Черный костюм

      Утро добрым не бывает, когда Лухан тебе вставляет. – Это первая по счету мысль, которая родилась в голове обладателя черных, как уголь, волос. И каждое утро, которое начиналось после бурной ночи, приносило именно эту мысль. Я лениво зеваю и убираю отросшую челку с глаз, однако в ней меня встречает что-то липкое. Фу, что это? Кажется, Лухан вчера перестарался, а я так и не пошел в душ. Исследую аромат своего тела. Уфф…мне правда нужно в душ. Но перед этим нужно растолкать сопящее тело рядом. Плотно прижимаясь к спине, кусаю ее обладателя в плечо не сдерживая силы. Ну а как мне еще мстить ему? Кому понравится проснуться с присохшей спермой в волосах. - Аааай! – Слышится хриплый болезненный стон, а за ним уже крик и блондин открывает свои бессовестные глазенки. - Проснулся? – С издевкой спрашиваю я. - За что? – Он явно был еще полуспящим, но вопрос таки озвучил. - Ты кончил мне на волосы? - Мням...Я не помню…Может быть… Вот мудень. Кусаю его снова. - Ааай! – Кричит, заезжая вялой ладонью мне в нос. – Не кусайся, малыш. - А ты руки не распускай. - Иди сюда. – Лухан поворачивается ко мне, тянясь за утренним поцелуем, даже не удосуживаясь разлепить своих сонных глаз. - Буэ… - это тот звук, с которым открытые губы блондина встречаются с моими длинными пальцами. - Ты еще не почистил зубы. Никаких поцелуев. – Гигиена с утра для меня правда важна, поэтому медленно встав и удобней усевшись на кровати, начинаю глазами разыскивать трусы среди всего бедлама, что нас окружает. - А не поцелуи можно? – Оживляется Лухан и облизывает косточку моего позвоночника, обхватывая бедра руками. - Хен, тебе ночью мало было? – Спросив это, взглядом натыкаюсь на свою пропажу, мысленно отмечая свою победу, в большей степени над трусами и немножко над Ханем. - Почему я снова стал хеном? Что я не так сделал? – Лухан прекращает свои действия и с серьёзным лицом привстает, пытаясь рассмотреть мое выражение лица. Мы не первый год знакомы, потому он знает особенности моего поведения. Снова хеном он становится лишь тогда, когда я им не доволен, а именно зол на него или обижен. Игры за настроение – это не самая сильная его сторона, потому становясь снова «хеном», он начинает усложнять. - Да все путем. – Делая оборот на сто восемьдесят целую его в шею, после чего слезаю с кровати, торопливо подхватывая трусы и тут же их натягивая, дабы поход в ванную не перетек в интимное русло с неброским названием "утренний секс". Горячие струи мгновенно создают пар, заполняя им ванную комнату без остатка. Который, после моего ухода, ровно осядет на голубой плитке и зеркале. Тепло воды постепенно окутывает меня, и от удовольствия позволяю себе простонать вслух. - Ты там дрочишь? – Голос Лухана эхом разносится по замкнутому помещению, а я от неожиданности вздрагиваю. - Айщ, напугал! – Недовольно подаю голос. – Нет, просто горячая вода приятная. - Поделишься? – Отодвигая шторку спрашивает Лухан, демонстрируя свое обнаженное тело. Я не успеваю ответить, когда он залазит ко мне, прижимаясь со спины. Блондин выдавливает в руки яблочный гель для душа и нежно втирает его в кожу моей спины, не оставляя ни единого участка без внимания. Когда он заканчивает со спиной, его руки ловко скользят по моим бокам и перебираются на ребра, круговыми движениями поднимаясь к груди. Еле сдерживая свои стоны, шумно выдыхаю, и он знает об этом, потому играет со мной. Лухан якобы случайно задевает мой сосок, все же срывая постыдный стон с моих губ, парень ликует. Минус игрищ в ванной в том, что накатившее возбуждение никак не скроешь, потому Лу сразу же перебирается руками в низ моего живота и прижимается, давая понять, что возбужден не я один. - Все-таки вчера было мало. - С улыбкой говорю я и поворачиваюсь к нему, целуя влажную ключицу. Струи воды скользят по моим волосам, скатываясь по ним вниз, переливаясь на спину Лухана и продолжая свой путь уже по его телу. Это тот лучший момент в длительных, по современным меркам, отношениях, когда не нужно ни о чем договариваться. Лу не целует меня в губы, ведь знает, что у меня есть пунктик насчет гигиены рта по утрам и не строит ложных надежд на секс, ведь понимает, что после вчерашнего марафона сегодня я просто не выживу. Так и живем, помогая избавиться от возбуждения друг другу руками. Лу кончает с тихим вздохом облегчения, и только я кончаю со стоном, в разы громче его, закусывая губы и краснея, как школьник. Довольный, как кот, что наелся сметаны, Лухан целует меня в шею и шепчет: - Я люблю тебя. - Я знаю. – Отвечаю, заготовленной заранее формой ответа, наблюдая, как Лу выбирается с ванной и идет чистить зубы. Свои же я чищу прямо здесь. Спустя двадцать минут выхожу с ванной и квартира встречает меня ледяным сквозняком. Он тонко, но ощутимо обвивается вокруг голых ног, заставляя волосы на них становится дыбом, а мурашкам появляться на коже. - Лу, ты опять не закрыл балконную дверь? Холодно же! – Уже одетый, выхожу на балкон и накидываю на плечи Лухана теплый плед, обнимая его сзади. Как знал, что он выпрется на балкон в одной майке да шортах своих, из-под которых даже край трусов видно. - Спасибо. – Благодарный Лу расплывается в улыбке, укладывая свободную от сигареты руку поверх моих. Он делает глубокую затяжку, немного откидывая свою голову назад, устраивая ее на моем плече и выдыхает с полных