Страна, которой больше нет.

Рано или поздно, но это должно было случиться. Смерть – это вещь, конечно, неожиданная, но ожидаемая. Я слишком смягчился. Позволил всем почувствовать свободу. И вот, что из этого вышло. СССР погибает. Медленно, но верно. Это и бесит. Лучше бы быстро, безболезненно. Но нет. Всем надо наговориться досыта. Просто так никто не уходит. А Запад торжествует. «Наконец-то наш социалистический друг теряет своих товарищей, которые, к счастью, образумились и встали на путь истинный. Путь капитализма!». Я знал. Правда. Ведь, вручая кому-либо свое безоговорочное доверие – вручаешь оружие. И тебя этим оружием либо защищают, либо убивают. В моем случае шло по порядку. Это – худшее, что могло случиться. Однако все свято верят в то, что Россия сильный. И он выдержит это, не умрет. И в войну не полезет. Мир, дружба, демократия. Мне бы очень хотелось разочаровать их в последнем убеждении. Но все, что я делал – умирал. Кризис, инфляция, дефолт как следствие. И это лишь малая часть тех бед, болезней, которые мучительно уничтожали меня. Я слышал людей, свой народ. Как ни странно, они не ругались, не злились. Они молились. Сперва тихо. Потом все громче и громче, наперебой умоляли, чтобы все скорее прекратилось. Им не хотелось умирать. Но я не собирался уходить из объятий Смерти ровно до тех пор, пока от меня не ушли бы все страны. И я ждал. Терпеливо, молча. Никого не останавливая. Ждал, когда все закончится. Отторгался ото всех чувств. Закрылся. Не контактировал с другими странами. К черту их, своих проблем хватает! И погружался в сон… Он был кошмарным, болезненным. Слишком наяву. И тянулся бесконечно долго, не прерываясь ни на минуту. Но я молчал, позволяя и дальше отрывать от себя кровавые куски мяса. Не меняясь в лице отпускал. И не ждал возвращения. В конце концов, я добился того, что перестал ощущать ту чудовищную боль. Я не чувствовал ничего, словно онемел. Но видел. Видел прошлое. То, как счастливы были люди, когда война закончилась. С каким энтузиазмом мы восстанавливались. Как радовались мирному небу над головой. И больше ничего не надо было. Но теперь все изменилось. Небо осталось таким же синим, мирным. Поменялись люди. Тяжесть, свалившаяся на их плечи, слишком велика, чтобы исчезнуть бесследно. Это сделает свое дело в будущем. Мне уже не быть таким же Россией, как прежде. Тот «я» умер навсегда. Уже. Но я пока что этого не чувствую. Я ничего не чувствую. Тогда вопрос. «— У меня такое странное состояние — я не чувствую боли. Как оно называется? — Смерть? — Точно».