Метелица

11. Реальность

Человек в пальто за моим окном Это видимо новый мой враг … (Nautilus Pompilius - Чужой)

      Пару раз по пути машина ненадолго останавливалась - от этих толчков он, словно по команде, вздрагивал. Это было не меньшим притворством, чем старательно изображаемая до того дремота: еще в самом начале пути поймав себя на мысли, что сидит со слишком ровной спиной, Асколь постарался развалиться в своем кресле - не слишком сильно, конечно, но достаточно, чтобы войти в роль человека, который встал ни свет ни заря и теперь готов спать даже в трясущемся на каждой кочке грузовике.       Если бы то было нужно, он бы мог и в самом деле заставить себя уснуть - как-никак, это приходилось делать и в худших условиях, когда над головой вместо темной крыши грузового контейнера было разве что холодное ночное небо и ветви. Продолжительность каждой остановки следовало запоминать - возможно, после ему очень пригодится знание того, сколько занимает очередная проверка перед въездом в запретную зону. Быть может, конечно, они попросту стоят сейчас у очередного светофора - им, набитым в кузов, того знать не дано, но даже если так, расслабляться точно не время.       Шум города давно уже остался позади, и проникают к ним теперь совсем иные звуки. Грохот железнодорожных составов где-то поблизости, гулкие хлопки дверей при очередной остановке, чьи-то едва слышные разговоры…вполне достаточно, чтобы воображение начало рисовать все остальное.       Когда машина останавливается последний раз, кто-то из его соседей умудрился уже задремать всерьез: легонько пихнув того локтем - не тормози процессию - он выбирается без лишней спешки, следом за остальными. Кто-то продирает заспанные глаза, кто-то вертит головой, разминает с хрустом затекшие конечности. Пользуется возможность покрутить головой и он, обнаруживая себя в огромном, страшно холодном ангаре. Под потолком дурачатся птицы. У массивных белых дверей хмурые люди при оружии, один, более мрачен только тот, что в углу, да с метлой. От строгих табличек рябит в глазах. Вход воспрещен. Все пропуска предъявлять в развернутом виде. Сектор номер…       От группы людей с оружием отделяются двое, направляются к ним неспешной походкой. Один обходит их и грузовик кругом, заглядывает в пустой уже, нагретый дыханием контейнер. Удовлетворенно кивает.       Очередь формируется быстро. Заняв свое место - за два человека до конца - палач задержал взгляд на тощем человеке в форме, что вдавил какую-то кнопку во впечатанном в стенку переговорном устройстве. Белые двери распахиваются чудовищными челюстями, проглатывая того, кто в очереди был первым, и почти беззвучно затворяются вновь. Тишину портит лишь тяжелое дыхание да воробьиный визг под потолком. Снова вдавливают серую кнопку - Асколь успел отсчитать три минуты - снова распахивается массивная пасть…       Когда он оказался за порогом, то все-таки не смог сдержать удивления при виде мудреной системы из клапанов и перегородок, в которую был превращен проход, за тем порогом начинавшийся. Ни один из тех, кого пропустили до него, не мог бы уйти далеко, и тем не менее, в коридоре, который открылся его взору, не было ни единой живой души. Каждому из них открывали, похоже, отдельный путь, и то, что все это делалось ради крохотной группки людей, которым предстояло исполнять роль простейшей рабочей силы, уже наводило на вполне определенные мысли. И - приходилось это признавать - заставляло чувствовать себя более чем неуютно. Шагая по расчерченному красными, синими и черными линиями полу - часть из них упиралась в опущенные перегородки, оставляя ему единственно возможный путь - Асколь никак не мог прогнать мысль, что больнично-белые стены с каждой секундой сжимаются, намереваясь раздавить, раскрошить его, так и не дав добраться до цели. Сдерживать внешние проявления можно было сколько угодно, но от самих мыслей это не избавляло: он добровольно вошел в самое сердце Первой Площадки, вошел один, вошел без какого-либо оружия и даже - черт бы с ним, с оружием - без мало-мальски связного плана. На таких объектах все едино - неважно, в какой они стране и кто их хозяин. Любой шаг в сторону мог окончиться смертью или чем-то худшим - ведь в это заковыристое уравнение вписаны и маги…       Когда дело касается магов, можно считать невероятной удачей, если знаешь о цели хоть самую малость. Когда дело касается магов, в общем-то совсем неважно, сколько ты знаешь на самом деле - этого все равно никогда не хватит, как никогда нельзя быть готовым к такой встрече до конца. Право на это знание зарабатывалось кровью, что оставалась на стенах всех тех кошмарных мест, куда его заносил очередной приказ - и ни одну из тех картин нельзя было просто взять и прогнать из памяти прочь. Замок Ладислава Сохора - безумный, перекрученный лабиринт, квинтэссенция больного воображения алхимиков, не могущих создать ни единой детали без того, чтобы она не оказалась частью понятной только хозяину символики. Башня Ульрика Лютри - устремленная в небеса спица, что внутри вдесятеро больше, чем снаружи, родной дом для сотен, если не тысяч, кошмаров. Площадка для вампирских игр в Центральной Африке, куда птенцы Четырнадцатого сбросили чрезвычайно важного пленника, и откуда его вытаскивала много позже “Догма” в неполном составе - вытаскивала человека, что обставил Прародителя в карты, вогнав в полную прострацию больше чем на месяц. Та стена из глаз в Роттердаме, прилепившийся к обрыву старый дом, чей владелец поднял из земли ту безумную машину…       Это место разительно отличалось почти от всего, что ему довелось видеть. Каждый род магов или конкретный его представитель имел, как правило, свой, особенный почерк - и пусть даже далеко не все выпячивали такие характерные особенности, он умел замечать следы. Здесь все было иначе. Не знай палач, с кем приходится иметь дело - это приходилось признать - он бы никогда не подумал на магов. Слишком уж стерильно. Слишком уж до грубости функционально и современно.       Слишком уж похоже на то, как стараются вести дела они сами - по крайней мере, в последние десятилетия.       Быть может, было уже слишком поздно? Быть может, система, создание которой они проворонили, из года в год занимаясь лишь своей кровавой рутиной, теперь и вовсе неуязвима? Неуязвима, готова к работе, готова по первому сигналу пожрать их всех?       Когда приходили такие мысли, вместе с ними, что было вполне закономерно, являлась и застарелая, холодная злость. Каждый раз одно и то же. Каждый раз они отводят угрозу до поры до времени, и каждый раз все начинается сызнова. Когда на горизонте появлялась возможность сделать хоть самую чуть больше, шагнув при этом в сторону - он почти никогда не задумывался над тем, чтобы сделать этот шаг. Его было за что ненавидеть, и не только магам, чьих друзей и близких “Догма” отправляла в ад прямой дорогой, ему было за что желать смерти - и не только магам, на чьи земли, в чьи дома они приходили, оставляя после себя лишь боль и смерть. Было ли за что его благодарить? О таких вещах думать не хотелось - и не только лишь потому, что от подобных мыслей их всех старались отучить еще в детстве.       Линии на полу привели его к очередной белой двери - в этот раз, правда, куда меньшего размера. Еще даже не взявшись за ручку, он почувствовал, что должен признать, признать прямо сейчас - он здесь вовсе не потому, что в очередной раз должно отвести от кого-то погибель. Не потому, что кто-то в очередной раз нарушил неписанные законы скрытого мира, пусть даже это и так.       Тому, что здесь именно он, есть причина, и именно о ней скорее всего и не могла до поры упоминать Зола.       Он здесь потому, что эти ночные мучения должны прерваться.       Он здесь потому, что пришло время ответов.       Пришло время узнать, кому принадлежат те глаза.       Воздух на улице был холоден прямо-таки до неприличия - выбравшись из гостиницы, Ренье поплотнее натянул на голову, и без того укрытую вязаной шапочкой в местном стиле, тяжелый капюшон, затянув завязки. Лучше стало ненамного - в лицо все еще бил ледяной ветер, забираясь в ноздри и, очевидно, пытаясь проникнуть дальше.       