легких дым протяжно долго, в желании выпустить его оттуда целиком, не оставив ничего, но увы, так не бывает. Чувствую, что сейчас он хотел бы побыть один, наедине со своими мыслями, которые так или иначе касаются меня, но меня в них никогда не посвящают. Этим холодным осенним утром, когда всю ночь шел дождь, а ветер все еще удерживает влагу, ничто не будет приятнее горячего крепкого кофе. Восходящее солнце лишь на мгновенье показывается из-за туч, в попытках дотянуться своими лучами до земли и едва коснувшись пары домов – снова прячется за темными клубнями облаков, как неопытный в вопросах любви и ласки подросток. Я вхожу на балкон, но Лухан стоит все на том же месте, даже не думая сесть на слегка влажное кресло, что располагается позади него. - Лу, кофе. – В ответ Лу, отпуская свои глубокие мысли, поворачивается ко мне, берет чашку, шепча в самое ухо «спасибо», обдавая своим горячим дыханием. Видимо, задумался он сильно, раз между его длинных пальцев красовался фильтр уже затлевшей сигареты, пепел которой немного покосился в сторону, но все еще сохранял форму, более-менее похожую на изначальную. Лухан достает вторую или, скорее даже, третью сигарету за это утро. Огонек зажигалки в его руках вспыхивает, но коварный ветер начинает дуть от чего огонек угасает. Лу упрямо закрывается рукой, но ветер сдувает огонек прям на нее. - Черт! – Ругается он, потирая немного опаленный участок кожи. Чтобы подкурить ему приходится отвернуться от ветра, нагнуться и снова закрыться рукой. Все это того стоило, ведь новая сигарета в его пальцах успешно тлеет, а зажигалка отправляется в маленький карман. Плед немного съезжает с его плеча и ветер не щадя начинает обдавать ледяным потоком шелковистую кожу. Подхожу к Ханю, натягиваю плед обратно и обнимаю его, прижимая к себе все плотнее – не хватало, чтобы он снова заболел. А болел Хань последнее время все чаще. Тяжелая и утомительная работа, постоянный недосып и неправильное питание делали свое – иммунитет стремительно падал, и теперь любая зараза липла к нему, как на магните. Он в очередной раз затянулся, впуская в свои лёгкие едкий и горький сигаретный дым с легким привкусом ментола, который приятно холодил, застревая в горле. Погода становилась откровенно дерьмовой. Дождь начал моросить издевательски мелкими каплями и благодаря ветру, с силой бить по лицу и открытым участкам кожи. Наши чашки уже пустовали, а я больше не мог выносить этой погоды. - Хань, докуривай скорее. – Прошу его, и тот переводит свой взгляд на меня, впервые за последние несколько минут. Его глаза странно блестят, жопой чую – сейчас выдаст какую-то хуйню. - Скажи, что любишь меня, и я сразу же откину сигарету. – В его глазах пляшет небольшая надежда на эти слова, но эмоции проскочившие на его лице такие же пасмурные как и чертова погода, ведь он еще ни разу их не слышал. - Хань, не начинай, прошу. Давай просто вернемся внутрь, мне холодно. – Я пытаюсь соскочить с темы, но неудачно. Лухан лишь печально улыбается. - Скажи и мы сразу зайдем. – Он подходит ко мне вплотную и продолжает. – И я тебя согрею. – Чуть ощутимый поцелуй приходится мне в щеку. Такой невесомый и нежный, что можно было вообще списать на ветер. - Ты же знаешь это, к чему эти слова? – Лучшая защита – это нападение. – Разве то, что ты трахаешь меня, не говорит тебе об этом? Сам же знаешь, что до тебя я вообще… - И я замолчал. Лу знал, что я хотел этим сказать, а я просто не хотел это озвучивать. Имею право, ёлки палки. Хань затягивается сигаретным дымом и спешно выдыхает так, чтобы серый дым из его легких не коснулся меня, я ведь так близко. - Так ты меня любишь? - Спрашивает он снова, уже с серьёзным выражением лица, словно ждет ответа на вопрос, сколько будет котангенс сорока пяти градусов. А ведь на этот вопрос мне ответить гораздо проще. Ответ – один. Такой же один, как и он, который испытывает эти чувства ко мне. У меня никогда не было серьёзных отношений. Мои родители умерли рано. Мне некому было до него говорить люблю. Для меня люблю – это не просто пять букв, это определение особого чувства, которое возникает к определенному человеку. Если я и хочу любить – то отдаваться этому полностью, столько же получая взамен. А вот для Лу люблю гораздо проще. Он любит своего друга, Минсока, но любит по-дружески. Он любит свою маму, которая осталась в Китае, но всегда ждет своего сына обратно. Он любит теми же словами, которыми до меня любил еще троих. Или даже четверых. Для него и секс – это основа отношений, а для меня это целый этап, к которому мы шли несколько месяцев. Он старается и это видно, ведь он мирится со многими моими тупыми привычками и странностями. С ним я не чувствую себя одиноким. Лухан безумно нравится мне внешне, от макушки выкрашенных в белый волос – до натертых об кеды, когда обувает их без носка, пят. Я не могу найти изъяна в его внешности и мирюсь со сложным характером уже год, в этой квартирке, на четырнадцатом этаже. В голове часто фигурирует фраза «Любовь слепа», но я отгоняю ее, как надоедливого комара, который рано или поздно либо укусит тебя – либо улетит прочь. Я осознаю, что без него не представляю больше жизни, ведь без него мне будет даже не плохо, больно: не только потому, что придется самому разбираться с такими типичными вещами, как оплатить счета, скупиться, вычистить до блеска