Метелица

Интерлюдия 15. Клеть Тишины

Вторая Площадка.       Чтобы все сработало, одной удачи было преступно мало - равно как и одного умения. Мысль эта, и прежде частенько наведывавшаяся Клаусу в голову, сейчас сидела там как влитая - вместе с иными, куда как более мрачными. Впрочем, чего он еще хотел, на что мог надеяться, когда забирался сюда?       От стерильной белизны коридоров глаза успели уже откровенно устать. Все прочие однообразные зрелища - вроде людей в монотонно-серых защитных костюмах, шаркающих по скользкой кафельной плитке или массивных дверей, что дали бы фору любому банковскому хранилищу - только что тошноты не вызывали, но упустить из виду хоть бы самую мелкую деталь полукровка попросту не мог себе позволить. Это место вряд ли бы простило и одну ошибку со стороны незваного гостя - будь дело иначе, вряд ли бы ему в таких красках запрещали даже думать о том, чтобы сюда соваться…       Дни и недели, проходившие в заточении, имели опасную тенденцию размываться, смазываться, становясь чем-то едва различимым - одним бесконечным “сегодня”, что было соткано из серости стен, гулких шагов за ними, чахлого света дневных ламп в похожих, как две капли воды, коридорах и залах, что страдало от полного отсутствия окон, солнца, малейшего дуновения ветерка, прорвавшегося снаружи…от всего, что могло дать хоть слабейший намек на то, что мир за пределами этих стен действительно существует, что та, прежняя жизнь не была частицей мимолетного сна или просто грошовой фантазией. К этой картине, и без того гадкой, следовало, увы, добавить еще несколько обязательных мазков: все те бесконечные тесты, проверки и допросы, по исходу которых решалось, исчерпаны ли резервы очередного пленника, равно как и интерес сотрудников Площадки к его персоне - за этим неизменно следовали вивисекция и крематорий - или же ему еще есть чем удивить своих исследователей. Не было ничего необычного в том, что столь многие - даже из числа тех, чья ценность была слишком велика, чтобы можно было в ближайшее время поднимать вопрос об уничтожении - сами уверенно ступали на дорожку, ведущую к окончательному безумию. С каждым днем очередной обитатель этих стен все прочнее убеждался: Вторая Площадка могла сохранить своим узникам жизнь - но никак не надежду.       Клаус не обманывал себя попусту - в подобных условиях натура, подобная ему, не протянула бы в здравом уме и недели.       Если бы только в строгих законах, которыми жила “Атропа”, равно как и в ее стенах, не было столько щелей…       При всем старании полукровка не смог бы вспомнить недели, все ночи которой он проводил в четырех постылых стенах своей камеры. При всем старании он не смог бы вспомнить дня, в который не спал, словно убитый, искренне надеясь, что очередным вечером проснется, все еще помня, как это - быть человеком. Днем он являл собою образец смирившегося со своей судьбой пленника, отчаянно пытаясь не слишком переигрывать: временных вспышек гнева вполне хватало, чтобы завершить картину фальшивой покорности - добавляла штрихов к последней и та информация, тщательно отмеренными щепотками которой он делился во время очередного “разговора по душам”, надеясь - надежды в этом треклятом месте было точно на все не напастись - что ее снова хватит для того, чтобы работники Второй Площадки не решили перейти к менее чистым методам изъятия информации. Ночью же…       Дождаться, пока стихнут шаги очередного полусонного патруля. Медленно подняться со стылой, вмурованной в стену кровати, длины которой еле хватало даже кому-то его роста. Ополоснуться из пластиковой бутылки остатками воды и вылить то, что задержалось на донышке, в пересохшую глотку. Закатать до локтей и подвернуть рукава убогой больничной рубахи - в ней, равно как и в бывших на три размера больше нужного штанах, не было и намека на карманы, да и защищало от царящих в комплексе холодов это тряпье столь хорошо, что соседка Клауса из камеры слева - какая-то русская девчушка, повинная в том, что уродилась с капелькой чертовой крови, слегла неделю назад с воспалением легких. С отвращением откинуть в угол резиновые шлепанцы с давно полопавшимся ремешками. Постепенно разминая затекшее тело, добраться до дверей и прижаться лицом к самой широкой из доступных щелей - если прочие были не толще волоска, то эта могла бы сойти за кусочек мизинца, принадлежавшего узнику какого-нибудь концлагеря. Сосредоточившись на мире, что постепенно терял краски, заполняясь тоскливой серью, потянуться наружу, просочиться прежде разумом, а после - и телом…       С каждой ночью он заходил чуть дальше, чем раньше. Начав с визитов к своим невольным соседям - тем из них, кого существовал хоть какой-то шанс убедить - Клаус медленно, ночь за ночью, искал новые и новые слова, что иногда все же ложились на благодатную почву, спаивал обособленных, замкнувшихся в себе узников Второй Площадки в единую цепь - ей предстояло вскоре затянуться на горле “Атропы”. С каждой ночью он узнавал что-то еще: что вновь прибывшие в узилище собратья по несчастью, что разговоры, ведшиеся в расположенных на верхних уровнях кабинетах и этажах сообщали вполне достаточно о внешнем мире - и делах, которые там творились. Главнейшим достижением пока что оставалось недавнее проникновение в расположенное парой этажей выше запасное помещение для связи - и довольно-таки скверно экранированное: натянуть на нее более пристойные поля, очевидно, опасались из-за возможности слишком заглушить сигнал. Одну бессонную ночь за другой он вслушивался в каждый шепоток, испускаемый Второй Площадкой, старательно ловил каждую крупицу, постепенно привыкая к тому языку, на котором она говорила. Проникнувший каким-нибудь чудом в тайны “Атропы” чужак неизбежно растерялся бы, пытаясь вникнуть в сложный жаргон, которым маскировались