этой кровью, лишь смеется, трогая пальцами, на которых остаются красные следы с привкусом железа. Лишь через некоторое время его снова посещает неясное чувство, больно сжимающее грудь – что, даже если он и нашел под конец свой смысл жизни, что-то идет не так. Словно он ошибся и принял следствие за причину. И даже сотни убийств не смогут этого изменить. Они не принесут долгожданного блаженного забытья и забытой гармонии, они лишь усилят тревогу, разбередят старые раны, нанесенные неизвестно кем и когда. Это похоже на уравнение с бесчисленным количеством переменных. Может, его рана – эта та злополучная сила, которую он обрел? Иногда хочется забыть о ней, как о предмете, не вписывающемся в интерьер. Или вырвать ее, как глубоко засевшую занозу – но ее не вытащить, о ней не забыть, с ней не смириться. Нет ничего более ироничного, чем факт: отрицающее твой главный смысл - находится в тебе. В последнее время появилось слишком много неразрешимых противоречий – от них начинает болеть голова. Когда он приходит в себя после всплеска эмоций, мир, окрашенный в цветную мозаику эйфории, снова становится грязно-тусклым, еще более унылым, чем до этого. Краткий миг восторга, когда он смотрит на убитого и видит Красоту, сменяется осознанием: он только что убил человека. Это чувство вины с каждым убийством слабее. На смену ему приходит отвращение. Чтобы сделать мир прекраснее, приходится пачкать руки в грязи. Но все труднее избавиться от ощущения, что очистить самого себя уже не получится. И очень трудно смотреть на то, что сделал, иметь с этим дело, думать о том, куда прятать труп. Хочется закрыть глаза. Михаэль все знает заранее. Он знает, что не успеет даже понять, что за чертовщина происходит в последнее время. Почему именно он, почему сейчас. Слишком много «почему» - и на все это уже почти плевать. Это уже неважно. Он знает, что враг появится снова, и это будет последний раз. У него нет причин так думать, но всем своим существом он ощущает близость конца. Он ни на что не надеется. И когда перед ним появляется не орава жалких слабаков, а один - только один! - сильный О.П.Т., он улыбается с ненавистью, ясно видя в твердом взгляде свою смерть. - Слушай, ты, ошибка природы! Ты уродлив, понятно?! Невероятно уродлив! Мне будет противно умереть от твоей руки! Не смерть уродлива, а жизнь, с отчетливой ясностью понимает Михаэль и досадливо морщится. - Ты не умрешь, - говорит О.П.Т., глаза которого, как острие, направлены сейчас на Михаэля. И все, что остается - это кричать, ругаться, злиться, протестовать неизвестно против чего. Ведь может статься, все-таки лучше было бы умереть, чем существовать в этом негармоничном мире, смотреть на который он боялся.