ванну и убить таракана. Мне будет больно без него потому, что он ворвался в мою жизнь, подобно торнадо, сметая на пути все преграды и утаскивая за собой. Это белобрысое торнадо появилось в тот момент, в который был нужнее всего, поселяясь рядом со мной и во мне, пуская, словно дерево, корни. Слова любви совсем мне не даются. Пока я погряз в размышлениях в воздухе повисла пауза, которая противоречиво говорила сама за себя, потому Лухан лишь хмыкнул, мол, «я так и знал». - А вот я люблю тебя. – Сказал он, толкнул меня в сторону дверей, отворачиваясь вернулся к сигарете и махнув рукой, типа «иди уже, я приду позже.» Мне ничего не оставалось, как вздохнуть и вернуться в стены нашей квартиры, которые казались горячими после холодного ветра на балконе. Когда Лу вернулся, мы без слов решили сделать вид, что на балконе ничего не случилось. Он поставил диск и лег рядом, утыкаясь носом мне в шею. Нас ждал шестичасовой марафон фильмов, но после второго часа мы оба уснули, под влиянием дурной погоды и горьких чувств, что все же залегли где-то на самом дне, после разговора на балконе. Дверь со скрипом открылась, и я сорвался с места, дабы встретить Лу, пришедшего с работы. Вечно угрюмый и уставший Лу выглядел странно счастливым, одаряя меня улыбкой до ушей. - Что? Что случилось? – С недоумением поинтересовался я. - Меня повысили. – Ответил он и обнял меня. Да что же тут хорошего? Повышение – это всегда плюс к рабочим часам, плюс к внеурочному времени. Хань и так работает с раннего утра до вечера, а теперь может и ночевать его не ждать? - Теперь у нас будет больше времени. – Говорит он, будто мысли прочел и целует меня. Поцелуи с ним уже не были чем-то особенным. Я больше не краснел, как неопытный подросток и не смущался, когда язык Лу проскальзывал в мне рот, неторопливо ища мой, чтобы столкнуться с ним и повести за собой. Наши поцелуи часто напоминали игру в «лова». Стоило языку Лу коснуться моего и потереться об него, как он ускользал восвояси, после чего уже моему приходилось отправляться на поиски. - Собирайся, давай отметим это. – Счастливый Лу кинул в угол рабочую сумку и поплелся к компьютеру, чтобы продемонстрировать его дикие танцульки под какую-то популярную нынче кей-поп группу. - И я рычу, рычу, рычу, чтобы защитить тебя – Напевает он, крутясь вокруг меня как сумасшедший. Я лишь закатываю глаза. - Да кому я нужен. Пойдем, волчонок ты несчастный. - Почему несчастный то? Я вполне себе счастлив, ведь у меня есть ты. – Его губы накрывают мои и целомудренно целуют. – Ну и повышеньице. - Хен, еда остывает. - Еда? Но…Я думал, мы отметим мое повышение. В ресторане, с вином и свечами. – Лицо Ханя приобретает оттенок «облома». - На кухне. Спагетти и пиво. - Спокойно проговариваю, пожав плечами. - Не важно где, с чем и как, главное - чтобы ты был рядом. - Фу, как слащаво. – Отвечаю, делая жест, будто сейчас стошнит. - Тебе не понять, ты ведь не чувствуешь такого. – Ответил Лухан, и я снова был восхищен тем, как он умеет все усложнять. Хороший вечер, его повысили, домашняя еда. Но нет, надо ему кольнуть меня, заставить чувствовать себя виноватым за то, что наши чувства не под копирку выведены. День заканчивается сытостью, опьянением и постелью, в которой я прогибаясь в спине, в очередной раз доказывая, как он мне не безразличен, то и дело выкрикивая его имя. Он творит что пожелает, умело владея ситуацией на фоне меня, для которого Лу – первая симпатия в жизни. Для которого я, возможно, лишь очередная «любовь». Мой сон прервал звук затвора. - Что ты делаешь, Хань? – Переворачиваясь на бок поинтересовался я, прижимая родное тело к себе и вдыхая аромат его яблочного шампуня. - Фотку. – Отвечает он, и по комнате опять разносится этот противный звук. - Прекращай. – Я недовольно мямлю сквозь дремоту, кладя руку ему на лицо, чтобы хоть как-то унять его утреннюю бодрость, но этот звук снова разрывает утреннюю тишину, которую разбавляло лишь пение птиц за окном. Я разлепляю глаза и смотрю на него. - Ты только что свой член сфоткал? – Спрашиваю, замечая эту странность. - Нет. – Отвечает он. - Ну как можно так нагло врать, а? - Тянусь руками, чтобы забрать, как оказалось, свой телефон. – Покажи! - Нет! – Кричит он, убирая свои руки все дальше. Я тянусь за ними, успешно укладывая свою тяжелую ото сна голову ему на грудь и все-таки касаюсь его рук своими. - Это мой телефон. Я так или иначе увижу. Показывай. - Черт. – С печалью в голосе ругается Лу, таки показывая мне сделанное фото. - О! И, правда, член. Но...он выглядит как-то иначе. – Все еще сонный я не мог понять, что за дела, ведь в моей памяти член Лу выглядит по-другому. Не особо задумываясь я покинул этот свет и полез с головой во тьму, под тихий смех Лухана и следующий за ним вопрос «ты что делаешь?» Под пледом оказалось темновато, потому он, наглым образом, был откинут в сторону, туда же и трусы Лухана. Вот засранец, хоть бы немного смутился! Хоть бы сделал вид! Аай, что с ним поделаешь. Я положил телефон рядом и внимательно уткнулся в детородный орган, вид которого знал вообще-то даже с закрытыми глазами. Но сейчас явно что-то не так. Ведь они отличаются. - Что за херня? – Не выдержав, спрашиваю у уже давно заливающегося оленьим смехом Лухана. – Это не он, он не похож! - Я тыкаю пальцем то на член, то на экран смартфона, отчего Лу вообще выпадает в