Холод был одной из тех вещей, что он едва терпел - в основном потому, что тот заставлял вспоминать, заставлял возвращаться туда, где началась его нынешняя жизнь, к тому моменту, который стал в этой - второй - жизни точкой старта. От снега у него всегда подолгу слепило глаза - или же он себя в том убеждал, ища повод отвернуться. Хорошо, что до снега еще было далеко. Хорошо, что здесь был один лишь ветер…       Шепот и Эрика он оставил не так давно - кажется, прошло всего десять минут с того момента, как за спиной Ренье хлопнули двери. Вот только Маклахлан, что удалился проверить своих людей, отсутствовал уже все двадцать - равно как и башенный маг. Подходя к дому, который группа прикрытия избрала для обустройства своего наблюдательного пункта, он осторожно огляделся по сторонам, но улица была все такой же пустынной, как и в начале дня. Редкие прохожие, встречавшиеся на пути, на него даже не смотрели, а когда их взгляды все-таки встречались, Ренье ловил в тех глазах только усталость и безразличие. Город, рядом с которым разрослось детище Первой Площадки, явно переживал не самые лучшие времена: страшно было даже подумать о том, сколько вреда ему и его жителям наносили укрывавшие станцию слои магической защиты. Привычный к таким вещам глаз ловил все признаки того, что из этой земли тянули силу - и что часть ее использовалась для того, что человек вроде Эрика назвал бы, недолго думая, “ездить по мозгам”. На несчастный городок были спущены какие-то простые по сути своей, но чрезвычайно мощные чары, чем-то схожие с теми, что Ренье доводилось чувствовать вблизи апостольских убежищ. Рассеивание, притупление внимания жителей были только верхним слоем: обитатели “Огнива” - те из них, что могли похвастаться наличием Цепей - воздействовали, похоже, еще и на память населения, о чем вскользь упоминалось в спущенном к ним отчете. Годы и годы кропотливой, не прекращающейся ни на минуту обработки сделали свое черное дело - по одним только глазам Ренье видел, что большинство этих людей уже начисто сломаны в ту сторону, в которую угодно было “Авроре”. Проверяя свою теорию, он еще по пути в гостиницу, в те часы, когда нужно было кружить по городу, проверяя, не вырос ли хвост, остановил пару прохожих, задав несколько простых вопросов на хорошем и внятном русском. Никто из встреченных им не смог ответить, что за заводы находились там, на окраине, никто из них не говорил ничего другого, кроме общих, словно заученных слов. Последней каплей стало повторное обращение к человеку, с которым он уже разговаривал - спустя всего каких-то нескольких минут прохожий начисто забыл, что они только вели беседу.       От этих людей было бы глупо ждать помощи - вероятнее всего, любое событие, которое не встраивалось в навязанную им картину мира, было бы забыто с невероятной скоростью, если не вовсе проигнорировано. Существовал, впрочем, и иной вариант, который следовало принимать во внимание: возможно, он не добился ничего потому, что его вопросы оказались достаточно безобидны. Границы контроля “Авроры” над городом не были им известны, и вполне могло статься, что в случае настоящей угрозы или даже попросту при выявлении странных чужаков население среагировало бы куда более жестоко. Об этом стоило помнить, пусть и не хотелось.       Было здесь и еще что-то, что выбивалось за стандартные рамки, что-то, что можно было лишь ощутить на кратчайшие доли секунды, почувствовать, но не увидеть, не услышать и не зафиксировать каким-либо иным образом. Ближе всего это походило на мимолетное прикосновение, на взгляд, брошенный прохожим из толпы и ставший вдруг до того материальным, что отпечатался на твоей спине. Проходя небольшими чистенькими улицами, Ренье чувствовал это не раз и не два, неизменно вспоминая о том, что говорил Кат. Психик, использованный для создания наблюдательного аппарата мог быть на станции и не один. Они могли следить - за ним, за кем угодно и когда угодно, и не было ничего, что могло бы это опровергнуть, что могло бы дать расслабиться. Возможно, его неосторожные эксперименты на городских улицах уже заставили крутиться некие шестеренки, возможно, это поставило под угрозу всю операцию, возможно…       Остановившись у дверей нужного дома, Ренье тяжело вздохнул. Склонность к самобичеванию въелась в него настолько сильно, что была, наверное, уже полноправной частью тела, никак не чем-то меньшим - время от времени он осознавал это с кристальной ясностью, как и то, что для него был реальный повод. Уже достаточно много лет прошло с той поры, как он был вынужден начинать свою жизнь с нуля, но ничего в этой жизни так и не стало яснее - и потому расслабляться было нельзя. Он был опасен, опасен вне всяких сомнений, и то, что обвилось вокруг его руки, заключив ее в неразрушимый капкан, вполне могло - что же за безумие так думать - иметь на него какие-то свои планы. Когда судьба превращает твою жизнь во что-то подобное, ты счастливчик, если можешь хотя бы внутри посмеяться над подобной шуткой - так хотелось иногда думать. Иногда это и правда удавалось - но лишь внутри, лишь про себя, да и то…нет, это, наверное, всегда была лишь тихая истерика, не более. Удача и немного безрассудства - этого вполне хватало, чтобы оставаться на плаву, но что нужно было иметь, чтобы, наконец, вспомнить, чтобы, наконец, понять…       Еще раз оглянувшись по сторонам, он шагнул за порог. Дом перестал быть обитаемым, кажется, уже довольно-таки давно, но попытки вернуть ему первозданный вид были налицо - их следы были повсюду…и в них откровенно тяжело было не вляпаться. Пятна краски украшали стены, с которых, как кожуру с лука, содрали старые обои, к тем же стенам прилепились уродливые строительные леса. Широкая лестница из темного дерева была сплошь завалена мусором, а определить былое предназначение дома было можно лишь по сохранившимся табличкам на дверях - если знания русского Ренье сейчас не подводили, то насилию, которое принято звать ремонтом, подвергалась сейчас бывшее здание школы.       Паркет скрипел под ногами даже чересчур жалостливо. Сделав пару шагов по коридору, Ренье остановился у лестницы, весь обратившись в слух. Он шел, почти не таясь, он шел, ступая по всему тому мусору, что успел скопиться здесь в процессе ремонтных работ - не учуять его приближения попросту было нельзя. Если только…       -Тратишь время. Их больше нет.       Его реакция почти мгновенна. Под звук, что так схож с перезвоном десятков крошечных колокольчиков, он обнажает злосчастную конечность. Похожий на стекло материал сплошь затягивается мутью, узоры блекнут, а ноги, словно сами собой, перепрыгивают через пару ступеней за раз.       Он стоял на верхних ступенях лестницы. Темный плащ на меху, высокий воротник…маска. Безмолвная серая маска на ремнях, пристегнутая к причудливому головному убору.       Проросшая из руки Ренье стеклянная шпага должна была проколоть ту маску, а за ней и лицо незнакомца в ближайшие две секунды, но лишь оцарапала пустоту. Не без изящества уйдя в сторону, говоривший выпустил на свободу добрый метр отличной стали, и, шумно выдохнув, устремился в атаку.       Не истекала еще и первая минута, а количество проведенных ударов и обманных маневров, которыми противники успели обменяться, уже превысило все разумения. Человек в маске то ли танцевал вокруг Ренье, то ли спотыкался, перепрыгивая с одной ступени на другую - по всему выходило, что он делал это нарочно.       -Остановись, - глухо прорычал он, взрезав воздух возле уха Ренье и часть его капюшона. - Остановись немедленно.       Ренье только тряхнул головой, отбрасывая прилипшие к черепу волосы. Очередной его удар должен был покончить с оружием противника, но тот словно знал, что будет, если его рапира столкнется со стеклом - и приложил все силы, чтобы того избежать.       -Остановись, - вновь прогудела маска. - Мы в одном лагере.       -Боюсь, я не могу в то поверить, - выдохнул Ренье сквозь стиснутые зубы. - Отдай мне свое оружие. Сейчас же.       -Ренье Гардестон, - проворно перебросив рапиру из руки в руку, обладатель маски вновь избежал смерти, что притаилась на острие мутного стеклянного шипа. - Он же Стекольщик. Бывший охотник за реликвиями, - очередной выпад, очередной прыжок в сторону. - Твой текущий начальник - Кат Асколь, глава группы…       Ренье снова решил промолчать - во всяком случае, до той поры, когда, наконец, обезоружит в равной мере вертлявого и словоохотливого врага. Терпеть осталось явно недолго, ну а пока что он лишь добавил на ее рукав еще одну прорезь - и отшатнулся, чудом избежав укола, устремленного в его левый бок.       -…он же Филин, - продолжал уже изрядно запыхавшийся человек в маске. - Состав группы - Розария Лено, Эрик Грей, Неус Шиль…       Пора было заканчивать. Под оглушительный перезвон Ренье шагнул вперед, ухватив рапиру за лезвие и со всей силы ткнул в маску чашкой эфеса, в следующий миг попросту вырвав оружие из чужих рук и швырнув себе за спину.       -Теперь еще раз, если возможно, - спокойно произнес он, стеклянным шипом отодвигая противника к ближайшей стене. - Кто ты?       -Я? - медленно, чтобы избежать вполне возможного в таком случае смертельного непонимания, человек содрал с лица маску, забросив туда, куда не так уж и давно улетела его рапира. - Я та, кто вытащит вас из этого котла. Если, конечно, проживу для того достаточно долго.       