Грани

Харклайт всегда находится рядом со Слэйном, практически рука об руку, но немного позади. Он смотрит на него пристально, не отводя глаз: вот Слэйн сосредоточенно постукивает пальцами по столу, вот вежливо склоняется перед госпожой Лемриной, вот он грустно улыбается, стягивает белые перчатки и откидывается в просторном кресле. Харклайт испытывает к Слэйну глубокое уважение и восхищение на грани с одержимостью и желанием. Эту границу, кажется, совсем легко стереть, стоит только на секунду откинуть все статусы и звания. Но Харклайт не может, он легко кланяется, а строгое «Слэйн-сама» царапает ему горло и снова отмечает дистанцию. Впервые Харклайт видит шрамы Слэйна издалека, они причудливые и неровные, острыми линиями расчертившие бледную кожу. От их вида у Харклайта сохнет во рту, тонкие грани зыбко подрагивают, а на кончиках пальцев зреет почти колющее любопытство. В следующий раз, когда Слэйн снимает пиджак, Харклайт не спешит вежливо удалиться. Он смотрит, как Слэйн наклоняется к раковине, а сквозь тонкую ткань сорочки проглядывает один выступающий позвонок. Шрамов не видно, но их легко можно представить, вытянуть из памяти образы, такие яркие и живые, что руки сами непроизвольно потянутся к ним. Слэйн вздрагивает и смотрит на него через отражение в зеркале, в зеленых глазах усталость сменяется смущением. Харклайт обвивает руками тонкую шею и расстегивает первую пуговицу, она поддается с трудом, пальцы путаются, обжигаемые чужим дыханием. Минута, кажется, тянется долго и вязко. Когда наконец рубашка распахивается, то почти сама сползает с покатых плеч. Задыхаясь восхищением, граничащим с безумием, Харклайт сглатывает, тянется и проводит подушечками пальцев по розоватым линиям, вольно пересекающим друг друга. Дыхание Слэйна учащается, спина подрагивает от невесомых прикосновений. Вокруг них в тесной ванной воздух сгущается, оседая тяжестью на плечах и руках. Харклайт забывает дышать, его пальцы ощущают чужое тепло, оно впитывается сквозь кожу и бежит по венам в самое сердце, разгоняя его до неслыханных частот. Слэйн молчит и не отстраняется, его взгляд в отражение направлен вниз, а губы сжаты до синевы. Ожидание, когда его оттолкнут, мучительно прожигает Харклайта, он жадно ловит каждый миг, предполагая, что следующего уже не будет. Но время тянется, как нуга, а Слэйн продолжает стоять, замерев под его ласками. Грани стираются, смешивая все чувства воедино. Восхищение перебивает твердое уважение, а желание болезненно сводит мышцы, одержимость этим человеком топит здравый смысл и придает отчаянной смелости. Харклайт наклоняется и осторожно проводит языком по вертикальному шраму вдоль позвоночника, ощущая солоноватый дурманящий вкус. С губ Слэйна срывается тихий всхлип и утопает в шуме автоматически включившейся воды. Харклайт припадает губами к бархатистой коже, проводит языком по ребристым шрамам, то надавливая, то касаясь одним лишь кончиком, вдоль и поперек. Ему хочется слизать с хрупкой спины, на которую возложено слишком много, все отметины, захватив вместе с ними воспоминания. У Слэйна подкашиваются ноги, и Харклайту приходится подхватить его под живот, прижимая к себе еще ближе. Он проводит носом вдоль шеи и зарывается в мягкие светлые волосы, вдыхая легкий запах мыла. Еще один стон прорывается сквозь плотно стиснутые зубы Слэйна. Харклайт продолжает следовать за причудливыми узорами на бледной спине, спускаясь все ниже, практически укладывая Слэйна на раковину. Линии ведут его, а на языке оседает солоновато-горький вкус мучений, выпавших на долю молодого господина. Харклайту хочется слизать их все.