осадок. - Это твой, дурашка! – Еле проговорил Хань и начал колотить по стене от смеха. - Тю. – Это все, на что меня хватило, потому я лег обратно, прижав к себе содрогающееся от смеха тело, снова засыпая. - Я точно могу пойти? – В который раз переспрашиваю, дабы не навлечь на себя беду. - В двадцатый раз говорю, точно. – Лу уже начинает беситься. – Университетская вечеринка – это важное событие. Ты должен общаться и с другими людьми, помимо меня. Найдешь себе друзей, будешь жить как нормальный человек. - Знаешь, мне и тебя достаточно. – Говорю я первое, что пришло в голову и тихо охаю. Такой же удивленный Лухан смотрит на меня своими оленьими глазами, расплываясь в счастливой улыбке. - Сехун, я люблю тебя. – Говорит он, прижимая меня к стене. - Я знаю. – Отвечаю, тянясь за поцелуем, не получая желаемого. - Сехун-ни, я безумно люблю тебя. Ты у меня самый лучший. Самый сладкий. Самый-самый. – Продолжает он. - Нет, самый сладкий у нас ты. – Да, в моих ответах появляется луч разнообразия. Помню, как в первый раз на эти слова ответил «спасибо», получая бесящегося Лухана в подарок. Довольный даже таким ответом, Лу целует меня. Если задуматься, к его жгучим поцелуям уже должен был выработаться иммунитет, но нет, они привычно сносят мне крышу. Его мягкие губы скользят по моим, но мне этого мало от слова совсем. Впервые взяв инициативу, провожу языком между его губ, прося разрешения на дальнейшие действие. Хань тихо хихикая, неторопливо приоткрывает свои губы, рукой зарываясь в мои волосы. Ну держись, сейчас покажу все, чему ты меня научил. Хватаю Лухана за плечи и теперь уже я прижимаю его к стене. Моя рука медленно плывет по его изгибам, очерчивая каждую выпуклость, углубление его тела, ныряя в каждую ямочку и проводя нежно по торчащим косточкам. Мои губы с силой впиваются в его, а язык то и дело скользит у него во рту, касаясь ровных зубов, щекоча десна, забираясь глубже в поисках языка Лухана и яростно извиваясь вокруг него, находя. От моего напора мы стукаемся зубами, от чего Лу начинает смеяться, однако рука на его шее дает понять, что сейчас не время веселья, и он горячо отвечает. Странные ощущения, ведь я никогда не был ведущим, но теперь испытывая это, мне хочется большего. Внутри меня разжигается огонь, беспорядочно опадая искрами и сгущаясь внизу живота возбуждением. Лухан без остатка отдается ощущениям, рвано дыша, крепче сжимая пальцы на моих плечах. С его губ срывается громкий стон, а рука скользит ниже, забираясь под резинку трусов, хватая упругую ягодицу. Хань откидывает голову, открывая мне новые места для поцелуев. Целовать нежно уже не получается и единственное, что я могу – это кусать его светлую кожу, сразу же зализывая места укусов, в надежде не сильно за это получить, когда мы закончим. Я знал, что принадлежу Лу всецело, теперь мне хочется, чтобы и он принадлежал мне. Нарочно оставляю засос на его тонкой шее в том месте, в котором его ничем не скроешь, кроме густого слоя тонального крема, которого у нас, к счастью, нет. Одного мало, я оставляю еще один неподалеку от первого, помечая свою территорию, как Лухан когда-то. Засосы на его теле – это знаки принадлежности мне, это своди меня с ума. - Лу…- С хрипотой в голосе зову, после чего встречаюсь с таким же затуманенным взглядом прекрасных глаз. Он смотрит на меня и улыбается, как тогда, когда мы целовались в первый раз. - Я… - не знаю почему, делаю паузу после слова, - хочу тебя. – На выдохе проговариваю это прям ему в губы. Но улыбка на его лице быстро гаснет, а в глазах читается боль и разочарование. Он не прикладывая много сил отталкивает меня и уходит на кухню. Потом вспоминает что-то и говорит оттуда: - Чтобы в одиннадцать был дома. Опоздаешь – будешь спать по ту сторону дверей. – Его спина скрывается за дверями кухни, и я четко слышу, как разбивается парочка тарелок, которые я не успел помыть. Видимо, мыть уже не придется. Он думал, я скажу, что люблю его? До меня только сейчас это дошло. Он ведь правда надеялся на это. Не только сейчас. Всегда. Каждый день, каждый раз, когда целует меня. Каждый раз, когда смотрит на меня и бесконечно признается, ожидая того же в ответ, но получая лишь глупые отмазки. Которые только усиливают его боль и крошат оставшуюся надежду. Понятия не имею который сейчас час, но то, что я пьяный в хлам не подлежит обсуждению. Пытаюсь попасть ключом в замок, но получается до нельзя плохо, потому я просто шаркаю короткими ногтями по двери, думая, что я как котик, мяу. Сознание отдаленно улавливает звук приближающихся шагов по ту сторону двери, но понимание, что дошаркался приходит с огромным опозданием. Лу рывком открывает дверь, показательно отходя в сторону, давая мне пройти. Меня адски шатает, потому неудачно переступив порог, я громко падаю, не рассчитав расстояние до стульчика. - Бля…- Самовольно вылетает из моих уст и Лу включает свет в прихожей. Искусственное освещение безбожно жжет глаза, заставляя морщится. Да уж, пойди на университетскую вечернику – говорил он, друзей себе найди – говорил он, важно это. А сейчас мне так херово, что хоть бы до утра дожить. - Хань, любимый. – Я тянусь к нему, но он отходит от меня. - Который час? – Спрашивает он так холодно, будто мы не любовники, а враги. - Не знаю…поздно – Это все, что может выдать мой рот, в котором знатно заплетается