Ренье впился в нее взглядом. В нее - то, о чем голос лишь подсказывал, лицо, будучи открытым, договорило до конца. Поблекшие уже золотистые волосы, ожог под левым глазом…       На мгновение Ренье решил, что незаметно для себя погрузился в сон. Черты этого лица чуть было его не обманули - во многом потому, что обмануться он почти хотел - и только глаза, только эти черные разъяренные бельма, привели его в чувства. В ней не было ничего от Арлетт. Не было и быть не могло, но все же…       -Где группа прикрытия? - проговорил он, чувствуя, что спокойный тон сейчас удерживать никак не получается - его изменившийся взгляд она тоже никак не могла не заметить, не ощутить на себе…       -Их больше нет, - повторила свои первые слова молодая женщина, взглянув на него в ответ. - Ушли вместе с магом.       -Ушли?       -За тем, что погубит их всех.       Свет до боли резал глаза, и спрятаться от него было решительно негде: помимо потолка, на котором можно было насчитать больше трех чудовищно мощных дневных ламп, существовал еще массивный светильник на столе и два сходного назначения прибора на стенах. Стены, равно как и пол с потолком, имели все тот же, успевший уже набить оскомину, больнично-белый цвет - и, проведя в них достаточно долгое время, форму людей, рассевшихся сейчас напротив за прикрученным к полу столом, Асколь воспринимал уже по большей части как невнятные темные пятна. Возможно, на то был какой-то свой садистский расчет, сложно сказать - после четырех с половиной часов, на которые растянулись всесторонние проверки вновь прибывших, он уже мало в чем был уверен…кроме, разве что, того факта, что еще пара часов в таком же духе протрут в его терпении огромную дыру.       Человека, что сидел напротив, звали Роман Горбовский - отчество, как обычно, в памяти не задержалось. Небольшой такой человечек - темные волосы, чуть проступающая ранняя седина, сухонькие ручки, что бумаги перебирают, в глаза словно чернил залили. На вид ничего выдающегося, да и даже на голос - тихий, не всегда разборчивый, вот только дважды ему ни разу повторять не приходилось: все понимали с полуслова, исполняли еще быстрее.       -Давайте-ка еще раз… - шепелявит человечек, устремив свои чернильные точки на него. - Еще разок и в надлежащем порядке…       Таких вот “еще разков” было, кажется, уже больше десятка. Впервые человечек встретился Асколю еще на медосмотре, что занял два с лишним часа и оставил по себе не самые приятные воспоминания - одну кровь у вновь прибывших брали пять или все шесть раз, в кратких перерывах между бесконечными взвешиваниями, прослушиваниями, измерениями и заполнением бумаг, чьи кипы пухли буквально на глазах. Работники местной медицинской службы были бесстрастны, словно апостольские марионетки низшего порядка, но этот темноволосый пенек, что выделялся среди них своей формой как пень настоящий посреди цветочной поляны, вцепился в него взглядом еще в самом начале - и никак не желал отпускать. Именно по его милости каждую из загодя заученных историй приходилось повторять дважды, трижды и более того, пока Горбовскому то не надоело. Именно он коротким приказом, который палач с трудом, но расслышал, отделил Асколя от остальной группы - с ними, конечно, тоже сейчас разговаривали по душам, но лишь его одного, похоже, терзать вызвался лично ответственный за безопасность станции.       -Давайте-ка еще раз… - прокашлявшись в рукав, обладатель чернильного цвета глаз снова подарил палачу тяжелый взгляд. - Где и при каких обстоятельствах, говорите, вы лишились той пары пальцев?       -Да все там же, где и говорил, - улыбнулся палач. - Такое было дело…       В эту игру обычно играли двое, и ни одному из них на самом деле не было интересно содержание истории, что могла проговариваться снова и снова. Один, как водится, вслушивался лишь для того, чтобы поймать уставшего от бесконечных повторов собеседника на малейшем несоответствии, вцепившись в любую ошибку, а другой прилагал такую же массу усилий, чтобы не заблудиться в своей собственной лжи. Игра была стара как мир, и побеждать в ней учили их обоих. Глядя в черные глаза и отвечая раз за разом на однообразные, изматывающие разум и тело в одинаковой мере - как-никак, встать и размяться, побродив по комнате, было никак нельзя - вопросы, Асколь внутри почти смеялся, думая о том, что этот тип определенно нашел бы свое место в семье или в одной из подчиненных ей структур. Чем-то он напоминал Просперо, младшего брата отца, кто всегда любил повторять - его задача в том, чтобы доказывать вину, а не разбираться.       -Тот контейнер, значит, был столь скверно закреплен…       -Точно так, - кивнул Асколь, приняв еще более расслабленную позу - но не слишком: как-никак, предполагалось, что данная тема для него не слишком приятна. - Хорошо хоть всю ногу за компанию не оттяпали, а только то, что уже в лепешку раздавило. А Григорьева, скотину, даже толком не…       Он тихо улыбался, думая про себя, что бывало и сложнее. В комнате, где с ним вели разговор, плавно переросший в допрос, зацепиться было почти не за что - то было не страшно, ведь ему с лихвой хватило тех часов, что ушли на осмотр, хватило тех прогулок по тоскливым белым коридорам. Краткий взгляд в чей-то документ, валявшийся на столе, ненароком пойманная фраза, вырвавшаяся из чьей-то рации, список каких-то лиц, пришпиленный к стенке…вещей, на которых можно было построить импровизацию, было предостаточно. Как и времени, чтобы из собранных по пути фамилий и имен, чисел и названий местности можно было сшить мало-мальски пригодную историю. А чтобы распороть ее на куски, им нужно что-то поострее…       -Что ж, думаю, нет нужды заставлять вас снова это вспоминать, - в очередной раз выслушав его историю, выдает темноглазый. - А вот о чем я хотел бы спросить…       Сухонькая ладонь ложится на его документы, вот их раскрывают, вот подталкивают к нему поближе.       Он не спрашивает, что не так, он даже не меняется в лице - тут все, включая едва заметное движение глаз, с головой может выдать. Он ждет, ждет, во что еще они вцепятся.       -Как бы вы объяснили вот это? - сухой палец бьет в крохотную страничку.       Он небрежно, почти лениво, вглядывается туда, куда его взгляд хотят направить. Все до единого документы выполнены на высочайшем уровне, такого качества он даже сам не ожидал. Кое-где обложку специально потерли, на какой-то страничке уголок оторван - взяв такие в руки, точно скажешь, что не один год их в кармане владелец таскал. Все, что в тех документах говорилось, он знал наизусть еще до того, как в машине оказался. И он не ошибся. Ни разу еще не ошибся.       Взгляд его выглядит рассеянным, полным недоумения, и сейчас для того даже играть особо не нужно - ведь он и правда не понимает, чего от него хотят, какой еще воображаемый грех состряпал в своем мозгу этот высушенный гриб.       -Вам, похоже, нужно помочь, так? - теперь лицо Горбовского разрезает кривая улыбка - впрочем, там она не задерживается и быстро слетает прочь. - Смотрите сами. Скрепки.       Он продолжает улыбаться, а где-то внутри начинает уже скручиваться пружиной. Как пойдут дела спустя минуту или две, как обернутся, когда пробежит еще несколько секунд - знать ему не дано. И готовиться надо к самому худшему.       -С бумажками у вас, конечно, все в порядке, вот только… - темноглазый снимает со стола одну из крохотных книжечек и начинает листать. - У нас, знаете, вечная проблема - ржавеет все быстро. Ржавеет да разваливается. И вашим скрепочкам бы уже пора, если на все даты внимательно посмотреть… - прошелестев страничками, он небрежно бросает книжечку на стол. - Вот только все как новенькое у вас, я погляжу. А почему так, позвольте узнать? Сталь качеством повыше?       Если бы он мог, он бы, наверное, сейчас рассмеялся. Проколоться на такой ерунде - это почти подвиг. Почти…       -А если так, может, и не наша то сталь вовсе?       Спорить в таких делах нельзя - это он знает крепко. В спорах ничего не рождается, кроме ненависти. Выход есть, есть еще, и сейчас он его найдет. Знать бы только еще, где именно. Знать бы только еще, за что сейчас уцепиться…       Где-то позади скрипит дверь. Титанических усилий ему стоит не обернуться, не вскочить рывком, от пули уходя. Пули, конечно, нет там никакой - только шаги и голос…       -А я думаю-гадаю, почему такие задержки…       В этом голосе тоже слышен акцент - русский язык для владельца точно не родной, но говорить на нем он, похоже, давно уже привык. Глаза Горбовского сжимаются до бойниц, а вновь вошедший обходит стол, встречаясь взглядом и с ним, и с Асколем.       