Иди за мной

Впервые он идет за Робин, когда надежда угасает, а впереди остается немыслимая пустота, окрашенная в черный и малиновый. Робин тогда сделала вид, что не заметила его – идет и идет, ей-то какая разница. Свободный человек он может ходить везде, где пожелает. А желал он идти за ней, но тогда она этому значения не предала. Она вообще обладала безумно удобной проницательностью – кое-какие моменты начисто уплывали из ее сознания, застывая где-то на дне, там, где ее голубые глаза не ловили смыслов. Смысл же был. Он шел за ней. И всякий раз, когда приближался, готовился не то обороняться, не то принять ее. Но Робин оборачивалась и отвечала ему улыбкой. Она вообще ничего иного не умела. Да и бог с ней. - Я тебя хочу, - выдал он, когда она, наконец, спросила, зачем он постоянно смотрит на нее. Не смутилась – взрослая все-таки женщина. Но взгляд удержала ровно на две минуты – и бросила в окно. Ей пошло бы курить и говорить непристойности. Но вместо того она читала книгу и поправляла очки. Это было в миллиарды световых раз сексуальнее, впрочем. - Я тебя старше, - как бы невзначай отметила она. - Я помню, - отозвался он. Взглядом он давно проникал под ее трусики, застывал там в немом восхищении и содрогался заранее от всех своих оргазмов. Робин поймала этот взгляд и отвернулась, нахмурившись, ей не понравилось. Или понравилось – черт ее разбери. Кид еще раз внимательно посмотрел на нее, но магия исчезла – она поднялась со стула и пошла, он за ней. Он шел за ней и думал, что сложно было бы найти что-то лучше, что-то ярче этого пути. Шлейф от ее духов и платья – капитан бывший и будущий ловил запахи и звуки сердцем, ощущал их внутри. *** - Я не знаю, зачем я это делаю, - признавалась она. Она и на самом деле не знала. И потому могла раздеваться так медленно, оставаясь в чулках, в лифе. Кид смотрел на нее, гладил свои бедра, чтобы охладить себя, высоко собирал волосы. Миллионы раз видел он нагое женское тело – порой даже красивее, чем у Робин, моложе и желаннее, чем у нее – и все-таки терялся, падал ниц, готов был сбежать от страха разочаровать ее. Она спокойно гладила свои груди, легко касалась талии – и он окончательно терял дар речи. Он ее желал, желал нечеловечески сильно, и, если она это поймет – беда, он навсегда потеряется в рядах ее поклонников и остается там навсегда. - Знаешь, почему я тут? – спросила она и тут же ответила, не дождавшись ответа. – Потому что однажды мне уже сказали так же в лицо, что желают меня. Робин села, нагая, стыдливо – внезапно – заворачиваясь в прохладную простыню, от чего она казалась маленькой, слабой, неправильной. - Ты мне напомнил о том дне, - добавила она. – Это было лучшее время в моей жизни. Кид сел, стаскивая с себя кожаные брюки, приспустил завязки, погрузил руки в волосы на лобке. Собственное тело казалось грузным и неестественным рядом с Робин, с ее воспоминаниями, ее историей. От него пахло потом, от нее – цветами. Она была красива и светла, а он убивал между завтраком и обедом. И все-таки он сел рядом, позволив ей положить свое теплое колено ему на бедро. И затих, слушая биение ее сердца. Он еще не любил ее в тот день, но уже – не ненавидел. Той ночью он брал ее трижды, и всякий раз внутри Робин становилось для него все теплей и теплей, пока, наконец, он не растворился в запахе ее волос и не потерял счет времени. А когда наступило утро, он проснулся от ее голоса. Робин сидела на полу, нагая и красивая. Она пела о том самом дне, в который вернул ее Кид – а может и не вернул вовсе. *** У Кида было много проблем, но ни одна из них не Робин. И потому на корабле он был зол и обижен, орал так, что у подчиненных звенели