язык. - Полвторого. - Поздненько. - Я во сколько сказал дома быть? – Зло шипя, он грубо задирает мою голову за волосы. - Ай…- пытаюсь перехватить его руку и смотрю в его глаза, видя в них пылающую злость и сталь. Даже слезы наворачиваться стали. Хань такой страшный, когда очень злой. - Я спрашиваю, во сколько? – Лу повышает голос, пытаясь докричаться до моей памяти. - В одиннадцать. – Ответив, стараюсь мысленно прогнать слезы. Чувствую себя ребенком строгих родителей, который провинился и теперь жалеет себя. - А сейчас сколько? – Кричит он уже мне на ухо. - Не кричи! – Сам кричу и начинаю раздеваться, стаскивая с себя одежду, которая сейчас кажется невыполнимой задачей. Одни только штанины узких джинс чего стоят. Как я их вообще снимал раньше? - Что это? – Жестокий голос снова разносится по прихожей, мою голову грубо отворачивают, рассматривая что-то на шее. - Что это, блять, такое? – Лухан кричит так, что соседи снизу начинают стучать по батареям, призывая заткнуться тут нахрен. - Что там? – Спрашиваю я с опаской. - Скажешь, комарики покусали? – Язвит Хань, резко отпуская мою голову. – Раз нашел себе друзей, то и спать иди к ним. - Лухан, - Протяжно вою и ползу на коленях за ним в спальню. – Я никого не целовал, правда. Я правда, не знаю, что там. – Он сидит на кровати, пользуясь этим, подползаю к нему, пытаясь уложить голову ему на колени, но меня отталкивают, и моя пятая точка больно сталкивается с полом. Однако, не сдаюсь. - Лу, любимый мой. – Иду в наступление, запуская свои руки в его и нежно целуя. – Я ведь никого, кроме тебя, - целую его запястья, - не целовал. Ты же знаешь. Черты его лица смягчаются и он нежно гладит меня по волосам. - Ну что мне с тобой делать? Я просто умру от ревности. - Ты не доверяешь мне? – Это был опасный вопрос, учитывая то, что я не признавался в своих чувствах. - Я не доверяю остальным. – Поцеловав меня в макушку проговаривает Лу. - А теперь – спать. Радостно вскочив, запрыгиваю на кровать, но меня пинком сшибают с нее. - Забыл сказать, ты спишь на диване. – И машет рукой, типа «дверь закрой с той стороны». - Почему? - Ты опоздал. Ты наказан. - Блять. Диван встретил меня не так тепло, как кровать, но моему телу было откровенно похуй, на какой поверхности уйти в крепкий сон. - Соня, вставай. – Сквозь сон в мое сознание пробирает голос, после чего меня грубо скидывают с кровати. - Что? Что такое? Где пожар? – Кричу я, вскакивая с пола. - Гулять идем, одевайся. – Лу оставляет на прикроватном столике блинчики с клубникой и крепкий черный кофе. Мы вышли из дома, где нас встретила воистину прекрасная погода. После очередных дождей, воздух был все еще влажным. Теплые лучи солнца сушили лужи на асфальте, а мы шли и смеялись от глупых шуток и подколов друг друга, лишь иногда соприкасаясь руками. Когда я еле плелся, замученный затянувшимся шоппингом, Лу дернул меня в сторону магазина с классическими костюмами. Он быстро окинул помещение взглядом и, оставив меня в дверях, ушел рыться в бесконечных вешалках. Меня грубо затолкали в примерочную, вручая комплект совершенно черного костюма. - Это еще зачем? – Спросил я, неуверенно косясь на предоставленный мне наряд. - Купить тебе хочу, подарок. – Лу как-то странно улыбается. – Меряй скорей. Глаз у моего парня был наметан, ведь костюм подходил мне так, будто по мне шили. Каждый сантиметр ткани покрывал мое тело по установленным нормам. Пиджак с шелковыми вставками идеально сидел на моих плечах и рукав был по размеру. Безупречно выглаженные стрелки на брюках тянулись вниз вдоль моих длинных ног, заканчиваясь на уровне косточки над стопой. Хань прошмыгнул в примерочную. - Вот видишь, - он был доволен, улыбаясь, как чеширский кот, - ты прекрасно выглядишь. Его мягкие губы коснулись моей шеи над белым воротником из ситцевой ткани. Я шумно вздохнул. - Ну и куда мне его надевать? – Правда, не понимаю. - Никогда не знаешь, в какой момент тебе понадобится строгий черный костюм. – Ответил Хань и обнял меня за бедра. - Разве что на нашу свадьбу. Лу явно не ожидал таких слов, потому сначала удивленно смотрел на меня через отражение в зеркале, а потом заливаясь смехом, спрятался за моей спиной. - Я люблю тебя, Сехун. – Его руки скользнули вверх по моей груди, а горячее дыхание опалило шею. – Правда люблю. - Я знаю, Лу, знаю. – Ответил я, накрывая его руки своими. Однако Лухан лишь снова хмыкнул выходя из с примерочной. Он оплатил черный строгий костюм, который сотрудница аккуратно упаковала, чтобы случайно не осталось ни одной лишней складки. Назад мы шли молча. Лухан тащил кучу пакетов с другими вещами, которые мы сегодня приобрели, а я нес свой костюм. Мои надежды с треском обломались, когда Хань одернул свою руку прочь от моей, чуть не роняя увесистые пакеты. Жуткая атмосфера липко закрадывалась в наши отношения, а Лу продолжал накручивать себя и все усложнять. По приходу в квартиру я ощутил лишь озноб – Лухан снова оставил дверь балкона открытой, под вечер поднялся ветер, который теперь гулял по его рабочему столу, а бумажные листы витали в воздухе, кружа над комнатой. Отругаю его сейчас и только все испорчу. Пусть все будет так. Он продолжил игнорировать меня и на следующий день. Ночью не обнимал меня, ложился спать на диване в зале. Днем избегал любого пересечения – бесконечно курил на балконе и зависал на долго за монитором