Человек этот был одного роста с палачом, а вот выглядел заметно бодрее. Густые темно-коричневые волосы, тяжелые очки, аккуратная бородка…описанию, которое Асколь получил еще в Риме, Раймонд Аус, комендант “Огнива”, соответствовал практически в каждой детали. Выдернув из кармана своего поношенного пиджака зажигалку, маг без особой спешки закурил и, выпустив дым, заговорил.       -Мне доложили, что вы в очередной раз задержали кого-то из новых работников станции, - раздраженно выдохнул маг, упершись рукой в стол. - В чем проблема на этот раз, позвольте мне узнать?       -У меня возникли определенные подозрения касательно этого человека, - сухо произнес Горбовский - было видно, что между ним и Раймондом ничего, кроме застарелой вражды, не существовало. - В первую очередь, его рана…       -А что там у нас? Отхваченные пальцы? - скривился маг. - Не смотрите на меня так, я уже проглядел все, что настрочили про новеньких во время осмотра. Должен же я быть в курсе, нашли что-то из ряда вон или нет…       -Тогда вы должны были сделать определенные выводы…       -И сделал, - фыркнул Аус. - Мой вывод - от долгой службы на одном месте у вас слишком разыгралось воображение. Рядовая производственная травма, которая внимания не заслуживает вовсе…       -А что насчет этого? - Горбовский в очередной раз схватился за документы. - Взгляните сами, скрепки…       -Скрепки? - маг закатил глаза. - Скрепки! Вы себя-то слышите вообще? Скрепки! Вы еще скажите, что он нас убить этими скрепками собирается!       -Совершенно зря смеетесь, - прошипел темноглазый. - Против нас сейчас работают люди, которые способны и на такое. Бдительность…       -…ваша не знает границ, а расплачиваются за нее, как правило, другие, - оборвал его Раймонд. - Я ничего не забыл, не думайте. В прошлом году ваши люди довели невинного человека до сердечного приступа своими допросами…       -Всякое случается, - пожал плечами Горбовский. - Это один из важнейших объектов Первой Площадки, и товарищ Снеговой лично…       -Товарища Снегового в настоящий момент здесь нет, - вновь встрял маг. - А сказать вам, что есть? Есть бардак, и бардак страшный. В лаборатории у Блохина настоящий свинарник, на жилом уровне со вчерашнего дня горячей воды нет, в шестом секторе ремонт не могут уже год закончить, а ваши люди только у всех под ногами путаются, когда надо и не надо. Вам, солдафонам, дай волю - в сортир, прошу прощения, по пропускам ходить будут…       Асколь наблюдал за перепалкой, даже и не думая расслабляться - напротив, находясь в ожидании всего, что могло бы стать сигналом от мага, свидетельствующим о том, что он перестает справляться. Следил он и за Горбовским - темноглазый, кажется, готов был уже пойти на попятную - прерывать мага он, во всяком случае, не собирался. Но, стоило тому перевести дыхание и снова вставить сигарету в зубы, как глава безопасности вновь взял слово.       -Остается еще одна проблема, - спокойно произнес он. - И она, признаться, волнует меня больше всего. Именно потому я и решил приглядеться повнимательнее к этому…работничку, - Горбовский глянул на Асколя, словно ожидая, что тот, наконец, выскажется в свою защиту, но провокация не удалась - палач продолжал изображать растерянный до предела возможного вид. - Я слышал, как он говорил на осмотре, как отвечал на вопросы…       -И что же вы такое услышали? - язвительно поинтересовался Аус.       -Важнее, не что он говорил, а как, - бросил в ответ темноглазый. - Его язык слишком…слишком правильный, что ли. Давненько я не слышал, чтобы кто-то вот так разговаривал, а последний раз, когда доводилось, знаете, кто это был? Человек, которого русскому те, в эмиграции, учили…       -Я, знаете ли, тоже, получил хорошее образование и умею правильно строить предложения, - поморщился Раймонд. - Что же, хотите меня на том основании арестовать?       -Вы и пост соответствующий занимаете, - парировал Горбовский. - А для того, кто коридоры мести будет…       -Да будет вам, - вздохнул маг. - Это уже паранойя. Хотите - отправим к машинам, проверим память…это, правда, больше суток займет, и если в итоге ничего не обнаружится, объясняться вы потом будете. Ну что, мне подавать запрос? Звонить, тормошить техников, говорить, что у вас снова желание выслужиться заиграло?       -К машинам, пожалуй, перебор… - задумчиво произнес Горбовский. - Хотя…       -Вот кое-что и я вижу, - вдруг бросил маг. - На глаза его поглядите, - подойдя к палачу, он едва заметно тому подмигнул. - Пьешь, а, воин-созидатель?       -Да я уже месяца два капли в рот не брал… - быстро сориентировавшись, затянул было Асколь. - Вот…       -Какие два месяца? - желчно произнес маг. - Две недели максимум, что твоей пропитой морде дать могу. Ничего, здесь крепче чая ничего не держат, скоро узнаешь. Если не вылетишь через пару дней…а если вылетишь, уж поверь - тебе и метлы-то больше не доверят…       -Здесь я могу только согласиться с моим…коллегой, - мрачно кивнул Горбовский. - Вы, вероятно, и представить не можете, какое доверие вам оказала страна, позволив работать на данном объекте…запомните, запомните превыше всех инструкций - вы всегда в поле нашего зрения. Всегда. Все, работающие на станции, должны ответственно относиться к своим обязанностям, и если у вас таковой ответственности будет недоставать, мы вышлем вас туда, куда с проверками приезжают раз в пять лет, да на оленях. И сделаем это раньше, чем вы успеете начать объясняться. Это, надеюсь, ясно?       -Конечно, - горячо закивал палач. - Яснее некуда. А пить я правда уже…       -Все, довольно, - махнул рукой темноглазый и склонился над вмонтированным в стол переговорным устройством. - Мы тут, кажется, закончили. Пожогин, проводи товарища…Королева дальше по очереди. Проследи, чтобы все бумаги заполнил, как полагается. Если что-то выкинет…хоть что-то… - Горбовский прищурился. - В общем, сами знаете, что делать, - тяжело выдохнув, он откинулся на спинку своего массивного стула. - Вы свободны. Надейтесь, чтобы мне не пришлось потом об этом жалеть.       Надеюсь, что тебе хватит ума держаться подальше. А все, что дальше того - уже не моя вина будет…       Станция “Огниво” подавляет пробравшегося в ее нутро, как только может. Ослепительно яркий свет, от которого негде укрыться, снежно-белые стены и пол, по которому, казалось, столько уже ног топталось годами, а все равно натирают до белизны молочной. Обилие охраны, безумный калейдоскоп погон и лабораторных халатов. Часовые у каждого лифта, у каждой лестницы. Окна в решетках, окна, замазанные белой краской. У одного такого окна - через него, пусть и с трудом, но можно было что-то разглядеть - Асколь как бы невзначай остановился, пытаясь хотя бы на глазок прикинуть масштаб структуры, в пасть которой так старался влезть. От этого самого масштаба вполне можно было задохнуться.       Там, вдалеке, насколько позволяют высокие ограды, можно различить какие-то темные пятна - то железнодорожный узел, созданный, скорее всего, единственно ради этого комплекса. Эшелоны. Слепящие лучи прожекторов, которые скользят по земле еще засветло. Бродит группами охрана. Складские здания. Огромные страшные ворота и крохотные калитки. Аккуратные, в чем-то даже красивые дворики, спрятанные между основными корпусами станции. Плотные шторы, собаки, снова часовые, снова ограды…какая-то черная машина пересекает двор, пропадая из поля зрения. Рабочие и жилые помещения, часть из которых - в том числе и та каморка, которую ему отвели - надежно укрыта в прорытых под землей норах, редкие деревца, чахлый кустарник. За некоторыми кустами - это уже сквозь другое окно видно - прячутся пулеметные казематы, вдоль протоптанных дорожек стоят какие-то жуткого вида вышки - никто к ним старается близко не подходить. Ограды, ограды, снова ограды. Грозные таблички, яркий свет.       Внутри все куда хуже.       Его обязанность - уборка внутри одной из стеклянно-бетонных глыб, плюс небольшая территория вокруг. Глыба изрезана напрочь множеством стен и перегородок - настоящий лабиринт, который хозяева при необходимости могут перестроить, как им заблагорассудится. Народу вокруг столько, что выявить слежку сложно даже для него, но и обратное верно - попробуй уследи за кем в таких толпах. Снова таблички. Не курить. Не входить. Биологически агрессивная среда. Предъявите пропуск.       Пропуск - монотонно-серая карточка, испещренная множеством шифрованных значков. Ему известен лишь самый минимум: с такой вот карточкой дальше этого здания не пройдешь, а если попытаешься - закончится все очень плачевно. Пытаться пока что и не тянет - сколько на опутавшую станцию сеть не смотри, а ни одной бреши в ней не видно. Топот множества ног. Взвой сигналов - черт знает кому и для чего. Проходные в четыре, в пять потоков - разбивают людские реки на ручейки, и только попробуй в чужой ручеек нырнуть. От цифр, обозначающих зоны и сектора, рябит в глазах. В руках - помятая уже немного карта, задача на сегодня - обойти здание, отметившись везде, где положено. Завтра с утра - приступать к работе. Хочется верить, что закончится все куда раньше - как в этом хаосе вообще можно убираться, он пока плохо представляет.       