уши, а эль кончался, едва капитан проходил в камбуз. - Успокойся, - сказал ему Киллер, когда он чуть не убил юнгу за недочищенный сапог. – Она сама тебя выбрала. Значит, вернется. - Она не выбирала… - пояснял Кид, но заранее уставал от этого, - Ей пришлось. Я хотел ее и взял бы ее в любом случае. - Даже силой? - И силой тоже. Кид откидывался назад, вспоминая, когда и где он свернул не на тот путь, залюбовавшись не на звезды, ведущие его к величайшему сокровищу и краю земли, а на голубые глаза, темные пряди чуть вьющихся волос. - Я задыхаюсь, - искренне сказал он. – Черт тебя дери, Киллер, дай воды. Он и на самом деле умирал – большие его глаза наполнялись смыслом и угасали, а Киллеру, другу и товарищу, оставалось только одно – и он заранее презирал себя за слабость. Киллер склонялся над ним, протягивал руку, помогал встать и помогал тут же лечь обратно. Небеса над ними темнели и искрились звездами – сердце капитана оставалось в ладони его помощника – а далекая теперь Робин оставалась в прошлом, светлом прошлом, любимом прошлом. Киллер думал, что хорошо знал Кида – никогда еще он не ошибался так, как тогда. Перед ним лежал и плакал от тоски по женщине взрослый человек, с отрезанной рукой, большой сильный и одинокий. Ему была нужна Робин. Ему же – Киллеру – хотелось теперь посмотреть на нее. Небеса таяли, оставляя легкий рассветный след. *** Они выбрали чистый день, когда солнце стояло высоко в зените. Кид сменил одежду, хотя не любил этого делать. Киллер начистил свои ножи. Перед ними проплывали корабли и страны, но сейчас им было не до свершений. Волновало другое. Другая, если быть точнее. На высоком капитанском мостике мугивара казался ничтожным сопляком. Таким он, в принципе, и был. Киллер вежливо поклонился. Луффи ответил ему улыбкой. Кид – оскалом. Они хотели надрать друг другу задницы, но передумали. Из кают, как из ниоткуда, уже выходили забавные люди – олени и рыжие. Кид водил лицом, но не чувствовал запаха цветов. - Она с тобой не пойдет, - ответил ему Луффи, когда выслушал все, что говорил Кид. - Почему? – спросил тот. Он смотрел впереди себя и не чувствовал присутствия других в своих морях – они уже стали его, Кида, морями. - Потому что она любит нас, - Луффи почесал голову. Задумался. Засмеялся. - Силой ты ее не заберешь, - уточнил он. - А если мы уговорим? – Киллер приподнялся, мечи его заблестели – но мягко, без угрозы. - Тогда ладно, - согласился Луффи. Он лежал на залитых солнцем досках и думал о будущем. Его накама закивали. Они уже поняли, что теряют Робин навсегда, но готовы были смириться даже с этим – капитан сказал свое слово. - А вы уговорите? – с интересом беззлобно спросил Луффи. - Попробуем, - пообещал ему Киллер. Они шла вперед, оставляя свой корабль, в тесный камбуз. Сердце капитана звенело – сердце второго капитана застыло, натянутым и напряженным. Робин слышала шаги над своей головой и смеялась. *** Впервые она идет за Кидом, когда ей становится страшно, а впереди остается немыслимая пустота, окрашенная в черный и малиновый – и желтый, она не любит желтый. Мама заметила, но вмешиваться не стала – идет и идет, она человек свободный. Маленькие ноги тянут ее то в стороны, то вперед – но глаза горят, а сердце отчаянно бьется в пустые небеса. Детские пальцы тянутся – пока, наконец, Кид, идущий впереди не слышит ее, не чувствует. - Поди сюда, - говорит он грубо. Он – грубый. И злой. И иногда, а чаще – всегда, от него пахнет кровью, потом и железом. И все-таки лучше этого запаха нет ничего на свете. Разве что только цветы?.. - Папа, - отвечают ему голубые глаза. Робин отрывается от книги, чтобы перелистнуть страницу и улыбнуться дочери.