компьютера, без остановки что-то печатая на клавиатуре. Мои руки даже не могли коснуться его – еще только приближаясь к его телу, отстранялись, а Хань отходил. Так не могло продолжаться вечность – утешал себя я. И правда, ничто не вечно. Очередным вечером, Лу игнорировал меня, а я, смирившись, сел за свои конспекты, ведь на носу зима и вместе с ней – сессия. Трель дверного звонка остановила шумный цокот клавиатуры и шарканье ручки по бумаге. Мы переглянулись. Каждый из нас сейчас был занят, потому надо было решать, кто бросит все и пойдет проверять, какого незваного гостя принесло в сем вечера. Не один из нас не двигался с места и трель звонка снова разнеслась по квартире. Не сговариваясь мы протянули руки в сторону друг друга и сыграли в «камень-ножницы-бумага». Лухан, как истинный мужчина выбрал камень, ну а я, как школьник, выбрал ножницы. Пришлось идти открывать дверь, пока система дверного звонка не сгорела от яростной работы. На пороге стоял парень, с которым я познакомился на университетской вечеринке. Он -обладатель темной кожи и завораживающей улыбки, потому я сразу вспомнил его. Его, но не его имя. - Чонин. – Молвил парень, напоминая свое имя. Видимо, мои мысли у меня на лбу написаны. - Д-да, прости, я запомню. – Заикаясь непонятно почему, ответил. - Ты тогда ушел, даже номера мне не оставив. – Парень уверено переступил через порог, шагая внутрь, заставляя меня попятиться назад. - Если честно, я плохо помню тот вечер… - Немного пристыженно ответил, в надежде на понимание. - Знал бы ты, чего мне стоило адрес твой достать. Я удивился, когда на месте твоей прописки нашел пустырь. – Говорил Чонин, странно улыбаясь и медленно приближаясь ко мне. - Дом снесли на той неделе, но я еще не разобрался с проблемой своей прописки на данный момент. Чонин подходил все ближе, а я все дальше пятился, пока спина не врезалась в стену. - Мне пришлось следить за тобой, малыш. – В его голосе не было ни капли смущения, а аккуратные пальцы коснулись моего лица. – Говоришь, плохо помнишь тот вечер? Я судорожно кивнул. - Так давай я тебе напомню. – С этими словами парень вжал меня в стену сильней, касаясь влажными губами моей шеи. Где-то неподалеку раздался звук разбивающегося стекла. Черт, Хань же дома. Я оттолкнул от себя Чонина, переводя взгляд на Лухана. Весь его вид просто кричал «я знал, что все так будет». Он привычно хмыкнул, ненавидя себя за то, что не наивен и всегда предполагает подобные события. Невольно в его глазах стали появляться слезы, и он срываясь с места, что было сил, выбежал из квартиры. - Лухан! – Кричу я ему вслед, пытаясь догнать как можно скорее. Он все неправильно понял. Черт бы его побрал за поспешные выводы. Между мной и этим парнем ничего не было. Пусть мои ноги длиннее, но Лу раньше занимался футболом, потому сейчас несся по ступенькам вниз, как угорелый. Четырнадцать этажей пролетают передо мной, как один, пока я преследую спину Ханя, и выбегаю за ним на улицу. Фонари через один освещают улицу, а Лу бесстрашно несется по ней босиком. Придурок, обулся бы хоть. - Лухан! – Снова кричу я. – Подожди! Ты все не так понял! Я могу объяснить! - А он лишь сворачивает на более освещенные улицы. Собирая последние силы и делая резкие рывки, я бегу, не жалея ног. Почти догоняя его, вот сейчас, только руку протяну и смогу ухватить его за майку. Только сейчас замечаю, что мы выбегаем со дворов на алею и перед нами путь только в одну сторону – через дорогу, по которой то и дело мельтешат автомобили. Испуганно смотрю на светофор напротив – до красного осталось три секунды. - Черт возьми, Хань, остановись! – Ору во все горло, на что мимо проходящие люди начинают любопытно косится. Его белая макушка сменяется лицом, искаженным от усталости и беспокойства, ведь чего мне так дико вопить на улице. Но этот придурок даже не подумал притормозить! На светофоре загорается красный свет, а этот дурак, мой дурак, вылетает на проезжую часть. Оживленный поток автомобилей не успевает затормозить, ведь уже набирают приличную скорость. Тело Лухана сносит капотом черного автомобиля. Последнее, что я слышу - это громкий удар пронзающий и затуманивающий все вокруг. Его сбивает с ног и перекидывает тело на лобовое стекло, место удара расходится мерзкими трещинами. За доли секунды его тело скатывается по багажнику, с хрустом падая на асфальт получая еще один удар от колес следующей машины. Мои мысли безудержным потоком соединяются и разлетаются вдребезги. Как? Зачем? Это не может происходить с нами. Я начинаю кричать, но не слышу свой голос, я ничего не слышу, кроме глухого удара, что осколками разносится по всему телу, беспрерывно пронзая мое сердце, мою душу. - Лухан! – Мой голос как вой сирены, который могли услышать даже соседние улицы. Срываясь с места, бегу к нему, вытягивая его тело из-под колес машины и перекладывая на свои колени. От того, что я вижу мои глаза сразу наполняются жгучими слезами, а лицо любимого расплывается пятнами. - Хань! – Истерично воплю я, не замечая суетливых людей вокруг. Этот придурок кое как протягивает руку, кладя ее на мою щеку и оставляя на ней кровавый след. - Сехун-ни… - Хрипло говорит он, сплевывая кровь. - Хань, ты не так понял! Не было ничего у нас. Я ведь твой, понимаешь? Только твой, Лу. – Тараторю я, словно засекая время для каждого слова, а мои слезы капают на его