обычные, казалось бы, вещи: понимать, о чем вообще ведется речь в том или ином случае, Клаус научился далеко не сразу - да и не мог с полной уверенностью заявить, что разобрался хотя бы в половине. И тем не менее, кое-какие весточки из внешнего мира все-таки долетали сюда, оседая в серых - или же снежно-белых - стенах. Бойня на некоей станции “Огниво”, спасибо за которую следовало сказать предателю из ее же руководства и проникнувшим на объект агентам Церкви. Нанесенный чуть позже удар по Ассоциации, удар колоссальной силы, что выбил у Лондона приличное количество зубов, заставил ощутимо пошатнуться, но все-таки не упасть. Внутренние дрязги и чистки рядов. Первый секретарь Директората - слова, повторявшиеся с каждым разом все чаще и чаще…       Связаться с кем-нибудь отсюда нечего было и думать - даже если бы ему удалась подобная безумная авантюра, исходом ее непременно стала бы смерть: недооценивать “Атропу”, которая, как ни крути, а все же смогла его изловить, определенно не стоило. Весточка от работодателей - равно как и новые приказы - пришли довольно неожиданным путем: с одним из новых пленных - полусумасшедшим психиком, ходячим детектором лжи, чей дар приносил обладателю такую боль, что сходил, скорее, за проклятье. Несчастный носил имя Гектор Лариве - и первое впечатление, составленное о нем Клаусом, оказалось более чем обманчивым. Заглянув к нему в камеру на второй день, полукровка меньше чем за минуту уверился в том, что здесь не стоило даже пытаться что-то выловить: обритый наголо тощий человечек, забившийся в дальний угол, с отрешенным взглядом то ли грыз ногти, то ли нехотя пытался откусить себе палец-другой. Уже отвернувшись к дверям и собираясь покинуть камеру через ту же щель, которой воспользовался для проникновения, Клаус был весьма удивлен, когда совершенно безнадежный с виду Лариве тихо окликнул гостя…       Дальнейший разговор оказался весьма содержателен - в те минуты, в которые рассудок Лариве не пытался дезертировать куда подальше, психик демонстрировал заслуживающую уважения память - в том числе на лица, имена и куда более сложные детали. Он говорил, говорил и говорил, словно спеша поскорее выплеснуть то, чем его успел нафаршировать Герхард - полукровке оставалось лишь слушать…и пытаться хотя бы вполовину не так сильно удивляться услышанному.       За одну ночь он получил больше, чем за все те недели. За одну ночь он узнал о том, что на самом деле творилось во владениях Башни - и о том, кто за этим стоял. Узнал о готовящемся вторжении, о силах, что наращивала Ассоциация где-то в Северном море. О как минимум двух людях из числа работников Второй Площадки, что были куплены с потрохами: именно их усилиями не представлявший большой опасности Лариве оказался здесь - и именно они должны были вытащить его прочь, будто бы исправляя допущенную в распределении ошибку…       Инструкции, переданные старым палачом через Лариве, были вполне лаконичны, но при этом оставляли немалый простор для творчества: следовало подготовить почву для грядущего вторжения - любым путем, который только пожелает избрать полукровка. Из-за слов этих так и выплывало желчное “Если уж дал себя поймать, так теперь вертись как хочешь” - и Морольф непременно обрушил бы в адрес хромой сволочи пару вагонов отборной ругани, если бы только в том действе был малейший смысл. В конце концов, после всего, через что он уже успел пройти, о сколько-нибудь пристойном расположении духа оставалось только мечтать…       А вскоре и мечты те будут казаться совсем уж несбыточными. Вырываясь из объятий сна очередным вечером он чувствовал, как фамильный червь их отхватил себе еще кусочек, как еще одна щепотка того, что делало его пусть лишь отчасти, но все же человеком, истаивала без следа. Треклятая багрянка, лишь чудом не свалившая его с концами в тот год, когда на дом Морольф обрушилась церковная рать, вновь уютно устроилась за спиной и жарко дышала в ухо, так и соблазняя обернуться, встретить лицом к лицу ту часть себя, от которой с юных лет учился быть как можно дальше. Все симптомы были давно и прочно знакомы: изводящие в край головные боли, бессонница - или же сны, налитые кошмарами от края до края - пухнущая как на дрожжах раздражительность от самых мелких, самых невзрачных неудач…лишь благодаря строгому самоконтролю ему удалось в какой-то момент заметить, как сильно изменился за время заточения сам образ мыслей, какие решения иногда подкидывал разум, все больше уступавший второй его сути. Какими будут следующие гости, полукровка знал прекрасно, знал, что бояться стоило отнюдь не какого-нибудь там снижения эмпатии или чего-то подобного - лишь того, что как только сознание окончательно перестроится, всякий смысл сдерживать себя будет потерян.       И тогда первейшим из желаний станет перекроить все, что окружает его, на более привычный, более правильный лад…       Сегодня он зашел дальше, чем когда-либо, сегодня он нарушил прямой приказ Герхарда, запретившего даже помышлять о том, чтобы проникать в одиночку в святая святых Второй Площадки. Сегодня он получил очередное подтверждение того, что тот, другой Клаус, которому вовсе не стоило подниматься на поверхность, вот-вот возьмет верх.       Не его вина. Не его и точка.       Сами должны были думать, прежде чем рассказывать ему о терминале.       