Все те разрушения — ничтожны…
Драгнил не может не согласиться, ведь таким образом пакостить у них получается всегда на славу, хоть и выходит это непроизвольно. Как любит он говорить: «технические заминки; игровые моменты». Сейчас, впрочем, это ерунда. Он наблюдает внимательно за Хартфилией, замечая, как той идёт бейсбольная кепка. В общем-то, Нацу с уверенностью может сказать, что Люси подходит всё без исключения, будь то спортивный костюм или элегантное платье, шорты с широкой футболкой или юбка-карандаш и блуза, да даже примитивная пижама. Порою подруга кажется идеальной. А ещё ему чертовски нравятся волосы Хартфилии — златые локоны, обычно завязаны в высокий хвост. Сколько Драгнил знает девушку, волосы у неё всегда были длинными, а ещё на солнце переливались. Сейчас Люси кажется ему такой близкой и находящейся совсем рядом, что он хочет обнять её крепко-крепко, но пока не спешит, боясь разрушить идиллию. — Воркуете, голубки? — Грей появляется всегда неожиданно и как-то незаметно, со своим неизменным и уже приевшимся ему самому сарказмом, от которого, увы, избавиться не может. — Ты неисправим, — Нацу усмехается, поглядывая то на Фуллбастера, то на смутившуюся Люси, щёки которой так забавно раскраснелись. Наступает минутное молчание, вовсе не давящее на нервы и не накаляющее атмосферу, оно даже умиротворяющее. Для них троих такое важное. Часто вот так сидят дома в тишине, проглядывая старые фотоснимки, или же, обмениваясь взглядами, молчаливо прогуливаются улицами родного городка. Для них молчание — минутная слабость, дарящая спокойствие. Впрочем, на смену ей тут же приходит хохот, заливистый и звонкий. И сейчас он рассеивает тишину, звуча живо и привлекая внимание прохожих. — Вы слышали грохот? — Люси запинается неожиданно, оглядываясь по сторонам. Она не совсем уверена, что не послышалось. Но почему-то в подсознании застывает неожиданно чувство тревоги. Что Нацу, что Грей, оба осматриваются, окидывая взглядом окрестности и внимательно прислушиваясь к каждому шороху: поодинокое пение птиц, отдалённое мяуканье кота, шум машин на ближнем шоссе — ничего подозрительного. — Тебе, наверное, показа… — только Драгнил спешит успокоить Хартфилию, как его слова прерывает грохот, теперь уже слышный, кажется, на весь их городок. — Что за чертовщина?! Разум охватывает паника, мысли роятся, не позволяя соображать нормально. Нацу жадно хватает воздух, а дыхание сбито из-за волнения. Он нервно поглядывает на друзей, не понимая, что делать, а те стоят так же неподвижно. — Взрывы в центральном парке! — крики, звучащие из толпы, пробегающей мимо площадки, вводят в ещё больший ступор. Люси в ужасе распахивает глаза, ощущая, как страх циркулирует по венам, просачиваясь в каждую клеточку организма. Грей смотрит вдаль, куда-то в сторону дороги к тому самому парку, находящемуся от них самих за несколько километров. А Нацу молчит.Теперь тишина, рассекаемая грохотом, медленно убивает…
«Всем срочно собраться возле третьей больницы! Объявлена эвакуация. Просим обойтись без паники! Повторяем: всем срочно собраться возле третьей больницы!» — Бежим! — Люси вовсе не замечает, как крепкая ладонь Драгнила теперь сжимает её ладошку. Не замечает, как они, все втроём, начинают бежать. Видит лишь, словно сквозь пелену тумана, встревоженные лица Нацу и Грея, видит так же спешащих куда-то горожан; снова слышит взрывы, только теперь уже доносящиеся из противоположной от парка стороны. Люси кажется, она медленно сходит с ума. 23 сентября 771 года. На часах ровно 16:40. В городе Магнолия объявлена срочная эвакуация. В этот же день положено начало войне.***
Люси окидывает взглядом развалины и руины — некогда жилые дома, — и прикрывает веки, ощущая, как сердце предательски быстро стучит. В единый миг на поле боя становится совсем тихо. От этого «тихо» хочется спрятаться куда-подальше, закрываясь руками и притворяясь невидимкой, ведь иллюзия спокойствия существует недолго. Нужно быть готовым в любой момент осознать — это всего лишь затишье перед бурей, которая принесёт очередные разрушения и ноющие раны. Но сейчас спокойствие даже немного расслабляет, заставляя хоть ненадолго забыть об угрозе Смерти и о пылких порывах солдат, находящихся по ту сторону баррикад — заклятых противниках и врагах. А ещё Люси пытается вспомнить былые времена, когда не было вокруг хаоса и кровопролития, когда в ушах не звенели выстрелы и не гудели где-то рядом танки. Она силится вспомнить, как было однажды хорошо просто жить под ясным небом. Хартфилия помнит ясно и точно, как попала на фронт. Тогда не было разницы, девушка ты или парень — приходилось просто выживать. Власть опускала руки, жертв