Дети Сварога.

Прошло время, смерть-зима со своими морозами и снегами, голыми деревьями и скованными вечными льдами реками, сменилась весной – жизнью, цветением трав и деревьев, пением птиц, блеском чешуи жирных рыб в озере. Ведуны старались изо всех сил, слава о Малетте - спасшей женщин и малых детей града сварожичей разнеслась по всей земле славянской. Но ни зелья целебные, ни заговоры древние не могли вернуть деве зоркость очей синих и гибкость рук обожженных пламенем лютым. Жались к ней дети малые, этими руками из пламени дикого вынутые и от него защищенные. Жены и матери, выведенные из града пограбленного и сожженного дотла врагом нежданным, считали за честь прислуживать ей, кланялись мужья, которым она вернула их детей, сестер, жен и матерей, ибо силен род, если у него есть сильное потомство. А кому как не женам в своем чреве носить новых сварожичей? Несли ей битую дичь, выделанные шкуры, искусно сплетенные и богато украшенные пояса, белоснежные рубахи - вытканные и выбеленные в первом снеге. Только ничего не радовало Малетту, не считала она себя героиней достойной таких почестей и всемирного поклонения этих людей. Обузой себя считала, и от этого мрачнела день ото дня и таяла как зажженная лучина у печи. - Жаль, девку. Усохнет ведь. – качала головой старая Анея, травница и целительница рода. - Неужели не можешь ты ей помочь, старая? – тихо спросил воевода слободы, призванной защитить град от набега степняков и упустивший отряд кочевников. Беда пришла откуда не ждали. Степняки не любят леса, в поле, где обзор на много миль, не привыкли они к деревьям и кустам, скрывающим все в своей тени. А тут на тебе, вышли как тати из лесу, с тылу, не как войны, как шакалы – падальщики. Набег был стремительный и страшный. Многие мужья были в поле, а то и в самой слободе на службе, в граде оставались в основном дети, старики и женщины. Смертный ужас сковал всех мгновенно! Но каким-то чудом, дочери старосты деревни Бажена, удалось прекратить нарастающую панику. Зная все заповедные тропы и дороги в городе, она увела большинство женщин и детей из города, еще до начала страшного пожарища. И вернулась за оставшимися. Староста всегда хотел сына, сын – это продолжение рода, носитель семени славных пращуров, дочь же сосуд, для продолжения чужого рода. Но единственный сын и брат – Всеслав, погиб три весны назад в бою с кочевниками не оставив после себя ни жены, ни детей. Одна дочь осталась у старосты, красавица Малетта. Именно она, не устрашившись врагов страшных, огня яростного отпирала заваленные кочевниками горящие избы, выпускала обезумевших от ужаса женщин и детей на улицы, обжигая руки белые, не чувствовала боли. Едкий дым выедал очи светлые, но не чувствовала она и этого. Только выведя всех, кого смогла спасти, упала она на поляне без чувств, от боли страшной разлившейся по всему телу. - Травы и заговоры не помогут, если в сердце нет веры! – Строго сказала старуха, попутно шепча заговор над очередной порцией целебной мази для глаз. – А она не верит! Да и не хочет она исцеления, смерти ждет, думает, я этого не вижу, дурная девка! - Сердце человека не может без любви да, без ласки, а отважное сердце не примет жалости. Претит она ей. Славный сын был бы у Бажена, да девкой родилась. – С горечью сказал вещий старец Родон. Замолчали старики, замолчал и воевода, смотря с высокой стены слободы на поля и леса, раскинувшиеся перед его взором. Обманчиво тиха степь, где-то в ее глубинах прячутся враги сварожичей. Рука непроизвольно сжимает рукоять меча, а мысли все вовсе не на крепостном вале… *** Весна – красна пылала на закате, уступая место теплому лету. Первый день лета – это день сватовства. Парни выбирали себе невест, преподнося избранницам букет душистых полевых цветов. Если деве был люб парень, она принимала букет, и их считали обрученными. Свадьбы же играли по осени, после сбора урожая и заготовки