Пробраться за высокую, постоянно находящуюся под током ограду, было задачей не особо сложной - куда труднее было выбраться из того здания, где “Атропа” содержала наиболее ценных своих узников. Дальше, впрочем, легкая жизнь заканчивалась - одного взгляда на территорию, где находился мрачный бетонный куб без единого окна, было достаточно, чтобы испортить настроение на неделю вперед. Виной тому были, впрочем, не многочисленные огневые точки, не привычные уже глазу полукровки безмолвные убийцы в прорезиненных черных костюмах, и даже не танки, врытые в землю неподалеку от входа. Бессильную злобу заставляло копиться, разбухать, нечто иное: вырезанные тут и там на бетонном покрытии символы, образующие некую весьма сложную для понимания систему, уродливые наросты, отчасти напоминавшие антенны и устилавшие стены нужного ему здания массивные перекрученные решетки. Больше часа провел он, вжимаясь в дьявольски холодную крышу сторожевой вышки, собирая силы, достигая такой концентрации, что странно, как сердце еще не отказалось ему служить, а из глаз и ушей фонтанами не забило красное. Больше часа он изучал раскинувшийся внизу, ныне бесцветный для него мир, подтягивая одно свое сознание, один свой внутренний взор так близко, как только мог забраться, не отправляя следом и тело. Больше часа он искал хоть бы одну прореху в системе, центром которой являлся куб, и каждое новое открытие было все горше. Патрулировавшие территорию “глушители” имели несколько отличий от своих собратьев - костюм каждого содержал небольшие металлические вкрапления, нервно поблескивавшие в свете прожекторов. То, очевидно, было чем-то вроде пропуска: отсутствие на территории сторожевых собак, обычной солдатни и - последняя деталь, примеченная Клаусом, была куда важнее всех прочих - несколько птичьих трупиков, говорили за себя весьма однозначно: любое существо, вступавшее в границы системы без ключа, повторить своей ошибки уже не могло.       Вынужденный прикрыть глаза, в тот момент готовые просто-напросто брызнуть наружу, не совладав более с титаническим напряжением, полукровка со всей возможной в таком деле аккуратностью перевернул окоченевшее тело свое на спину, и уставился в угольно-черное небо, пытаясь отдышаться.       Надежды не было - это стоило признать. На одно только изучение подобной системы ушла бы неделя-другая осторожнейших вылазок, которые, в свою очередь, точно бы довели его до предела, за которым ничего человеческого уже не существовало. Надежды не было - и, с великим трудом удушив желание все-таки попробовать эту паутину на зубок, Клаус собирался было уже перебраться на крышу того здания, откуда было проще всего вернуться в темницу, когда ночную тишь разорвал стремительно приближавшийся звук, сладостнее которого ему сейчас ничего на свете не могло бы показаться - рев автомобильного движка.       Эта черная представительская машина, похоже, не особо-то часто покидала свой гараж: если и был смысл держать на острове нечто подобное, то - здесь полукровка не сомневался - исключительно для особо важных гостей. Добравшись до самого края крыши, Морольф вновь застыл, стараясь даже дышать через раз - и, попытавшись как мог отстраниться от боли во всех частях тела, что еще не окончательно задубели от холода, уставился на остановившийся у ворот автомобиль…       В постепенно терявшем свои цвета мире для Клауса теперь имели значение лишь две вещи - сама машина и тот, кто только что выбрался, кутаясь в какое-то уродище с меховым воротником, с пассажирского сиденья. Дождавшись, пока к нему прошлепает через грязь “глушитель”, человек небрежно сунул тому под нос какие-то документы - и почти сразу же вырвал прочь, убирая во внутренний карман. Гомункул отступил назад, коротко махнув рукой - ворота со скрипом принялись раскрываться, а гость, ссутулившись, заковылял обратно к машине. Еще два “глушителя” обошли машину с разных сторон, остановившись, наконец, у багажника и рывком дернув крышку. Внутри, если не считать темного пятна, которое, похоже, являлось чемоданом, было пусто - и в этот самый момент Морольф стал дышать еще реже. Остановившийся взгляд полукровки, до боли отчетливо слышавшего каждый удар собственного сердца, сверил узкую полоску пустого пространства между телами гомункулов, за которой лежала вожделенная цель.       В те секунды он не думал о том, как, если все получится, будет выбираться обратно, не думал, насколько болезненной окажется смерть, если достаточно будет лишь нахождения внутри системы без ключа - а не касания какой-либо частью тела бетонного покрытия. В те секунды все, что мог продиктовать рассудок, попросту не достигало цели - и не было ничего важнее, чем проскользнуть, просочиться сквозь прореху в тот самый миг, когда крышку багажника уже почти захлопнут.       То, что было дальше, Морольф не хотел вспоминать даже сейчас, более часа спустя. Не хотел снова думать о соседстве с чемоданом, принадлежавшим, судя по небольшой табличке с гравировкой, некоему Снеговому. Не хотел допускать в голову ни единой мысли о том подобном тяжелой лихорадке состоянии, в котором он пребывал, выискивая во тьме треклятого багажника хоть одну щель, через которую мог что-то разглядеть. Не желал возвращаться в памяти к мгновению, когда вырвался наружу - на его счастье, в подземном гараже было достаточно темно, чтобы перевести дух…       Все это стоило забыть как страшный сон. В конце концов, он уже почти час, как внутри. В конце концов, обратный путь обещает быть еще страшней…       Душевное состояние, в котором пребывал последние несколько часов Валерьян Воронцов, можно было смело назвать отвратительным, но вряд ли какие-либо слова были способны выразить все то негодование, которым маг сейчас был налит до самых краев - казалось, не хватает только хорошего толчка, чтобы все выплеснулось наружу. Давно уже привыкший к разнообразным внештатным ситуациям, срочным вызовам и прочим гадким вещам, без которых, увы, не обходилась ночная жизнь “Атропы”, маг, уже третий год как переведшийся с концами на эту Площадку, не позволил бы испортить себе настроение чем-то подобным - но сегодня, увы, случай был совершенно особый.       Равно как и гость, чьего прибытия “Атропа” ждала в лучшем случае на следующей неделе.       