Подъем на второй, а затем и на третий этаж нужного здания занимает порядочно времени - еще одна остановка на еще одном пропускном пункте и он определенно озвереет. Третий этаж встречает блаженной тишиной - кроме двух караульных с помятыми лицами, в его коридорах нет ни души. Как и положено - все на своих местах, все работают. И ни одного звука из-за стен, что характерно. Надо бы и ему изобразить что-то, приличествующее случаю, пусть даже работа его совсем другого толка…       Клочок бумаги, который он обнаружил в своей больше похожей на тюремную камеру комнатушке - одна из самых дальних от входа в просторном и светлом жилом блоке - палач запалил и сжег от сигареты, едва прочитав краткое послание. Все было загодя для него приготовлено, и потому задача могла бы показаться весьма простой - вот только вся эта прохаживающаяся по коридорам солдатня в стройное уравнение, увы, не особо вписывалась. Проходя мимо, он невольно поймал на себе взгляд бойца - не столько настороженный, сколько сонный - и поспешил вновь уткнуться в карту. Уж лучше пусть остановят как непутевого новичка, по дурости своей забредшего не туда, куда надо, чем как того, кто высматривал да вынюхивал, того, за кем и без того решено было пристально следить. Лицо темноглазого время от времени еще всплывало в памяти - такие никогда не успокаиваются, и хорошо, если у него есть сейчас дела поважнее, чем глубоко копать под одного из вновь прибывших сотрудников. Хорошо бы его чем-то заняли, хоть тот же Раймонд…       Маг оказался легок на помине. Стоило Асколю свернуть за угол, как он заметил высокую фигуру Ауса - тот, словно издеваясь над всеми предупреждающими надписями, нервно курил, пуская дым сквозь оконную решетку. Не отрывая взгляда от карты, палач приблизился - ненамного, ровно настолько, чтобы можно было его четко слышать.       -Вы не торопились, - прошипел маг. - И с языком у вас и правда проблемы.       -Вот уж не думал…       -Оно и видно, - фыркнул Аус. - Слишком правильный говор, такие вещи эта солдатня на раз чует. Даром что сама-то рвань еще та… - остаток фразы утонул в сиплом кашле. - Ладно, к делу. У нас два кабинета в очереди.       -Кто?       -Летичев, Снеговой, - не поворачиваясь, произнес маг. - Один сдох, второй в отъезде, так что проблем не ожидается…       -Это смотря кем, - рассудительно заметил палач. - Где мне их искать?       -Первый здесь, - продолжил Аус. - Я вас проведу, только дистанцию держите.       -Не учите меня работать, - Асколь покосился на торчащий из кармана короб с этикеткой Marlboro. - Не поделитесь парочкой?       -Сдурели? - выгнул бровь маг. - Место свое не забывайте, вам такие и купить-то негде было бы. И не на что.       -Как у вас все запущено…       -Сами знаем, - хмыкнул Аус, отлипая, наконец, от подоконника. - Пожили бы пару годков тем, кем сейчас прикрываетесь, еще и не так бы запели. Все, идемте. Расстояние пять-шесть шагов…       Коридор все петлял и петлял, и каждый новый угол заставлял напряженно вслушиваться - учитывая, что времени заучить маршруты охраны и высчитать ее график не было, оставалось надеяться только на то, что на него не обратят внимания больше положенного. Аус шел медленно, время от времени делая одному ему понятные остановки, и, наконец, затормозил у массивной белой двери, что оказалась в самом конце очередного прохода. Никаких табличек на двери не наблюдалось - и маг, проследив знак палача, поспешил заговорить:       -Умер в том году, - Раймонд легонько постучал пальцами по дверной ручке. - Здесь работал он, а до него - его отец…       -Почему помещение еще никто не занял?       -Я запретил, - пожал плечами маг. - Он сам попросил, не знаю уж, почему…сказал, как умру, год или два подержите, а потом уже пусть кто хочет, тот и вселяется…       -Он что, был чем-то болен?       -Вот этим вот, - маг выразительно постучал себя по виску и, оглянувшись, быстро отпер дверь. - Проходите, живее. Еще не хватало, чтобы нас тут кто-то увидел…       Просить дважды палача не пришлось. Несколько секунд - и он уже внутри, позади уже хлопает дверь и звенят ключи.       В кабинете царил холод даже больший, чем в коридоре. Щелкнув выключателем, маг позволил свету брызнуть на утоптанный деревянный пол, серые - какое разнообразие - стены, на одной из которых была закреплена массивная меловая доска, на старенький деревянный стол…сделав несколько осторожных шагов вперед, Асколь остановился у последнего, внимательно осматривая то немногое, что там осталось. Чуть соскобленная краска и продавленное дерево свидетельствовало о том, что раньше здесь стояло что-то довольно-таки тяжелое - обернувшись, он тут же наткнулся на объяснения мага:       -Машину я оставлять не стал. Они, знаете ли, дорого стоят - зачем компьютеру просто так пылиться? - пройдясь по кабинету, Раймонд вздохнул.       Асколь слушал вполуха - сейчас его больше интересовало содержимое стола. Массивный светильник, не включенный уже в сеть, пара старых фотографий: какая-то девушка, двое мальчишек у клетки с тигром, вид из окна какого-то поезда…обойдя стол, палач обнаружил под ним палочку от мороженого и пару стоптанной обуви, после чего разогнулся, уставившись на мага.       -Почему именно эти двое?       -Оба очень плотно работали с Объектом Ноль. Оба могли себе позволить не сдавать некоторые материалы или иметь у себя копии, - пояснил Раймонд. - Если и есть способ извлечь нужную вам информацию, не забираясь туда, где можно свернуть шею, то это искать у них.       -Объект Ноль. Вы ведь знаете, что это, не так ли?       -Конечно, - чуть улыбнулся Аус. - Но вам рассказывать я о том вовсе не обязан. И даже не думайте давить…вы сами знаете, чья здесь территория.       -Я пока еще не выжил из ума, - раздраженно произнес Асколь, коснувшись ручки первого из ящиков стола. - Вроде бы ничего…       -Кое-какие чары тут, конечно, стояли, но все, что не стухло после смерти хозяина, я деактивировал, - бросил Аус. - Так что нам никто не помешает…       В первом ящике была лишь зияющая пустота. Выдернув наружу второй, Асколь осторожно извлек оттуда продолговатую железную коробочку. Та была даже не заперта.       -Вы знаете, что здесь?       -Понятия не имею, - протянул маг. - Он редко держал на работе что-то особо ценное. Может, это будет то, что вам нужно, а может и нет…       -Пользы от вас… - пробормотал палач, поставив коробочку на стол. - Так, и что у нас тут…       Внутри оказалась лишь стопка бумаг - но ни одна из них не походила на те документы, которые позволили бы закончить эту увлекательную прогулку по чужим кабинетам. Бумаги эти были сплошь пожелтевшие и вылинявшие, а язык, на котором был отпечатан текст, русским отнюдь не являлся…       Зацепив верхний листок, Асколь пригляделся. Буквы были отпечатаны столь криво, словно даже машина не желала связываться с тем трудом, который от нее требовали переложить на бумагу. Некоторые выбивались из своих строк, другие частично уходили за края, а какие-то и вовсе не пропечатались.       “…день сменяется ночью, и день человека тоже пройдет…”       Асколь почувствовал легкую тошноту. Всего лишь миг спустя пожухлый бумажный листочек, казалось, заполнил все поле его зрения, решительно не позволяя от себя отвернуться.       “…как и нечестивая власть его, свирепствующего на Земле, и за грязь и мерзость свою вернется он в бездонный хаос…”       Пальцы, как и глаза, пронзила острая боль. Асколь почти против воли попытался прочесть еще хоть бы строчку, но различил лишь несколько расплывающихся букв. Волна одуряющей тошноты, нахлынувшая следом, заставила его выронить лист.       -Что…что вы? - Раймонд подскочил к столу. - Что это?       -Я в порядке, спасибо, что поинтересовались, - выдохнул палач, опершись о стол - в висках все еще били барабаны. - Если настольной книгой вашего Летичева было это, я не удивлен, что он съехал с катушек…       -Да что… - подхватив с пола листок, маг почти сразу же скривился от омерзения, швырнув его на стол. - Кто бы мог подумать…переводы этого на современные языки достать довольно-таки проблематично. Само по себе требует определенной доли безумия.       -Вы…читали?       -Нет. Просто наслышан. А вот вы, похоже, знакомы с данным трудом, - в голосе Ауса чувствовался интерес. - Не расскажете, как вам довелось…       -Копии этой дряни и ей подобных у нас используют для тренировки определенных навыков, - пожал плечами Асколь. - Противостояние внешнему воздействию и все такое прочее. Но даже тогда каждую страницу предварительно экранируют, чтобы снизить риски. Вы сами видите - даже печатный станок тошнит от этого…       -Да уж, вижу. А он, похоже, читал это, не предохраняясь…       -Его выбор, - бросил палач. - Меня больше интересует, зачем. У вас все научные работники увлекаются столь…экзотической литературой? У этого в столе пылится перевод Откровений Зепии Эльтнема, в кабинете по соседству, небось, “Замок без ключа” Двадцать Седьмого почитывают?       -Пусть читают, что душе угодно, если за ту душу не страшно, - пробормотал Раймонд. - Ладно, уберите эту мерзость…       -Погодите-ка…       -Что еще?       -Он, кажется, сделал тут какие-то пометы…       -Я надеюсь, вы не собираетесь это читать? – раздраженно проговорил маг. - Если оно пролезет вам в голову…       -Не первый день работаю, - не менее раздраженно ответил Асколь, разложив на углу стола несколько страничек. - И в отличие от некоторых не забываю о защите.       -Прикроете их, что ли?       -Себя, - буркнул палач, прикрыв глаза. - Кто усмотрит погрешности свои? От тайных моих очисти меня, и от умышленных удержи раба Твоего, чтобы не возобладали мною. Тогда я буду непорочен и чист от великого развращения…       Боль пронеслась по телу обжигающей волной, быстро сменившись оглушительным звоном в ушах. Все-таки надо чаще разрабатывать Цепи. Все-таки…       Схватив со стола первый листок - дурнота все еще чувствовалась, пусть и не столь сильно, как раньше - он вгляделся в текст. Стоит, наверное, воспринимать это как еще одну тренировку. Так точно будет проще…       “…человек из железа, человек-машина, отыщет погибель, принесенную со звезд и принесет ее к людям…”       “… и то, что не возвернется в небо, будет лежать в земле, и пройдут года, и пройдут века, и будет война…”       “…и найдут…и откроют…и станет Земля как из стали…”       На этой странице выделенного текста оказалось мало - отбросив ее на стол, Асколь схватился за следующую.       “…стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя…”       Автор этого ветхого труда был насквозь безумен - и безумие его, как говорили, поразило сам текст: читать, переводить или даже просто переписывать его без вреда для разума было практически невозможно. С этими страницами Асколь не был знаком, но был наслышан - тут кровь в голове автора, похоже, окончательно вскипела: он с жаром брался цитировать и трактовать на свой лад уже чужое, куда как более раннее Откровение - то, что было также хорошо известно под именем Апокалипсиса Иоанна. Каждая вырванная из контекста строка комментировалась нередко целым абзацем: они напоминали - да и были, в общем-то - чистейшим бредом сумасшедшего.       “…и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть…”       Комментарий к этой строке пропечатался просто отвратительно - и тем не менее, его все еще можно было различить, пусть и частично:       “…слепцы сами поставят над собой, чтобы вел их к погибели…”       И снова - Апокалипсис. Почти на каждую строку находилась пара, почти все автор текста снабдил своей безумной трактовкой.       “…и видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела…”       “…так всего одна. Зеркальное стекло и холод. Видел его…как свою…ЗА ГЛАЗАМИ ЭТО ЗА ГЛАЗАМИ”       “…и дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю…”       “…будут ими смирены все хранящие Искусство, будут истреблены все, кто не покорится. Будут кровь и страх, и раздор великий, и никто уже не будет прежним…”       “…и даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца…”       “…еще одна ошибка. Четыре или пять десятков лет. Четыре или пять…”       “…и дано было ему вести войну со святыми и победить…”       “…варианты. Возможно, если кто-то и может остановить…”       Записи представляли собой полный хаос. С главы тринадцатой автор вдруг скакнул назад, уже к шестой. И снова занялся своими переводами.       “…я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец, и вышел он как победоносный, и чтобы победить…”       Следующие строки были очерчены красным карандашом - судя по нажиму на лист, читавший текст приложил огромные усилия, чтобы не вымарать их начисто.       “…лжепророк жалкий, кровью запятнан. Сделает то, что от него возжелают или восстанет и оборвет жизнь свою, третьего не дано ему ни узреть, ни свершить…”       “…и вышел другой конь, рыжий, и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга, и дан ему большой меч…”       “…Адо Эдэм Адо Эдэм АДОЭДЭМАДОЭДЭМАДОЭДЭМ…”       “…я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий, елея же и вина не повреждай…”       “Шестая Темная, что пожрет многих, пробудится для жизни. И породит Шесть Сестер на смену четырем павшим братьям, чтобы исполнили те Шестой Закон…”       “…кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое, число его шестьсот шестьдесят шесть…”       Автор вновь перескочил на тринадцатую главу Апокалипсиса, но, так и не прокомментировав очередную взятую оттуда строку, вновь вернулся к шестой.       “…и я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя “смерть”, и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными…”       “…вернется последний из братьев, и оковы его истлели и спали, и будет он смертью для тех, с кем ходил, и для той, что его сотворила…”       “…и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь…”       “… восстанет вновь лунный король, и придет взять то, что ему обещано…”       “…и звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои…”       “…ИЗНАЧАЛЬНЫЕ АБСОЛЮТЫ АРИСТОТЕЛИ…”       Тошнота усиливалась, вчитываться в мелькающие пред глазами строки становилось все сложнее. Бросив очередной листок на стол, Асколь успел краем глаза заметить еще несколько строчек - там автор уже перестал цитировать чужие труды и занялся собственными размышлениями.       “…света нет. Видел то, что не видел никто. Вижу другие миры, но это не…я могу видеть, но это не зрение…что далеко, то близко, что близко, то далеко…прочь, я должен выйти прочь, мы должны выйти прочь, мы все должны выйти, пока еще не стало поздно…”       Перед глазами словно натянули какую-то мутную пленку. Прикрыв их на несколько секунд, Асколь тяжело выдохнул. Легче стало ненамного.       -Соберите это, - бросил он, привычно потянувшись за сигаретами и обнаружив в кармане лишь пустоту. - И спалите где-нибудь подальше.       -Ничего ценного, как я понимаю…       -Пока не знаю, но касаться этого я точно больше не стану, - раздраженно бросил палач. - Тот, кто все это хранил…кем он был?       -Еще одним пророком, если вам так хочется знать, - Раймонд принялся осторожно собирать листки. - Так что в какой-то мере его увлечение трудами того же Тринадцатого можно объяснить…все мы стремимся что-то почерпнуть у тех, кто достиг большего, не так ли?       -Все, что можно почерпнуть отсюда - безумие. Подобные…тексты имеют тысячу и одну трактовку, и при должном желании могут быть подогнаны подо что угодно, - проворчал Асколь. - Я знаю, поверьте. Уже имел дело с подобным. Как он умер?       -Сгорел на работе, - чуть улыбнулся Аус. - Эксперимент на атомной станции…       -Тот самый?       -Именно, - Раймонд водрузил крышку на законное место, запечатывая текст внутри. - Накрыл все вместе с собой, не дал тому…хаосу вырваться наружу.       -Сделает то, что от него возжелают или восстанет и оборвет жизнь свою… - пробормотал палач, открывая третий ящик. - Кажется, я догадываюсь, чем он вдохновился на этот подвиг. И кем он себя возомнил, что…погодите-ка…       -Что там? - насторожился маг.       -Еще улов, пусть и небольшой, - вытащив из ящика внушительных размеров конверт, Асколь повертел его в руках. - Тому, кого касается…как интересно…       -Осторожнее, - бросил Аус. - Он мог оставить сверху что-нибудь…неприятное.       -Я ничего не ощущаю, - осторожно разорвав конверт, палач вытряхнул оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. - Надеюсь, это не просто завещание…       Почерк был аккуратный, но в нем чувствовалась некая спешка, свободного же места на листе практически не осталось. Бросив взгляд на мага, который возился с коробочкой, Асколь погрузился в чтение.       “Если вы читаете эти строки, следовательно, я уже мертв - в противном случае я бы продолжил выполнять задачу самостоятельно и взваливать все это на кого-то еще не было бы никакой нужды. Я не знаю, сколь много вам известно, но время поджимает, поэтому расписывать все в подробностях не имею возможности.       