хлеба на зиму. Многие сватались к Малетте, когда еще стоял старый град, многие сватались бы и теперь, но она сбежала, что бы не слышать и не чувствовать всего этого веселья. Укрылась в расселине среди трав высоких и незаметно для себя уснула. Разбудили ее шаги легкие, которые она бы и не расслышала в своей старой жизни. но теперь, словно стараясь компенсировать утрату зрения, слух обострился и стал как у лучших воинов слободы, способных услышать взмах птичьего крыла за много верст. Вскинулась Малетта, вскочила на ноги резвые и тут же уткнулась носом в грудь широкую, пошатнулась от неожиданности, сильные руки обвили стан девичий не давая упасть, тихий смех стал ей ответом на такое своеобразное приветствие. - Вот ты где, краса – девица укрылась, не уж то не интересен тебе праздник рода твоего? - Нет мне там места. – Упрямо поджала губы алые, не видят глаза, скрытые повязкой, мазью целебной пропитанной. - А как же молодые парни, стремящиеся взять тебя в жены? – Легкая насмешка в голосе ей слышится. Вспыхиваю щеки краской алой. Злиться Малетта, еще строже и упрямей звучит ее ответ: - Меня ли хотят взять в жены? Или может Славу и Почет мной не заслуженную? - От чего же не заслуженную, Малетта? Ты спасла род, его продолжение. Это мне надо посыпать голову пеплом и каяться на общем сборе, я не уберег град от разграбления и поругания. - Нет в этом твоей вины, Ратибор, не мог ты знать о подлости, степняками задуманной. Не вини себя, друг брата моего. - Виню и буду винить, Малетта. Не уберег, не защитил. А ведь жизнью твоему брату, у меня на руках умирающему, клялся оберегать тебя. - Не изводи себя, воевода, не войти дважды в одну воду, не вернуть прошлого. Знать на роду мне написано слепой остаться. - Не за тем я искал тебя, девица, что бы мы с тобой печалью обменивались да горькими воспоминаниями. – Воевода немного отпрянул от Малетты, и словно исчез. Девушка ощутила щемящую пустоту и одиночество, обрушившееся на нее как тьма, теперь вечно преследовавшая ее повсюду, и днем и ночью. Появился он так же внезапно как и исчез. – прими букет полевых цветов, краса моя ненаглядная, и знай, что люба ты мне не за почести и признания, а за сердце доброе и отзывчивое, за косы русые, да за речи справедливые и правдивые. Люб ли я тебе, девица? Люб ли я тебе, красная? Замерла Малетта, словно громом пораженная. Возможно ли? Неужели самые тайные девичьи мечты сбылись, и тот, кто всегда был мил сердцу девичьему, ответил взаимностью? Или может в нем говорит только чувство долга перед отцом и братом? Недоверчива стала девушка, не торопиться брать букетик из рук воеводовых. Смиренно ждет Ратибор, не торопит, словно знает, что твориться в душе ее. Наконец вскинула она голову, словно хотела заглянуть в его душу, своими невидящими глазами, повязкой скрытыми. - Али шутишь ты, воевода? Кто ж в здравом уме на слепой то жениться? Я ведь больше не смогу ни избы прибрать, ни полотна соткать, хлеба испечь! Не должен ты мне ничего, Ратибор! И жертвы твоей я не приму! Вот поэтому я и скрылась в этой расселине, от юнцов безусых, чтобы не бередили раны мои и не напоминали мне о моей немощи! Я же не смогу увидеть детей своих, Ратибор! Не увижу их первого шага, не смогу сама о них заботиться, да и о тебе, сокол, мой ясный, не смогу! - Глупая. Какая же ты глупая. – Нежно прошептал воин и поцеловал девушку в уста сахарные, хотя и запрещалось это заветами предков и нормами морали. Да какие заветы, когда счастье готово уйти от него, только потому, что считает себя недостойной! Не смогла оттолкнуть его девушка, слишком долгожданен, слишком любим, был Ратибор для нее. Еще когда подростками, он и ее брат учились сражаться во дворе деревянными мечами, под присмотром старых воинов. И когда ушли оба служить в слободу, оберегать покой града. Уже тогда прикипело сердце девичье, к этому молчаливому и красивому парню. А когда они вернулись