Грязь

Предатель. Гилберт — настоящий предатель. Надо же было устроить такую… подлянку! Иначе не скажешь. Ада будто прочитала мысли Винсента, виновато улыбнулась. — Не злитесь на Гилберта. Он очень добрый, вот я и уговорила его помочь нам встретиться. Ее улыбка была все такой же отвратительной. Прекрасной. Винсент не хотел ее видеть. Хотел до безумия. «Не стоило полагаться на Гилберта. Он слишком мягкий и совсем не умеет лгать». Следовало догадаться, что здесь что-то не так, когда Гилберт внезапно позвал Винсента в одно из тайных мест Баскервиллей на якобы важную встречу. Но Винсент так хотел увидеть брата, что не спохватился до тех пор, пока не оказался нос к носу с Адой Безариус в пустой комнате. А Гилберт, конечно же, сбежал. «Надо от нее избавиться». Жаль, что в нее нельзя воткнуть ножницы. Жаль, что ее нельзя обнять. — Госпожа Ада, зачем вы искали встречи со мной? — Винсент вальяжно тянул слова, окуная каждое в приторный яд. — Неужели гувернантки и модные романы не научили вас, что навязчивость только отпугивает мужчин? Раз уж я притворился мертвым… Он наклонился к ней через разделявший их стол, так, чтобы его губы касались ее маленького ушка. Жарко выдохнул: — То значит, я не хочу вас видеть. Он чуть отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо. И на миг потерялся в ее глазах. Незамутненная изумрудная зелень. Свежая весенняя листва, в которой запутываются лучи солнца. Слишком много света. Слишком много тепла. Слишком… Слишком… В Аде все было слишком. — Я знаю, — она произнесла это спокойно, и тень не омрачила ее светлого лица. — Вам не обязательно было лгать, я бы все равно не стала вам надоедать. Но из-за того, что вы пропали, я волновалась и хотела узнать, как вы. Винсент сел обратно на стул, искривил губы в презрительной усмешке. — Надуманная отговорка, моя леди. Вы могли узнать все у Гилберта. — Я хотела спросить у вас лично… Хотела увидеть ваше лицо, когда я спрошу… Вы счастливы, господин Винсент? Она пытливо взглянула на него. Ему показалось, что она видит его насквозь, нежно, осторожно, раскрывая душу, как хрупкую раковину с жемчужиной. Но такого не могло быть. Только не с Адой. Ведь она всего лишь обычная пустышка. Именно она сказала то, что он столько лет хотел услышать. — Счастлив ли я? Больше желчи в голосе. Больше желчи! — О да. И буду еще счастливее, когда вы исчезнете с глаз долой. Винсент хотел бы увидеть, как ее черты исказятся от ярости. Как ненависть изуродует ее кукольное личико. Или может быть, она заплачет? Женщины всегда дурнеют, когда плачут. Наверняка ее красивый рот растянется, как у лягушки. Изящный носик покраснеет и опухнет. Она станет уродливой. Такой же уродливой, как он. — Я ненавижу вас, Ада. Она не заплакала. Не отвернулась и не убежала. Она печально улыбнулась. Понимая. Прощая. Она обещала тогда, что все ему простит. Она не обманула. Он слишком хорошо умел распознавать ложь. В ее лучистых глазах ни тогда, ни сейчас не было лжи. Лишь бесконечное море тепла и света. Непорочная чистота. Он ее не выносил! Обожал! — Я тебя ненавижу! — Винсент сорвался на крик. Ей всегда так легко удавалось вывести его из себя. — Такая чистая! Такая невинная! Бесит! Всегда жила в окружении любящих людей. Видела только хорошее. Солнечный мир. О, с каким удовольствием я бы бросил тебя во тьму. Замарал твою чистоту. Чтобы ты стала такой же, как я. Тогда бы я мог… Прикоснуться к тебе. Он осекся, ярость душила его. Противоречивые чувства рвали на части. Ада замерла, как перепуганная птичка. Винсент увидел, что она едва заметно дрожит. «Да. Вот так. Страх. Испугайся. Ты должна меня бояться». Вдруг Ада вскочила. Схватила со стола вазу с цветами (которую наверняка поставила здесь Лотти, черт бы побрал ее любовь к цветам). Винсенту показалось, что сейчас Ада запустит вазой ему прямо в лоб. Но Ада перевернула вазу у себя над головой. Увядшие розы. Гнилые листья. Мутная вода с кусочками стеблей. Все пролилось на золотые локоны Ады и белоснежные кружева блузки. Ада поставила вазу назад, убрала с лица мокрую челку и взглянула на Винсента. — Видите, теперь я тоже грязная! — радостно сообщила она. Несколько секунд Винсент просто ошарашено таращился на нее, открывая и закрывая рот. Женщина. Просто обычная женщина. Дворяночка, чья голова забита романами о любви и прочей чушью. Он знал, чего от нее ожидать. Вернее думал, что знает. Но она всегда удивляла его. Ставила в тупик. Выбивала из колеи. Непредсказуемая. Ада с мокрыми волосами, в которых застряли розы, выглядела так комично, что Винсент прыснул. А затем засмеялся в голос. Он хохотал и хохотал. Громко. Заливисто. Никогда еще он не смеялся так искренне. Звонким колокольчиком в его смех вплелся смех Ады. Они смеялись вместе. Со смехом уходила боль, ярость. Вся застарелая тоска вылетала, растворяясь в воздухе. Смех очищал. — Ты дура. Сумасшедшая, — выдавил Винсент сквозь смех. — Все Безариусы сумасшедшие. Но теперь он наконец-то мог ее обнять.