лицо, смешиваясь с кровью, его кровью. Этот придурок улыбается. Черт, что же ты делаешь, а? Его рука медленно соскальзывает с моей щеки, и я кожей чувствую, как сознание покидает его. - Хань, не закрывай глаза, слышишь? Прошу, не закрывай! – Кричу в мольбах. - Сехун, я люблю тебя. – С его разбитых губ срываются слова, которые я слышал каждый день, но именно сейчас они приносят мне острую боль. - Нет-нет! Ты не можешь, Хань! Все будет хорошо! Не смей, слышишь? Не оставляй меня, Лу! – Чувства перестают скапливаться внутри меня. Они врываются в мир нечеловеческим криком. Мой истошный вой словно пытается выпросить для него еще хотя бы секунду, минуту, целую жизнь. Его глаза закрываются, и я до хруста костей прижимаю родное тело к себе еще ближе. - Я люблю тебя, Хань! Люблю тебя, только пожалуйста, открой глаза, слышишь? Умоляю, не покидай меня, я же не могу без тебя. Без тебя я сам умру. Его губы дрожат. Он не оставляет попытки что-то сказать мне, но кровь из разорванных органов заполняет его тело изнутри, перекрывая горло. Я нависаю над едва дышащим телом еще ниже и слышу тихое «спасибо», что шепотом срывается с его губ. Это были его последние слова. Меня охватывает истерика, я перестаю понимать что-либо, сидя по среди дороги и горько рыдаю. слишком поздно прибывшая скорая вырывает его тело из моих рук, но я не отпускаю его. Я не могу поверить, что эти красивые глаза больше не откроются, он не посмотрит на меня по-своему, по особенному. Не скажет, что любит меня. Как эти губы могут перестать шептать эти чертовы слова? Они ведь только это и делали. Как эти руки могут больше не обнять меня? Как? Как я буду жить без его улыбки по утрам? Зачем ты так Лу? Зачем оставляешь меня? Врач скорой помощи констатирует смерть и записывает ее время - двадцать часов ноль пять минут. Пятница, тридцатое октября. Эти слова ставят неподъемный крест на короткой жизни Лухана. Взбесившись, начинаю размашистыми движениями рук лупить по автомобилю, который так безжалостно сбил моего любимого. Крупные санитары хватают меня, вводя конскую дозу успокоительного со снотворным. Оседая на жесткий асфальт, я неуловимо выпадаю из реальности. Когда я проснулся в нашей квартире, рядом на кровати сидела его мать. Что она тут делает? Погодите-ка, так это был не дурной сон? Я вскакиваю с хрупкой надеждой смотря на нее. Лицо женщины выражает печаль, и она отрицательно мотает головой. Новая волна истерики накрывает меня, я хриплю. Голос пропал также, как и мое чувство самообладания. От проступающей боли, меня рвет на части. Как такое могло случиться? Это так глупо и примитивно, это же самая несуразная смерть. После нескольких часов рыданий, моих сил хватает только на тихий скулеж в промокшую насквозь подушку, пока рука его матери успокаивающе гладит меня по голове. Женщина рядом сидит и безмолвно плачет, едва слышимо всхлипывая от горя. Лухан был ее единственным сыном, единственным родным человеком во всем Китае. Она осталась одна ровно так же, как и я. Мы оба осиротели за один вечер. - Перестань плакать. – Ближе к вечеру говорит она. Видимо надело слушать мой вой забитой собаки. – Думаешь, Ханни хотел бы, чтобы ты плакал? Перестань, он бы это не одобрил. – Ее женственные, но крепкие руки притягивают меня к себе и обнимают, как ребенка. - Это я виноват. – Сквозь всхлипы говорю я. Я не могу скрывать от нее. Не могу скрывать от себя. Не могу просто не думать о том, что из-за меня Лухана не стало. - Ты не виноват. – Отвечает женщина вытирая очередную слезу. – Никто в этом не виноват. Такое случается. – Голос женщины дрогнет на последнем слове, продолжаясь горьким всхлипом. Небо трескалось от молний, а гром разносясь окутывал улицы. Стоя у зеркала в пол и я вспомнил, сколько бесстыдств творилось в этой спальне. Мое лицо было совершенно искажено. Черные круги под глазами залегли так глубоко, будто были там с рождения. Опухшее от слез лицо, что никак не хотели останавливаться, а понятие «выплакал все слезы» становилось очередным мифом для меня. Затянув черный галстук, с единой белой горизонтальной полосой, по сильнее, так, что на шее оставались следы, я вглядывался в свое отражение. Никогда не знаешь, в какой момент тебе понадобится строгий черный костюм. – Пронеслось в моей голове, а я улыбался, глотая слезы, что никак не хотели оставить меня. Придурок. Какой же ты придурок, Лухан. Я ведь правда думал, что одену его на нашу свадьбу, если такое случится. Ну не на твои же похороны, придурок! Это жестоко. Ты жесток. Соленые капли падают на черный пиджак с шелковыми вставками, и я поспешно вытираю щеки. Представляю, как бы ты кричал на меня, если увидел это, ведь ты был так бережен. Был. Из моих уст снова срывается вопль, но на этот раз он тихий, он лишь мой и твой. Лухан, ты ведь и так это видишь, да? Прости, я больше не запятнаю этот костюм, ведь ты так старался, когда выбирал его для меня. По прибытию на кладбище погода немного успокоилась, но грозу заменил мелко моросящий дождь, как тот, что тогда, на балконе. Деревянный ящик обшитый черной тканью и белыми шелковыми полосами опускается в яму, глубиною в пять метров. Твое тело в нем, в том ящике. Священник что-то лепечет, а работники ритуальных услуг медленно засыпают эту черную коробочку с инициалами мокрой землей. Как в замедленной съемке, черная крышка пропадает за слоем образующихся