с братом в град, через несколько лет, оба возмужавшие, принятые в воинское братство уже не как ученики, а как равные воины. Сердце трепетало и пело рядом с ним, только думал молодой Ратибор, о подвигах ратных, а совсем не о деве юной, что вилась вокруг него и Всеслава, успешно маскирую влюбленность под заботу о брате и его друге. Всеслав правда догадывался о истинных причинах, заставлявших его сестру носить им домашние пирожки и мило краснеть, но был милостив, ничего не говоря Малетте. Не раня ее девичьи мечты, ведь думал тогда Ратибор о другой, и букетик полевых цветов подарил, другой! Красавица Краснослава, была черноокой и пепельноволосой, стройной и гордой. Не приняла она букетик бедного парня, отказала, да еще и высмеяла перед всем родом, а осенью вышла замуж за торговца успешного, подарки богатые дарившего. Взлютовал тогда Ратибор, заклеймил весь женский род, клеймом поганым, и лет пять не показывался в граде. Только после смерти Всеслава, приехал он к дому старосты, привез тело сына и свою бедовую головушку. Не стал Бажен сечь голову Ратибору, отвесил пару отеческих оплеух и отпустил с миром в слободу, воеводою. Хоть и молод был тогда Ратибор, да хитер в военном искусстве оказался, быстро снискал себе славу и уважение среди ратников, стали его за глаза князем кликать, хотя и не был он им. И вот теперь, решил жениться на ней? Малетта не верила в чудеса, перестала, когда увидела на пороге дома тело любимого брата, и в богов верить перестала. Легкие, словно прикосновения крыльев бабочки, поцелуи запорхали по ее лицу. Нос, щеки, незрячие глаза. Ратибор целовал ее да приговаривал, словно заговор читал: - Кто тебе сказал, глупая, что слепой останешься? Осенью прибудут караваны из стран заморских, персы да византийцы приплывут торговать с нами, выменяю я у них на шкуры туровы, кольчугу да оружие наше снадобий целебных, заморских. Если наши тебя вылечить не могут, то уж их лекари постараются. Есть у меня самоцветы редкие, каменья радужные, злато и серебро. Ничего для тебя, голубка моя, сизокрылая не пожалею. Вылечу, выхожу, будешь снова смотреть на белый свет, своими очами синими, снова начнешь день и ночь различать. Только верь мне и будь моей. Веришь? - Я и так давно твоя, Ратибор. – Еле слышно проговорила девушка, кладя руки свои на плечи сильные, доверяясь ему полностью, прижимаясь к нему, словно молодое деревце жмется к скале, оберегающей его от ветра злого. – Верю… *** Лето сменилось золотой осенью. Теплая осень в этом году да спокойная. Закончилась жатва полей наливных, да на торговом острове установили купцы заморские свои шатры. Ратибор и его воины давно там, высматривает воевода для своей нареченной снадобья волшебные, силу имеющие, вот восточные палатки, слишком вонючие да маслянисто - черные на вид. Очень восприимчивый к запахам, воевода сразу отказался от покупки их. Византийские купцы тоже привезли какие-то мази и настойки, уж очень отдающие брагой. Нет, не будет пить его люба эту гадость! Отчаяние закралось в сердце отважное, что не сможет выполнить данного слова. Не принесет зелья волшебного. Да тут глаз цепляется на старца древнего, седого как луна и как ночное светило белого. Ничего не продает старец, сидит, молча, и наблюдает за торговой суетой. Не знает Ратибор, почему ноги, словно сами несут его к этому древнему старику. Кланяется, почти касаясь земли. - Будь здоров отец. - И ты, здравствуй, ясный молодец. - Что привело тебя в наш край, ничего не продаешь, не покупаешь? - Да и ты, я гляжу так ничего и не купил, молодец. Али нехорош товар заморский для тебя? Какая печаль тебя гложет? Стар я уже, да немощен, но может, советом хоть помочь сумею, если не делом? И поведал Ратибор старцу о беде своей, что не может он добыть лекарства своей невесте в огне пламенном так пострадавшей, за дело правое, за людей рода своего. Что печаль гложет, за зарок не выполненный. - Этой