В одежде доктор Снеговой отдавал предпочтение серым тонам - будто бы под цвет его рано начавших седеть волос. Поношенный, какой-то мышиной окраски, костюм, монотонно-серые брюки, основательно уже стоптанная обувь…если бы не галстук, имевший гадкий, мертвенно-синюшный оттенок, владелец всего вышеперечисленного, по мнению Воронцова, отлично бы сливался с окружением - особенно в тех кабинетах, где проводил большую часть времени. Из серого пятна выступало несколько более светлых - костлявые руки с тонкими пальцами, то и дело сплетающиеся в замок на впалой груди, да вытянутое, болезненно-бледное лицо с двумя мутными кляксами глаз. Что речь, что походка Снегового отличались некоторой нервозностью - временами же он, напротив, начинал походить на снятый с витрины манекен, который каким-то чудом разучил несколько слов - и тянул их теперь бесконечно медленно, со сквозящей в каждом слоге смертельной угрозой.       Если и был во всем Директорате человек, встречи с которым среди ночи не пожелал бы ни один маг, то именно он сейчас и вышагивал по правую руку от Воронцова, время от времени останавливаясь, чтобы получше рассмотреть то план эвакуации, рамка с которым висела на ближайшей стене, то очередную бронированную дверь или непрерывно следящую за ней камеру.       -Отвратительно, - прошипел Снеговой, в который раз взглянув на часы. - Просто отвратительно, хочу я вам сказать.       -Что именно? - чувствуя, как буквально с каждой секундой усиливается его головная боль, пробормотал в ответ Воронцов.       -Да все. Все, начиная с того момента, как мы въехали на территорию содержания, - прислонившись к стене, Снеговой несколько секунд помолчал, после чего зашипел вновь, предварительно резко дернув головой. - Во-первых, почему внешний купол у вас работают в половину мощности? Мы что, для красоты все это проводили?       -Бойцы жалуются, - нехотя произнес маг. - Когда купол работает на всю катушку, дышать становится несколько трудно, плюс к тому некоторые иные эффекты. Головные боли, например. Риск возникновения сердечных заболеваний…       -Зарубите себе на носу, Воронцов - если инструкция гласит, что купол должен быть постоянно активен, жалобы вашего дубья должны идти прямым курсом в мусорную корзину, - вытянув из кармана платок, Снеговой шумно высморкался. - Подобная расхлябанность уже стоила нам доброй половины “Огнива”, куда, как меня ежегодно заверяли, и муха не могла пролететь. Одного наземного покрытия мало. Все, что находится на территории содержания, должно иметь допуск. Все, что такового не имеет, должно быть немедленно умерщвлено. Вам ясно?       -Я обязательно прослежу за тем, чтобы уже завтра систему привели в полную готовность, - кисло произнес Воронцов. - Смею только заметить, что ее постоянное поддержание в данном режиме вызовет чудовищный перерасход энергии. Местные духовные жилы и без того переживают не лучшие времена, а с таким подходом мы истощим их до предела меньше чем за год, возможность же восстановления…       -Если через год Вторая Площадка будет стоять на своем месте, это уже надо будет считать чудом света, - фыркнул Снеговой. - С вашей-то безалаберностью. Или у вас были, интересно мне знать, иные причины держать внешнюю защитную систему работающей лишь вполсилы?       -Как я уже сказал, прежде всего вызывал определенные опасения факт перерасхода энергии, - процедил маг. - К тому же, в те годы, когда купол работал в полном соответствии с инструкцией, нередки были несчастные случаи…       -Да неужели?       -Бывало, кто-то забывал пропускной жетон, - вздохнул Воронцов. - Случалось и иначе. На моей памяти был случай. Один дуралей просунул руку с палкой сквозь ограду, чтобы достать слетевшую с головы шапку…он, конечно, знал, что касаться земли нельзя, но не имел и понятия, что купол тогда работал в полную силу. Разумеется, система сочла появление даже части чьего-то тела на территории за попытку проникновения. Или вот вам еще пример - в восемьдесят пятом несколько научных сотрудников погибли, поскольку у них не был обновлен узор на все том же жетоне…       -Естественный отбор, ничего более, - сухо произнес Снеговой. - К тому же подобные потери легко восполнить. В конце концов, удалите с территории содержания всех этих остолопов и замените “глушителями”. Они не приучены тянуть руки куда не просят, не забывают распоряжений и, что важнее всего, отродясь не ноют, - бросив взгляд на часы, доктор притопнул ногой от раздражения. - Ну и где, позвольте узнать, наше сопровождение? Мне что, лично наведываться в охранное помещение? Быть может, еще одеяльца им там всем подтыкать?       -Я попросил выделить нам бойца, - после недолгого молчания - причиной его была тяжелая борьба с соблазном испытать на собеседнике какие-нибудь чары - выдавил из себя Воронцов. - Прошу не забывать, что ваш визит был полной неожиданностью даже для руководства “Атропы”, что уж говорить…       -…про обычных лодырей, которые, пока гром не грянет, как на “Огниве”, так и будут в потолок плевать, - оборвал мага Снеговой. - Выделить бойца. Целого бойца! - сощурив глаза, он присмотрелся к низкорослой фигуре в защитном костюме, что только что показалась в дальней части коридора. - Да неужели, свершилось. Не прошло и пары веков, как о нас, наконец, соизволили припомнить…       Штурмовик Второй Площадки успел уже тем временем приблизиться - и почти мгновенно превратиться в мишень для новых гневных речей.       -Порядки тут, скажу я вам… - Снеговой вновь прокашлялся в платок. - Мало того, что ждать приходится дьявол знает сколько, когда выделять группу для сопровождения должны по первому требованию в течение минуты, так еще и когда, наконец, выделяют… - отлипнув, наконец, от стены, он приблизился к бойцу, что так и замер, вытягиваясь и поправляя маску. - А никого поживее не нашлось? Вы взгляните только - этот человек едва ноги волочит!       -Полагаю, если мы станем ожидать замены, то не доберемся туда, куда вы так желаете попасть, вплоть до самого утра, - желчно заметил Воронцов, бывший не в силах уже сдерживаться. - Прошу вас, успокойтесь. Да, в установленном режиме имеются, не могу не признать, некоторые послабления, но их причины я вам только что подробно объяснил. Черт, да это ведь самое сердце “Атропы”! Сюда…       -…и муха не пролетит, так? - огрызнулся Снеговой. - Про “Огниво” говорили то же самое, а теперь его проще заново отстроить, чем восстановить! Помяните мое слово, Воронцов - я, если только представится возможность, наведу у вас порядок… - рывком повернув голову к солдату, он несколько секунд помолчал, собирая силы для нового залпа чистой злобы. - Так…ваша фамилия?       -Рядовой Посерединок, - уже на втором слове Снеговой страдальчески закатил глаза. - Товарищ…э-э-э…       -Дожили, - скрипнул зубами спутник Воронцова. - До чего дожили? А вот до того, что ваша солдатня уже собственное руководство не узнает! Нет, распустили вас, ох как распустили. Ну да ничего. Где у Щепкина сели, там у меня и слезете…так, вы, - голова Снегового снова дернулась, словно желала упорхнуть прочь с тощей шеи. - Почему опаздываете, да еще так надолго?       -Виноват…       -Аркадий Валерьевич, - одними губами прошептал Воронцов, приходя солдату на выручку - тот, каким-то чудом уловив все, ему предназначавшееся, тут же закончил фразу как полагается.       -Вижу, что виноваты. А почему вас так шатает, хотелось бы знать? - все больше и больше распалялся Снеговой.       -Виноват…       -Почему оружие у вас так болтается - вам ремень не подтянуть? Почему, позвольте узнать, ваше защитное снаряжение выглядит так, словно его жевали?       -Виноват…       -Вы что, не в курсе, как полагается обращаться со своим снаряжением? Вы что, не в курсе, что на данном объекте от него может зависеть ваша жизнь?       -Виноват…       -Довольно, - с шумом выдохнул Снеговой. - Ваш словарный запас, я погляжу, беднее, чем у пещерного человека - страшно подумать о прочих ваших…достоинствах. Ладно, к делу. Вы и так заставили нас ждать превыше всякого разумения, так сопроводите хоть на минус второй, как положено.       -Есть, - пробубнила серая маска - лихо развернувшись, солдат двинулся было по коридору, когда за спиной раздался очередной гневный окрик.       -И куда вы, позвольте узнать, шагаете? - рявкнул Снеговой. - Воронцов, что это за клоунада? Только не говорите мне, что люди, которым Щепкин доверил охранять Клеть, не могут отличить правую сторону от левой! Ты, бестолочь несчастная! Лифт на нижние уровни в другой стороне!       -Виноват, - в очередной раз донеслось из-под маски - развернувшись еще резче, чем прежде, штурмовик “Атропы” зашагал, все ускоряя шаг, в противоположную сторону.       -Я не удивлен, Воронцов, что операция на Британских островах окончилась провалом, - уже чуть спокойнее произнес Снеговой, следуя за магом и шаркающим по белоснежной плитке бойцом. - А почему, спрашиваете, я не удивлен? Потому что рыба гниет с головы, а именно такая голова, насквозь прогнившая, той операцией заправляла. Щепкин уже второй раз подряд наглядно демонстрирует, что начисто утратил былую хватку - нет, третий, если к погрому на “Огниве” приплюсовать еще всю эту историю с Базилевской…хотите знать, почему я сейчас так зол? Хотите? Так я вам скажу, я слов не пожалею. Я так зол, Воронцов, исключительно потому, что все, над чем мы трудились последние лет пятнадцать, если не больше, пошло псу под хвост! Вы хоть знаете, каковы потери среди моего отдела?       -При всем уважении, обе Площадки понесли значительные потери в ходе инцидента на станции…       -Чепуха, - Снеговой скрипнул зубами. - Щепкинские болваны заменимы, так же, как, например, гомункулы. Черт, да их снаряжение имеет большую ценность, чем их безмозглые головы! На “Огниве”, напомню вам, работала вся научная элита Первой Площадки, и гибель даже одного из моих сотрудников - удар невосполнимый, удар, отбрасывающий нас на годы и годы назад, а потеряли мы там куда больше, чем одного человека! И вы осмеливаетесь утверждать, что наши потери сколько-нибудь равноценны?       Следующие несколько минут молчание нарушали лишь гулкие звуки шагов. Наконец, троица остановилась у массивных дверей лифтовой кабины - выйдя вперед, Воронцов вытянул из внутреннего кармана небольшую карточку, и, сопровождаемый тяжелым взглядом Снегового, погрузил ту в прорезь, расположенную аккурат над пультом открытия дверей.       -Для начала мы осмотрим систему питания Клети, - протянул Снеговой. - Я должен быть абсолютно уверен, что все работает, как полагается, прежде чем мы посетим камеру содержания Объекта Ноль. Уж тут, я надеюсь, ваши работнички не допускали никаких послаблений? - прищурился он.       -Ни единого, - сухо ответил маг. - Клеть работает в штатном режиме, с Сифоном за весь последний год проблем также не было зарегистрировано…признаться, мне всегда было интересно - как именно к Двадцать Второму пришла идея…       -Небось, искал надежное место, чтобы прятать срамные лубочные картинки.       Карта, до того утопленная магом в щели, выскочила наружу с характерным щелчком. Набрав на панели довольно длинную числовую комбинацию, Воронцов сунул карточку в карман, после чего одарил топтавшего чуть поодаль солдата хмурым взглядом.       -Маску-то можете и снять, - пробормотал он. - Там, внизу…       -Даже и не думайте, - вновь встрял Снеговой. - Пока я здесь, уж потрудитесь хоть раз исполнить все, как положено, - он в который раз посмотрел на часы. - Ну долго там еще, нет?       Ответом послужили медленно раздавшиеся в стороны двери лифта. Дождавшись, пока Посерединок и маг нырнут внутрь, Снеговой сам шагнул в кабину - и, набрав на внутренней панели уже несколько иную комбинацию, вдавил напоследок кнопку, сплошь окрашенную черным.       