гор земли. Я понимаю, что тело останется там навсегда. Навечно под пятью метрами земли. Застрянет там потому, что для тебя, любовь моя, время остановилось. Как же я виноват перед тобой. За своими мыслями не замечаю, как земля на твоей могиле становится вровень земле возле нее, твоя мать касается моего плеча и уходит, ведь ей до одури больно находиться здесь. Я остаюсь один и не выдерживая, склоняюсь перед твоей могилой, упираясь коленями в грязь. Из кармана пиджака достаю пачку сигарет с ментолом, которые ты курил. Подкуриваю одну твоей зажигалкой, что часто опаляла тебе кожу под дуновением ветра. Делаю глубокую затяжку и кашляю. Господи, как ты это вообще курил? Горько же и совсем не вкусно. Затягиваюсь снова. Уже не так неприятно. Дым клубками разносится по легким, застревая в них навсегда, верней, до тех пор, пока время не остановится и для меня, и мое бездыханное окоченевшие тело в деревянной коробке не закопают рядом с твоим. - Лухан…- Начинаю свой монолог, выдыхая густой серый дым, который с ветром попадает мне в глаза и причиняет мне боль. Но боль не та, как от того, что я потерял тебя. - Я перед тобой так виноват… - Мой голос дрожит. Признаться, у меня медленно едет крыша от страданий и боли. – Я должен был раньше сказать тебе. Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Ты мне нужен, Лухан. Вернись ко мне, не оставляй… С глаз градом катятся слезы, а щеки обдувает осенний ветер, от чего они начинают печь. - Если бы я сказал раньше, нет. Я обязан был сказать это раньше. Зачем же я тебя так мучил? Прости Лу, виноват. Я не смог подарить тебе счастья из-за своих глупых запутанных чувств. Оправдывался долгим одиночеством каждый раз, когда мог сказать «люблю», осчастливить тебя. Ты бы улыбнулся и поцеловал бы меня. Но я не смог, не смог Лу… А теперь ты оставил меня. Теперь я снова один. Ты так наказываешь меня? Мой милый, ничто в этом мире не стоило твоей жизни. Мне так больно, что кажется, я умру. Вернусь в нашу квартиру на четырнадцатом этаже, выйду на наш любимый балкон, докурю пачку твоих сигарет, пусть и не курил никогда раньше, и умру. Ведь я ничего не могу без тебя. У меня ничего нет без тебя. Может тогда мы сможем снова быть вместе, навсегда? Я не хочу жить без тебя, я не могу быть один! - Моя рука вбивается в мягкую землю на могиле самого родного, нет, единственного родного человека. Сейчас мне хочется просто лечь на нее, обнять табличку с твоим прекрасным китайским именем и годами такой ценной, но короткой жизни, остаться здесь навсегда. Мой затянувшийся монолог прерывает мать Лухана, утаскивая меня за собой, а я уже перестаю смыслить, что происходит вокруг. Я просыпаюсь в нашей кровати. Один. Скоро все закончится. Выхожу на балкон, сжимая в руках пачку луханевских сигарет и его зажигалку с оленями. Раннее утро последнего дня этой осени ужасно. Небо плотно затянули тучи, а сильный порывистый ветер обдувает мое тело, забираясь под твою майку и твои шорты, что сейчас на мне. Я не могу расстаться с твоими вещами. Не могу и не хочу, ведь без них я совсем никто. На настенном градуснике еле набегает пять градусов тепла, а я подхожу к перилам, опираясь на них всем телом. Сильный ветер не прекращает своих попыток сдуть меня вниз, и его затея не кажется мне такой страшной, наоборот, неплохо было бы. Щелкаю зажигалкой, но огонек тут же сдувается чертовым вездесущим ветром. Защищаю его рукой, но ветер сам выбирает себе траекторию дуновения. Припаливаю кожу на ладони и шиплю, попутно вспомнив, что тоже самое делал ты. Становлюсь в угол, закрываюсь руками и да, сигарета начинает испускать серый дым. Я облокачиваюсь спиной на перила, и пытаюсь втянуть в себя как можно больше, чтоб засело как можно глубже, хоть чем-то заполняя ту пустоту, что оставил мне ты. Жизнь больше не имеет цели, а эта сигарета – последняя из твоей пачки. Значит вот он, конец? Значит сегодня тот день, когда я решу все для себя. Выгибаюсь сильнее, откидывая верхнюю часть тела за перила, которые болезненно вжимаются мне в позвоночник. С неба покрывает мое лицо каплями начавшегося дождя. Немного привстаю на пальцы ног и мое тело скользит вниз, а перила упираются уже в поясницу. Последние две затяжки были максимально глубокими, ведь они последние. Сигарета тлеет прожигая фильтр. Вот и все. Напоследок смотрю в темное голубое небо, а перед глазами твое лицо, на котором играет веселая улыбка. Я улыбаюсь своему глюку и откидываюсь сильнее. Окурок выскальзывает из рук. Пальцы ног соскальзывают с холодного бетона, тело инстинктивно содрогается, пытаясь восстановить равновесие. Удерживают меня лишь руки, что предательски вцепились в перила и трясутся то ли от страха, то ли от напряжения. Закрываю глаза и дышу, как в последний раз. Раз…два…это еще что? До трех я так и не досчитал из-за яркого света, хотя мои глаза закрыты. Я медленно открыл влажные веки, уставляя на небо: тучи на нем поспешно расходились в разные стороны и таяли, как сладкая вата на языке. Ветер стихал, а солнце прильнуло лучами к моему лицу. Было ярко, а лучи не по-осеннему грели. - Ну, блять. – Я выругался, но отступил подальше от перил. Любопытное солнце, словно обнимая после долгой разлуки, окутало улицы и мое тело. Пустая пачка полетела с четырнадцатого этажа вниз, еле слышно стукаясь об асфальт, а я вернулся в квартиру, ставя на плиту чайник.