беде помогу я! Совсем не дело, что бы дитя Сварога в пламене отца своего зрение теряла! Веди меня к ней, через три дня прозреет твоя невеста. Малетта отнеслась со свойственным ей недоверием к старцу Никанору. Но расслышав в голосе любимого надежду на ее скорое исцеление, решила не перечить и смиренно принять помощь. Три дня и три ночи старец читал над ней заговоры на незнакомом языке, жег пахучие травы в очаге и окуривал девушку пахучим дымом. Прикладывал к глазам ее целебные примочки и смоченные в мазях повязки, наконец, на исходе третьего дня сказал: - Моя работа тут окончена, девица. Но смотри, не снимай повязки пока не уйду. Да слушайся мужа своего, счастье тебе с ним будет, детей много, да дом полная чаша. Прощай, красавица и будь счастлива. Сказал и куда-то делся после этого. Малетта сидела ни жива, ни мертва, сам Сварог приходил исцелить ее, непутевую дочь свою, отвернувшуюся от веры предков. Но немного отойдя от священного трепета, аккуратно сняла она повязку и открыла глаза. Горький вздох разочарования сорвался с губ девушки, тьма не отступила, не сдала своих позиций, по-прежнему окутывала и обволакивала со всех сторон. Где-то в глубине избы слышался говор женщин, наверно готовили поздний ужин. Малетта повернула голову на звук и замерла, она явственно увидела тонкую полоску света, пробивавшуюся под дверью. Ночь! На дворе ночь! Вот почему ей показалось, что она по-прежнему слепа! Рывком, распахнув дверь, она зажмурилась от яркого света, больно ударившего в глаза. Сияли лучины, в очаге пылали дрова, вкусно пахло свежим хлебом и жаренным мясом. Женщины тихо переговаривались между собой, замешивали тесто для расстегаев. Дети играли возле очага, один из детей, мальчик лет двух подобрался слишком близко к пылающим поленьям. Малетта в один прыжок оказалась возле ребенка и подхватив того на руки гневно воззрела на опешивших при ее внезапном появлении женщин. - Почему дитя без присмотра, матери? А ну как в очаг влезет, беды не оберемся! - Малетта, да ты прозрела! – Громко ахнула одна из женщин и всплеснула руками. Тут же все заохали и заахали, окружив, чудесной силой исцеленную деву, плотным кольцом. - Расступитесь, заполошные! – Строгий окрик заставил их отпрянуть в разные стороны. Перед Малеттой стоял Ратибор, вместе с несколькими воинами пришедший посмотреть, что так взволновало женщин в его доме. - Чудо… - тихо проговорил он, робко касаясь щеки девушки, словно боясь спугнуть лесную косулю. - Чудо. – Согласилась она и лукаво улыбнулась. – Кстати, а где мой букет, так мне и не подаренный, ммм?! *** - Светозар! Яромир! Быстро в дом, обедать! – голос воеводовой жены разносился по широкому двору, отвлекая братьев – близнецов от очередной каверзы, которую они задумали и явно собирались исполнить, когда строгий голос матери призвал их в избу. – Мыть руки и есть! Отец уже вернулся! Малетта знала, как заставить девятилетних мальчишек быстро умыться и явиться к столу. Проказники обожали отца, умело вырезавшего им деревянные мечи и сделавшего настоящие чучела степняков. Мать ворчала, мол, зачем этакая страсть во дворе, отец лишь посмеивался и что-то говорил ей на самое ухо, мальчишки никогда не могли расслышать. Но мать всегда краснела и называла отца «охальник». Дружно они ввалились в избу, отец уже сидел за столом с малышкой Ладой на руках, их четырехлетняя сестра была любимицей в семье. Мать накрывала на стол, мальчики подбежали к отцу и Ратибор каждого погладил по голове и немного пожурил за непослушание. Мать хмыкнула, явно не поверив в напускную строгость отца. На столе уже дымились наваристые щи, блюдо со свежим хлебом и расстегаями, глубокая тарелка соленых грибов, крынка молока и истекающие медом соты, сметана и масло, жирные жареные лещи, да миска с вареной свининой. Наконец, Малетта перестала хлопотать вокруг стола и села сама, забирая из рук мужа дочь. Семья обедала. Конец.