Лифт неспешно тронулся. Воронцов, прислонившись к стене, переводил сонный взгляд с члена Директората на бойца, который, кажется, откровенно нервничал, оказавшись в подобной компании - да еще и столь внезапно. Нет, тут явно было нечто большее, чем нервы - штурмовик Второй Площадки еле держался на ногах и дышал столь прерывисто, словно только что преодолел бегом пару километров. Будь время и место иными, этого уже вполне хватило бы, чтобы возбудить определенные подозрения - но тут, по соседству с Клетью, в здании, что пеленали в свои чары лучшие специалисты, которых могла предоставить “Аврора”…нет, здесь подобное состояние вызывало, как правило, совсем иные вопросы.       -Давно перевели? - поинтересовался Воронцов.       -На той неделе, - донесся неразборчивый хрип из-под маски. - Тут…всегда так?       -Скоро будет и похуже, - хмыкнул маг, покосившись на Снегового. - Когда внешний купол на полную включат, будет чудом, если ни у кого мозги наружу не попросятся…       Снеговой что-то пробормотал, едва шевеля губами. В который раз приглядевшись к нему, маг подумал, что гость из Директората никогда еще не выглядел столь скверно - случившееся на “Огниве” словно бы прибавило ему, и без того давно уже распрощавшемуся с молодостью, лишний десяток лет. Да и распаляться подобным образом раньше он себе не позволял - бывало, конечно, что прикрикнет раз или два на какого-нибудь нерадивого работника, но чтобы так настойчиво лезть в бутылку, как этой ночью…       -Могу я спросить? - негромко поинтересовался маг. - Что все-таки стряслось?       Снеговой тряхнул головой, откинул лезущие в глаза седые волосы. Впился в Воронцова злым, затравленным взглядом.       -Они зарезали “Хлор”, - выдохнул посланник Директората. - Едва только был дан старт внутреннему расследованию касательно Кая и его…сомнительных мероприятий…короче говоря, решение приняли почти единогласно. Проверки, которых они требуют, займут в лучшем случае год - в теперешнем-то бардаке…дьявол, хорошо, если у нас вообще будет этот год после провала в Лондоне. Вы ведь понимаете - ответный удар неизбежен…       -Вы думаете, что…       -Я думаю, Воронцов, что Директорат позабыл, ради чего когда-то был собран, - прорычал Снеговой. - И не желает поддерживать тех, кто все еще действует во имя изначальных интересов всей организации. Лет тридцать, даже двадцать назад, они бы все силы бросили на возрождение моего проекта - а ныне они берут и забивают в крышку его гроба последний гвоздь!       -Я понимаю ваше расстройство, но…       -Вы ни черта не понимаете, Воронцов. Мы были близки к окончательному решению вопроса гибридных особей, причем могли решить его за одно поколение, решить почти бескровно, я замечу. А что теперь? После потери “Огнива” на восстановление основных мощностей проекта и без того уйдет прорва времени, а с этими проверками, которыми они спутали меня по рукам и ногам…       -При всем уважении, нам сейчас далеко не о полукровках стоит думать.       По изменившемуся лицу Снегового маг понял, что эти слова определенно были лишними. Будь на месте его собеседника кто-то, владеющий Цепями, самое время было бы готовиться к защите - впрочем, на какое-то мгновение ему показалось, что доктор и так набросится на него с кулаками.       Тем больше оказывается удивление мага, когда случается прямо противоположное. Побелевшее от гнева лицо Снегового вдруг расслабляется, налитые чистой злобой глаза потухают, вздернутые плечи ползут вниз. Вздох, еще один. Костлявые пальцы впиваются в ладони ногтями.       -Они Сверчкову убили. Там, на станции, - наконец, протискивает он несколько слов сквозь плотно сжатые зубы. - Я с первой группой прибыл, еще когда огонь толком не потушили, я…я все видел. В записи. До последнего на пультах оставалась, чтобы все выйти успели. Там вода уже выше пояса была, но не вода ее… - Снеговой сжал кулаки еще сильнее. - Вы знаете, сколько я в нее вложил. Вы знаете, скольких она стоила. А эта падаль просто…просто так, понимаете? Даже не для того, чтобы сбежать - она ведь ни на чьем пути не стояла. Просто так, Воронцов. Потому что им это нравится. Потому что это у них в крови.       -Я…       -Вы не понимаете - или просто не хотите понимать, - ледяным тоном продолжал Снеговой. - Каждый из этих выродков - ходячая бомба, и нельзя предсказать, когда она сработать решит. Я пытался, вы знаете. Я полжизни на это положил, ответ искал, но нет ответа, кроме того, что вы и сами знаете. Прост этот ответ - либо они, либо мы. Они на нас похожи. Они живут рядом с нами. Учатся, едят, спят, ходят на работу…а потом у одного из них в голове кое-что щелкает и мы выносим трупы. Или получаем что похуже - ведь не все они после регресса начинают именно убивать… - очередной тяжелый вдох. - Лучше бы убивали. Я видел достаточно, уж поверьте. Они извращены как вид. И как вид, они не имеют права на будущее.       Жуткий кашель прервал речь Снегового - то вновь дал о себе знать Посерединок.       -И уж поверьте мне, Воронцов, задержка эта ничего не значит, - уже более спокойным, более крепким голосом произнес посланник Директората. - Я не отступлюсь, вы знаете. Их не должно существовать. И вскоре так и будет…       Штурмовик “Атропы” вновь закашлялся - в этот раз, впрочем, справившись с собой куда быстрее, чем прежде. Следующим звуком стал таковой открытия дверей - первым наружу выбрался маг, следом за ним и остальные.       Здесь, внизу, было еще холоднее - маг, успевший порядком подзабыть уже об условиях, которые царят на минус втором уровне, целиком отданном под систему питания Клети, всерьез пожалел, что не захватил с собой теплой одежды. Снеговой, поежившись, сдернул с ближайшей стены трубку и дал короткий звонок на пост охраны - в скором времени троица уже преодолела несколько комплектов огромных дверей, запечатанных, помимо прочего, и несколькими весьма неприятными заклятьями, постепенно спускаясь все ниже и ниже….       …покуда не остановились пред очередной дверью - здесь от Воронцова вновь потребовалась недавняя карточка.       -Нам следует уже сейчас начать думать над проблемой замены элементов питания, - мрачно проговорил Снеговой, наблюдая за медленно раскрывающимися дверьми. - Никто не знает, когда очередной выйдет из строя, а подборка их без услуг первого секретаря попросту невозможна…       -Придумаем что-нибудь, - несколько нервно ответил маг. - Пока что все они еще функционируют.       За порогом начинались узкие, снабженные прочной оградой, подвесные мостки. Зал, раскинувшийся внизу, был воистину огромен - и Воронцов, заходя сюда, каждый раз чувствовал, как у него перехватывает дух. Снеговой, прошедший следом, не выказал даже тени удивления - лишь окинул то, что находилось внизу, усталым взглядом, и направился к ближайшей лестнице.       Последним в зал заглянул Посерединок. Носивший защитный костюм штурмовика Второй Площадки сделал несколько нетвердых шагов вперед и остановился у ограды, изо всех сил вцепившись в нее руками в тяжелых перчатках. Сипло выдохнул сквозь маску, чувствуя, что просто не в силах отвести взгляд - но столь же тяжело было и продолжать всматриваться в…       Ни Воронцов, ни Снеговой не могли того видеть, но скрытые за маской глаза наливались ядовитой краснотой. Волосы же, прилипшие к мокрому от пота лицу - черты его стремительно заострялись - потихоньку белели, начиная с самых кончиков. Финляндская Республика.       Тусклый, весь какой-то болезненный свет - все, чем мог похвастаться этот казавшийся отчего-то короче обычного, день - уже начинал постепенно меркнуть, будучи более не в силах удерживать свои позиции. Лес, будто бы нахмурившись, глядел им в спины, узенькая речушка, что так долго закладывала новые и новые повороты, едва слышно журчала что-то на прощание - голосок ее тонул в треске сучьев, бесконечной перекличке птичьего воинства и вое злого, холодного ветра, что все не думал униматься. Позади осталась глухая чаща, не слышавшая человеческих голосов уже почти полвека - и, наверное, вполне согласная с тем, чтобы так и оставалось. Позади остались погнутые ветром стволы древних часовых, кутавшихся в еще не до конца сброшенную листву и ощетиненных иголками. Лишенный самого крохотного, самого ничтожного из признаков так называемой цивилизации край, принявший шесть дней назад в гости троих чужаков, не был особо радушным хозяином - глушь эта свирепо дышала чем-то диким, почти что первобытным, ополчаясь на любое непривычное для ее недр движение, на любой звук, порожденный пришедшими извне - к тому же, пришедшими без приглашения. Сердце любого человека, каким-то чудом добравшегося бы сюда, преодолев все выставленные лесом преграды, обречено было закоченеть от страха, сама кровь в жилах его замедлила бы свой бег, когда чаща бы вновь подала голос.       Троица гостей, впрочем, к человеческой породе отродясь не принадлежала - а группа конструктов, что хранила их покой в холоде дней и непроглядной тьме ночи, вовсе не была знакома со страхом. Чужаки, продвигавшиеся с каждым днем все глубже и глубже, ведомые чудовищным, вряд ли возможным для человека упорством, редко делали остановки - и еще реже говорили, когда в том не было особой нужды. Их не заставлял вздрагивать по ночам чей-то вой - то безнадежно далекий, то звучащий, казалось, на расстоянии нескольких шагов, их не приводили в уныние бесплодные, стылые поля, казавшиеся бескрайними - и никто из них не позволял себе жаловаться, когда по спинам вновь начинала работать плеть взбесившегося дождя…       Их молчание, их холодная сосредоточенность, сделавшая бы честь тем машинам, что несли их вещи, что по ночам служили им вместо отопительных приборов и часовых, проистекало вовсе не из отсутствия страха - каждый из гостей просто-напросто знал, чего стоило бояться на самом деле. Каждый из них - что оба закутанных с головой мужчин, что избирающая направление женщина - до боли четко чувствовал момент пересечения незримой черты, каждый из них хорошо знал, что с той самой секунды, когда они, уже почти неделю назад, вошли в этот лес, граница чужих владений была нарушена - а в их мире подобное расценивалось весьма однозначно.       Бояться и правда уже не было особого смысла. За эти шесть утомительно долгих дней они уже достаточно глубоко просунули свои головы аккурат в раскрытую пасть. Если и существовала причина, по которой хозяин этих лесов еще никак не проявил себя, то ей определенно была их предельная, выматывающая куда больше самого путешествия, осторожность: в словах, поступках…и, конечно, в полном отсутствии чар. Единственный способ продемонстрировать хозяину свои намерения был не очень-то далек от того, чтобы самому связать себе руки, но только так они могли надеяться, что дойдут хотя бы до порога - даже оружие кукол, которых один из гостей приобрел еще в Могиле, оставалось собранным под замок в крепком железном ящике.       До заката оставалось уже несколько часов, но и до цели было подать рукой - река, как и было обещано, вывела незваных гостей к озеру, чьи кристально чистые воды были будто бы скованы холодным, противоестественным спокойствием. Самые жестокие порывы ветра порождали на зеркальной глади лишь слабейшую рябь, трава, в достатке встречавшаяся у берегов, едва колыхалась - не от трепавших ее порывов, но, казалось, прислушиваясь к малейшему шепоту, что позволяли себе чужаки.       -Это здесь? - один из гостей - немолодой уже мужчина с грязно-рыжими волосами - вырвался чуть вперед. - Госпожа Базилевская?       -Да, - вторая гостья тихо кивнула. - Не спешите так, Эмиль. Нужно…       -А это у нас что такое?       Августина повернула голову в ту сторону, куда указывал третий гость - ветви неприлично высокого дерева, старого и казавшегося напрочь уже иссохшим, были украшены несколькими звериными черепами: все, как один, смотрели на восток.       -Отметка границы? Предупреждение? - задумчиво произнес маг - светловолосый, среднего роста, закутанный в шарф так, что на виду оставались только глаза с рассеченной левой бровью.       -Kallohonka, - пожала плечами ведьма. - Просто-напросто скромные похороны для жертв очередной охоты, отдавших жизни в честной схватке. Чтобы отпустить их души и все такое…       -Он, похоже, действительно на “вы” с цивилизацией, - усмехнулся Эмиль.       -Он с ней на “уберите это от меня”, - мрачно проговорила графиня, делая несколько осторожных шагов по направлению к озеру. - Был таким еще во времена моего отца, и вряд ли годы что-то исправили. Осторожнее, Магнус. Ступайте, пожалуйста, прямо по моим следам - и проследите, чтобы куклы не приближались…       -Что-то не так? - тут же вскинулся третий маг.       -Сложно сказать, - пробормотала ведьма. - Его магия здесь повсюду, но и замаскирована весьма искусно. Даже мне потребовалось бы некоторое время на то, чтобы вычленить и проанализировать данную систему…если, конечно, это вообще можно назвать системой…так, постойте-ка…       По мере приближения к озеру целиком открылись взорам гостей и другие деревья, что до того заслонял чахлый кустарник.       -А вот это - уже предупреждение, - мрачно проговорила Августина, разглядывая распятые на стволах скелеты в истлевшей почти до неузнаваемости советской форме. - И эти души, мне думается, напротив, очень долго никуда не отпускали…       Троица была уже у самой кромки берега, когда ведьма резко вздернула руку.       -Дальше ни шагу, - холодно произнесла ведьма. - Я пойду к нему одна.       -Не самая лучшая мысль, - покачал головой Эмиль. - Все-таки, я хотел бы…       -Оставьте свои неуместные желания здесь и сейчас, или оставить вам вскоре придется уже свою жизнь, - прервала его Августина. - Вы прошли весь этот путь лишь потому, что я была с вами, потому что меня он все-таки узнал. И если он не согласиться выслушать меня, вам и подавно не найти здесь ничего, кроме гибели…       -По крайней мере, эта битва точно будет славной, - усмехнулся в свои шарфы Магнус. - Если, конечно, вы не преувеличили его заслуг в своих рассказах.       -Ни на йоту, - голос графини был по-прежнему невероятно мрачен. - В этой стране нет никого, кто мог бы с ним сравниться. Мой отец всегда уважал его искусство, а его было чрезвычайно сложно впечатлить. Да и я не могу не отдавать должного… - Августина вздохнула. - Я пойду одна и позову его. Если он захочет меня принять, я пройду внутрь - вам может показаться, что я исчезну, но того не стоит пугаться.       -А у него есть причины на нас нападать? - Эмиль посмотрел на собственные скрытые перчатками руки так, словно в первый раз их видел. - Помимо нарушения границ, я имею в виду…       -В конце тридцатых ему с лихвой хватало и этого, - меланхолично ответила Августина. - Все, что заходит в его лес, он расценивает как свою законную добычу. В ту краткую и глупую войну он был для Ленинградского Клуба основной головной болью. И ни один из магов, которых посылали, чтобы эту боль унять, назад не вернулся.       Магнус вновь усмехнулся в свой шарф. Не обращая более на спутников ровным счетом никакого внимания, Августина сделала первый шаг в воду. Заговорила, голосом ровным и спокойным, обращаясь то ли к озеру, в которое ступала все дальше и дальше, то ли к самому ветру, что со страшной силой налетел сейчас на него.       Эмиль хранил напряженное молчание, спутник его, напротив, пребывал в каком-то неестественно приподнятом настроении, принявшись мерить шагами берег. Возможно, потому-то он и не увидел того, что открылось взгляду второго мага - когда же Магнус обернулся на тот едва слышный вздох, что испустил Эмиль, от ведьмы не осталось уже ничего, кроме едва заметной ряби на воде. Вторая Площадка.       Мизукава Гин разбудил не шум - этот гость появлялся всегда совершенно неслышно. Не было дело и в словах - в те секунды он не успел еще ничего сказать. В каком-то смысле она уже настолько привыкла, настолько сроднилась со своей убогой камерой, что стала ее частью - и ощущала малейшую перемену, пусть даже и заставшую ее во сне.       Впрочем, и сон тот не был особенно глубок…       -Клаус?       Ответа не последовало - но ее постепенно привыкшие к темноте глаза уже могли различить ковыляющую в ее сторону фигуру.       -Это ты?       Ответа не было. Сделав еще несколько шагов, полукровка покачнулся и почти уже рухнул было на пол - к его счастью, обитательница камеры уже проснулась окончательно, в два шага подскочив к нему, не дав ему упасть.       -Клаус? Что…       Слова застряли в горле. Лицо Морольфа выглядело совершенно обескровленным, руки, вцепившиеся в ее плечи, беспрестанно дрожали. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем полукровка, усаженный у стены, выдавил из себя первое слово - то было настолько неразборчивым, что показалось Гин лишь набором звуков.       -Защитнички…человечества…мать их, - выдохнул Клаус еще несколько минут спустя. - С такими-то друзьями…и врагов…не требуется…       -О чем ты? Во что еще ты влез?       -Еле…сдержался, представь себе, - сжав зубы, Морольф подождал, пока сгинет терзающая тело дрожь. - Еле сдержался, чтобы их…там же…кожей внутрь не вывернуть…       -Кого? Клаус, где ты был? Что…       -Я видел, на чем стоит их Клеть, - подняв глаза, с ледяной злостью в голосе произнес Морольф. - Что ее питает. И пусть меня десять багрянок раздерет, но я эту гнусь стоять не оставлю…