Первый секретарь Директората, Кай, должен быть остановлен любой ценой. Моя или ваша жизни, как и любая другая, не имеют никакого значения - если он достигнет своей цели, человеческой жизни в ее привычном понимании не останется вовсе. Насколько я могу судить по обрывкам информации, которые смог собрать за последние годы и исходя из собственных наблюдений, то, что он готовит человечеству - нечто худшее, чем просто смерть. Речь идет о тотальном, абсолютном уничтожении, разложении и рассеивании каждой человеческой души в этом мире. Ленинградский Клуб возвысил Кая до невиданных высот и вверил ему такую власть, что остановить его, не ввязавшись в войну со всей структурой и не нанеся ей определенного ущерба, будет практически невозможно. Вы должны быть к этому готовы.       Мне известно следующее. Кай - эмиссар сущности, которую Ассоциация уже долгие века прячет за именем злого духа Газами. Правда, если мои источники верны, намного, намного хуже и страшней, и, всплыви она на поверхность, множество жизней будет разрушено одним этим действом. Я вижу очень далеко, но то, что делает и собирается сделать Кай, от меня почти полностью скрыто. Я пытался раз за разом, но встречаю лишь бездну, а ее ответный взгляд выдерживать все сложнее. Насколько я могу судить, его цель будет состоять в том, чтобы войти в контакт со своим патроном и освободить последнего из заточения. К сожалению, все не так просто. Первый секретарь проводит одновременно огромное количество планов, каждый из которых может иметь катастрофические последствия для человечества, если будет успешно исполнен, и единственная наша возможность предотвратить это - последовательно покрыть все его карты, одну за другой, неважно, сколькими жизнями придется за это заплатить.       Через неделю с момента написания этого письма я приму участие в эксперименте, который, будучи завершен успешно, подарит надежду - не только мне и нашей организации, но всему человечеству. Само собой, я ожидаю саботажа со стороны Кая - и множество попыток оного я уже вычислил и пресек. Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы эксперимент увенчался успехом, но моя смерть неразрывно связана с ним - и, боюсь, может так случиться, что покрыть первую карту Кая удастся лишь ей. Я не боюсь. Я знал, в каком году мне предстоит умереть, уже с детства, не знаю только лишь как. Если я умру, Кай приступит к следующей стадии - и здесь в дело должны вступить вы. Как я уже сказал, возможности отследить действия Кая в будущем были крайне ограничены, но кое-что, рискуя затеряться в той бездне, мне удалось разглядеть.       Лондонская операция получит название “Красная смерть”. Вероятнее всего, официальной ее целью будет ликвидация верхушки Ассоциации, но если первый секретарь сможет войти в контакт с силой, которой служит, погибнут все. Вот что мне удалось вырвать - запасной план действий включает в себя использование экспериментальных установок, созданных на этой станции на основе силы, украденной нами у планетарного терминала. Я видел лишь это, это и название города - Ширнесс. Сожалею, что не могу дать вам больше, но если эксперимент все-таки завершится моей гибелью, вам придется распутывать клубок самостоятельно. Вам придется найти и разгадать все остальные планы Кая и сделать все, от вас зависящее, чтобы ни один из них не завершился успешно.       Я подчеркиваю это еще раз. Для всего человечества жизненно важно, чтобы все, все до одной карты первого секретаря были биты - если вы пропустите хоть что-то - это, боюсь, будет его победа. Я надеюсь на вас, хотя куда больше надеюсь, что через неделю вернусь сюда, сам распечатаю и сам уничтожу это письмо: все-таки, просить о помощи неведомо кого, виденного мною в будущем лишь мельком, урывками - не самая хорошая идея.       На случай, если у вас еще остались сомнения, а они в таких делах, как правило, неизбежны, ваше имя - Кат Асколь.

А. Летичев, 19 апреля 1986”.

      Раймонд Аус нетерпеливо топтался на месте.       -Что там? Да что с вами такое?       Асколь не ответил. Буквально пыхтя от злости, маг подскочил к нему в несколько размашистых шагов.       -Вы меня слы…       Удар в живот был, наверное, последним, чего ждал комендант “Огнива” - булькнув, он сложился пополам, так и не успев толком разогнуться: проволочив мага через весь кабинет, палач придавил его к стене.       -А теперь слушай, - медленно, едва ли не по слогам, произнес Асколь, пока маг, судорожно хватая воздух, распрямлялся вдоль стены. - Если ты думал, что я буду плясать под то, что ты закажешь, то думал ну очень скверно. Если ты думал, что раз ты здесь большой начальник, так я тебя и пальцем тронуть не могу, то с головой у тебя еще хуже…       Маг не ответил - говорить с чужими пальцами на горле было довольно тяжело.       -Знаешь, есть много вещей, что я не люблю. К тому, что меня используют, уже давно приноровился, поверь, но когда кто-то пытается это втемную делать… - палач чуть ослабил хватку. - Тогда, скажу тебе прямо, у меня настроение резко портится.       -Да вы…я…       -Здесь, за оградой, ты большая шишка, не спорит никто. Можешь хоть сейчас орать начинать - может, и еще чего сделать успеешь, прежде чем я тебе шею сверну. А можешь заткнуться и дальше послушать, - прорычал Асколь. - Я человек подневольный, не справлюсь я - система меня сожрет и другого на место поставит, а вот ты - ты другое дело. Ты нам добровольно помочь захотел. Помочь, да еще и тридцать сребреников за дело урвать. И если ты хоть на минуту решил, что я с тобой, что я ради тебя здесь…ох, лучше бы тебе еще подумать.       Раймонд зашелся сухим, жутким кашлем.       -А теперь, когда ты все, надеюсь, уяснил, к делу, - палач ткнул письмо магу прямо в лицо. - Читай. Читай и думай. А как надумаешь, говорить начнешь.       -Что…       -Все, что знаешь, - холодно произнес Асколь. - Кай. Планетарный терминал. И сдается мне, что на последнем тебе бы лучше остановиться подробней…       Целью оказался небольшой, уютный на вид двухэтажный домик, выстроенный на юге города, у самого озера - однако, достаточно далеко от пляжа и тех мест, где могли бы засиживаться рыбаки. Под ногами едва слышно хрустели ветви, на подошвах их тяжелой обуви стремилась остаться, пусть бы и клочком, мокрая, пожухлая листва.       Рыцарей было шестеро - все работали вместе уже не первый год и понимали друг друга быстрей, чем с полуслова. Бенджамин Макнил, что вел отряд в отсутствие палача, планировал выйти через пару лет на покой, и тому была причина - на этом угрюмом, всегда выбритом до сверкающей лысины человеке с трудом можно было отыскать живое место. Этельгост Гридги, напротив, обычно ходил настолько заросшим, что напоминал какого-то чудного зверя с оружием - в том числе, неразборчивой речью и отсутствием каких-либо манер. Найджел Адамс и Генри Коуан, в равной степени отличались неразговорчивостью: после визита в одно апостольское гнездо в каждом из них словно что-то умерло, уступив место холодной сосредоточенности на деле. Рональд Данлоп, громила-шотландец, туговатый на ухо и отличавшийся задумчивостью, как всегда, таскал на поясе жуткого вида топор, трусоватый же Брюс Гилкрист - мелкого росточка парень с языком без костей и копной рыжих волос - только и делал, что озирался на каждом шагу.       Кевин Маклахлан двигался первым - он же первым и открыл счет, занявшись крохотным сооружением - нечто вроде сторожевой будки - что, вместе с мокрым от дождя шлагбаумом торчали посреди грязной, начисто размытой дороги. За стеклами, по которым скользили вниз дождевые капельки, за крепкой дверью сидел на расхлябанной кровати какой-то заросший человек в драной шинели - сидел, уставившись заспанными глазками в черно-белый экран телевизора. Бесшумно возникший на пороге палач удивил обитателя этой жалкой конуры настолько, что его рука так и замерла на пути к уложенному на стол автомату, а глаза - растянувшись, расширившись - застыли, словно их хозяин воспринимал незваного гостя как нечто, сошедшее с экрана, нечто, что вот-вот исчезнет.       Хозяин сторожки недоуменно моргнул.       С еще большим недоумением он моргнул уже мгновение спустя - когда два Ключа смели его с кровати, проходя сквозь глотку и приколачивая тело к стене с грязным, засаленным флагом. Дернувшись несколько раз напоследок, он задел ногой стол - вместе с оружием оттуда свалилась, разлетаясь осколками, пузатая банка с огурцами. Подойдя к столу - стекло под ногами жалобно хрустело - палач резко выдернул оба клинка, позволяя телу сползти в угол. Смахнул на все тот же пол стоявшую на массивной деревянной полке рацию, но, не удовлетворившись результатом, добавил прибору еще и ногой. Выбрался наружу, под дождь - теперь он лишь слегка накрапывал.       -Проблемы, - охотник Башни появился, казалось, из воздуха. - Едут. Минута-две.       -Наши, - коротко кивнул палач. - Приглушишь?       -Постараюсь, - подернул плечами маг. - Минуту точно дам.       -Хватит, - бросил экзекутор уже на ходу - путь его лежал в сырые, темные заросли.       Ждать и правда пришлось не очень долго - заляпанная грязью машина, чудовищно тарахтя и угрожая завязнуть в размокшей дороге, двигалась со стороны их цели. Палач насчитал четверых - водитель и трое позади - и эти, в отличие от первой жертвы, расслабленными совсем не выглядели.       Это, впрочем, их не спасло.       Когда машина поравнялась с караулкой, застыла она куда раньше, чем водитель, удивившись распахнутому шлагбауму, дал по тормозам. Исчез не только чудовищный рев ее движка - наброшенные охотником чары начисто высосали и все остальные звуки.       Короткий жест рукой в перчатке.       Водителю можно было отдать должное - он даже успел пинком распахнуть дверь, вывалившись наружу. Выстрел, пришедшийся прямо в лицо, не оставил и шанса, и он кулем повалился в грязь - а по машине уже молотили вовсю несколько автоматов.       Сваливший водителя Макнил уже переключился на другую цель - распахнувший рот в беззвучном крике молодой, лет двадцати, боец успел высадить окно и направить ствол в сторону леса - но Адамс и Коуан сработали быстрее, изрешетив и его, и двух оставшихся. Еще не истекло и тридцати секунд из обещанной им минуты, а Гридги успел отправить в сторону машины гранату - она, впрочем, была уже откровенно лишней. Данлоп и Гилкрист промчались по грязи к тому, что осталось от автомобиля и сделали еще несколько выстрелов - кто-то внутри оказался, видимо, настолько живуч, что еще смел шевелиться.       Минута истекла и в мир вернулись звуки.       Отряд того отнюдь не ждал - прибавив ходу, они продолжили движение к цели.       В окнах двухэтажного домика горел яркий свет. Охотнику Башни хватило меньше минуты, чтобы провести какие-то свои подсчеты, после чего на домик рухнул колпак, сотканный из чистого безмолвия.       Выстрелы, отправившие в траву и грязь пятерых слонявшихся во дворе типов в форме, этого безмолвия нисколько не нарушили.       Дом был окружен массивной черной оградой - капли дождя падали на острые шипы, соскальзывая вниз. Не успела еще иссякнуть, истлеть отпущенная Барром минута, а рыцари, живо взломав калитку и ворвавшись внутрь, уже взяли под прицел окна и двери.       Палач рубит ладонью воздух - пора. Первыми в дом через порог летят гранаты, следом - с двух входов - две рыцарские тройки, довольно быстро встречаясь в широком, хорошо освещенном холле.       Их встречают, и это - не люди. Высокие, в неизменных черных прорезиненных костюмах, “глушители” Второй Площадки вытекают из коридоров стремительными черными ручейками. Заклятье прекращает свою работу и мир взрывается какофонией звуков. Шум из-под тяжелых дыхательных масок, топот ног. Сорванная взрывом дверь с мерзким скрипом остается висеть на одной петле. Едкий дым жжет глаза и лезет в горло. Черные тени сцепляются с рыцарями - а со двора спешат палач и маг, спешат принять участие в бойне.       Адамс выбывает первым - скуля и кашляя кровью, сползает на пыльный ковер, секундой позже гомункул “Атропы” парой выстрелов превращает его лицо в кашу. Бухает граната, забирая двух “глушителей” и обильно посыпая осколками спину Коуана - тот падает лицом вниз, неуклюже и почти смешно. Два Ключа вбиваются в тени, два других отсекают головы в шлемах от застывших тел. Хруст стекла под подошвами, бешеный вой в ушах. Продолжением рук Робина Барра становятся какие-то змееподобные силуэты, налитые бутылочно-зеленым: “змеи” рвутся с привязи, настигая пытавшегося уйти по стене гомункула, и, вцепившись тому в плечи, в мгновение ока разделяют надвое. Пули выбивают крошку из стен. Лиц не видно - только белые пятна с темными провалами. Последние два “глушителя” расстреливают Данлопа - перемазанный в крови гигант, шатаясь, заваливается вперед подрубленным деревом. Грязно-зеленые тени вонзаются в стены, пуская по ним паутинки трещин - практически моментально подстраиваясь к новому противнику, оба гомункула расходятся, и в несколько обезьяньих прыжков уходят от чар и Ключей. Кусок стены отламывается и с грохотом падает куда-то в соседнюю комнату. Рыча диким зверем, палач сшибается с одним из “глушителей” - и пока они катятся по ковру, “змеи”, выросшие теперь еще больше, наконец, достают вертлявую жертву - впрочем, не раньше, чем та успевает найти в дыму уже свою и дать последние несколько выстрелов. Гридги, зажимая простреленный живот, пытается отползти к дверям. Маклахлан, тяжело сопя, начисто отрезает последнему “глушителю” голову - иссыхая и истекая серой пеной, та катится по полу.       Кончено со всеми. Дым еще не успевает толком рассеяться, а они уже на ногах - те, кто могут на них стоять. Одна тройка полностью выбыла, Гилкрист и Макнил, походя пытаясь отдышаться, пытаются помочь хоть чем-то извивающемуся в луже крови Гридги.       Выстрел почти неслышен - что-то уловить успевают лишь палач и Барр. Вот только Макнилу это уже ничем не может помочь: рыцарь заваливается на спину с пробитым горлом, а всего миг спустя на пол летит и Гилкрист - правый глаз его провалился без остатка в кровавую дыру.       Из дыма выходит один-единственный человек - выцветшее пальтишко, спокойное светлое лицо. Пистолетик на смешном ремешке, что торчит из рукава. Взгляд, который невозможно вынести.       Робин Барр, запечатывающий охотник Башни, пытается сотворить чары, но не может, пытается воззвать к силе, что бежит по его Цепям, но натыкается лишь на боль - дикую, обжигающую, нестерпимую. Боль проникает в каждую клеточку, пускает огонь по каждому нерву - задыхаясь и с ужасом смотря на собственные скрюченные судорогой пальцы, Барр судорожно хватает ртом воздух. Цепи словно рвутся от натуги, не в силах выпустить скопленную для смертельного удара мощь - и изливают все внутрь самого мага, заставляя того буквально кипеть заживо.       Кевин Маклахлан делает шаг вперед. С ладоней экзекутора срываются три Ключа - меньше секунды уходит на бросок, и еще меньшее время клинкам нужно, чтобы достичь своей цели. Точность, как и всегда, почти абсолютна - два по ногам, чуть выше колен, один - в живот.       Теоретически несмертельно - если рядом найдется кто-то, способный исцелить.       Каждый клинок входит в тело цели почти по рукоять.       Цель стоит неподвижно, даже не меняясь в лице.       -Черные Ключи, - монотонно произносит цель. - “Отмыкают” тех, кого коснутся, возвращая даже Апостолов под законы природы. Очень грозное оружие. Вот только…       Маклахлан готов сорваться с места, готов наброситься на цель и свернуть ей шею как куренку - сделать это не составит никакого труда. Он может сделать это, он должен сделать это, но почему-то не может шевельнуть и пальцем - может лишь смотреть в то, что у цели вместо глаз.       -…вот только это всего лишь пучок праны, которому ваша воля придала форму, форму оружия. Иллюзия, - почти грустно произносит цель, поднимая свой пистолет. - А это - реальность.       Два выстрела почти сливаются воедино. Получивший пулю в переносицу маг валится под ноги одуревшему от ужаса Гридги. Рыцарь умирает мгновением позже - его крик обрывает вторая пуля.       Кевин Маклахлан смотрел в бездну. В глазах - или на месте глаз - их цели было нечто, чего он, при всем своем опыте, никак не мог описать. И он сомневался, что человеческое существо вообще было на то способно. Нечто…нет, скорее ничто.       Человек в стареньком пальто спокойно перезарядил свое оружие, не закрывая своих ужасных глаз. Спокойно прицелился.       Маклахлан не был бы палачом, если бы не справился с этим. Титаническим усилием воли заставив себя отвести взгляд - еще миг и он без сомнения отдал бы этому свою душу - отец Кевин рванулся вперед, к цели.       Первый выстрел лишь оцарапал его щеку, вторая пуля зарылась в плечо. Он нашел бы свою цель и не открывая глаз, нашел бы и избавил мир от этого, но взорвавшаяся в ногах боль сбила палача с курса. Даже сейчас, заваливаясь вперед, он не оставлял попыток достать цель - пока еще один выстрел не разбил кисть руки, судорожно вцепившуюся в край старого пальто.       Оседая на пол, Маклахлан открыл глаза. Одинокий гомункул в неизменном черном костюме, что только что разорвал ему обе ноги своей короткой очередью, подскочил, весь подобравшись, весь изготовившись к стрельбе.       -Отставить, - голос цели был все таким же - чуть грустным, чуть усталым.       Он еще мог сделать многое. Он еще мог закончить дело. Он еще…       В его глаза вновь вонзился тяжелый взгляд - а затем на месте глаз цели вновь открылась голодная бездна.       -Кто подобен зверю сему? - Маклахлан удивился, узнав свой собственный голос, удивился, поняв, что эти слова срываются с его собственных губ. - И кто может сразиться с ним?       Бездна не ответила. Лишь молча пожрала его и все вокруг.