Ферма

— Поговори с ними. Хлопает автомобильная дверь. Грязные лица, худые руки. Голодные глаза. Все как всегда. Ну, что будут плести в этот раз? Идиоты... А секретарь распинается! Сытая жизнь, безопасность, электронная ограда, чистая вода, шампунь... Сам бы согласился, интересно, за шампунь? Дверь машины хлопает за спиной. — Как тебя зовут? — Лета. Как на врага смотрит. Тупая тощая оборванка. Наплодила ораву голодных ртов. — Вижу, Лета, тебе нравится помирать здесь с голоду. И смотреть, как дети твои голодают. Детей за руки крепче схватила. Старший — за спиной. Топчется испуганно. — Я знаю, кто ты такая! И что тебе надо знаю! Конечно, знаешь! Все меня знают! Я ведь хозяйка Фермы! — Что? Дать достойную жизнь твоим детям? — Ты не... — Сколько их у тебя? Эти трое. Тот, что в доме орет, — совсем мелкий еще. С кем-то из старших? — Мы не пойдем с тобой, Кобальт! Уезжай отсюда! — Я-то уеду. А вот тебе придется остаться. Усмехается. Как-то нервно слишком. — А скоро зима. Ты же знаешь. — Каждый год зима! Упрямая... — Каждый год зима все хуже. Тут-то у вас совсем, наверное, еды не осталось. — Не твое... — Значит, правда. — Убирайся! — Ну, прощай! — Кобальт! Я с тобой поеду! Высокая. Как скелет худая. Лет четырнадцать-шестнадцать... — Рива, быстро в дом! Проскрипели ступени крыльца. — Нет! — Я сказала... — Нет! К машине бегом. Встала рядом. — Она не поедет! — Она все уже решила. Скрипнула автомобильная дверь. — Садись. Быстро ныряет внутрь. — Рива, так нельзя! Ты же... — Твоя дочь умнее тебя. Сажусь следом. Хлопает дверь. Машина трогается. Секретарь молчит. Улыбается неловко. — Ты смелая. Старый свитер, грязные джинсы. Кроссовки развалились почти. — У тебя есть еда? Киваю. Секретарь протягивает кусок пирога. Выдирает чуть не с руками. Крошки падают на пол. Глядит недоверчиво. — А еще? Не сидели бы мы рядом, подобрала бы и крошки. — Тебя покормят, как приедем. — Почему у тебя такие волосы? — Ну, не зря же я Кобальт. — Они сами такие выросли? — Нет. Есть такая краска, которая может покрасить их в нужный цвет. Я люблю синий. — А мне так можно? — Вообще-то, это слишком дорого. Но разок ладно... — Я желтый люблю. — Желтый, так желтый. — Там... Провожает глазами внимательно. Усмехаюсь. — Такой же упрямый, видно, как мамаша твоя. И подох на обочине от своего упрямства. Опускает взгляд. — Есть теперь вообще нечего стало. — Знаю. Тебя это пусть не волнует. — А сколько... — М? — Сколько я буду там жить? — Два года. И весьма неплохо. Кивает. Колеса зашуршали. Впереди — ворота. Железный забор — под током. — Приехали. Ворота отворяются тихо. Машина неспешно въезжает внутрь. — Тебе здесь выходить. Недоверчиво оглядывается. — Это и есть... Киваю. Вылезает на улицу. Хлопает дверь. Машина трогается. Секретарь смотрит удивленно. — Ты недовольна? Там же полный автобус народа! — Но некоторые разбегаются, завидев мою машину. — Ну... — Вот скажи, я разве зла кому желаю? — Каждому, как известно, свое. Я вот считаю, что ты делаешь хорошее дело. — Что ж... Мне не нравится видеть эти трупы вдоль обочины. Разве не лучше жить нормально? Еще и другим жизнь спасти? — Ну-у... Ты же не можешь завладеть каждой душой. Усмехаюсь. — Ой, да на кой черт мне их душа! Мне противно от этого. Куда лучше это мясо смотрелось бы в тарелках тех, кто за него платит, чем вдоль дорог. Что там на ужин сегодня? — Рагу с овощами, кажется. — Дивно!