становилось больше, наступление врагов не прекращалось. Сейчас у них — отверженных воинов-самоучек — есть только автоматы в руках да сопротивление против Смерти. Сейчас у них — только вера во что-то хорошее, только молитвы да хрупкие надежды. Нацу садится возле Хартфилии, крепко сжимая её ладонь, пытаясь хоть как-то поддержать, а у самого внутри всё пылает алым пламенем, прижигая боль от ран и ноющих шрамов. Оба изо дня в день мечтают однажды выбраться из этого пекла, увидеть спокойные лица окружающих людей, услышать звонких смех ребятни. Мечтают снова взять в руки мячик и биту, сыграть в любимый бейсбол — в «матч на двоих», — пусть даже Люси запретила давно. Мечты в клочья разрывает свист пуль, летящих за несколько сантиметров, едва не задевая. — Ложись! — Драгнил сваливает подругу на землю, уклоняясь от настигнувшей их атаки врагов. В который раз опасность слишком близко подкрадывается, Хартфилия уже не знает — сбилась со счёта ещё месяцев пять тому назад, когда пуля прошла насквозь, ранив левую руку, но зажила та быстро. Именно тогда Люси, до этого будучи заядлой атеисткой, впервые обратилась к Богу, шепча еле слышно наспех выученную днями ранее молитву. И именно тогда она осознала, как же хочет выжить и когда-нибудь снова засмеяться от всей души, до хрипоты и до боли в животе. — В укрытие! — голос командира удаётся расслышать с трудом, после чего Хартфилия замечает, как Нацу спешит помочь Грею подняться, на что тот закатывает глаза, мол: «сам справлюсь». Девушка наспех хватает свою сумку-чемодан, хранящую в себе самые необходимые для скорой помощи медикаменты, и, всё так же поглядывая на идущих рядом друзей, спешит в укрытие. Враг атакует с новыми силами — выстоять крайне трудно.***
«9 апреля 772 года. — Даже думать об этом забудь! — Нацу окидывает Хартфилию злобным взглядом, высказывая своё недовольство, на что та фыркает, возражая. — Тебя спросить забыла, — в тон отвечает девушка, напрочь игнорируя крики и возгласы. Сейчас многие горожане, включая их двоих, находятся во временном укрытии. За несколько километров ведутся военные действия. Люси быстро натягивает на себя чёрную футболку на два размера больше нужной, надевает наспех болотного цвета штаны и такой же пиджак, берёт рядом стоящие массивные чёрные ботинки. Нацу теперь уже не говорит ничего, лишь наматывает круги по маленькой комнатушке, запрокинув руки за голову. Множество солдат умирает на этой войне, под напором врага устоять всё это время получается с трудом, на фронт отправляют теперь уже, кажется, всех подряд. Добровольцев не так уж много, но и они есть. Драгнил крепко обнимает девушку, обещая всегда находиться рядом. А ещё друг другу обещают обязательно отыскать лучшего друга — Фуллбастер оказался вдалеке от них во время эвакуации и до сих пор не нашелся. На часах ровно 18:40. Именно сейчас Люси окончательно решает до самого конца не сдаваться».***
На пожелтевшем листе Хартфилия старательно выводит каждое предложение — выражение её переживаний, — пытаясь не наделать помарок и ошибок. Сейчас снова всё поутихло, выдалась минута долгожданного спокойствия, которая, как глоток свежего воздуха, дарит хоть какое-никакое умиротворение. Нацу с интересом поглядывает на Люси, подмечая, что военная форма, потрёпанная и местами порванная, ей тоже идёт. Садится близко-близко, приобнимая девушку, а та отвлекается на миг, утыкаясь носом в плечо Драгнила. Рядом с ним чувствует себя защищённой. — Не можете без этих нежностей, — Грей ухмыляется довольно, наблюдая за тем, как на щеках у подруги спешно появляется румянец, и как Нацу хмыкает, обнимая девушку ещё крепче. Почему-то в такие моменты часто вспоминаются былые дни, по которым не скучать невозможно. Хартфилия, отводя в сторону взгляд, замечает рядом с собой беззащитный хрупкий цветок: маленькая ромашка пробивается сквозь иссохшую почву. И Люси вспоминает, как в детстве, увлечённая сказками о принцессах и их возлюбленных, любила мечтать, а ещё не меньше она любила гадать на таких вот ромашках, играя в «любит — не любит». Жаль, сейчас приходится бороться, шепча еле слышно «выживу — умру». Пальцами проводя по белоснежным лепесткам, нежно улыбается, а глаза неожиданно и неприятно щиплет: вот-вот слёзы так и хлынут, чего Хартфилия себе позволить никак не может. — Пора! — вмиг выкрикивает командир, и все сразу же подрываются, крепче сжимая в руках оружие. Готовы идти до самой победы, они не щадят ни врагов, ни себя самих. Отряд второй блокады ринется в самую гущу сражения. Люси крепче сжимает рукоять АК; знает, что в правом кармане по-прежнему таится припрятанный раскладной нож, однажды подаренный Драгнилом. «Я — рядом» — фраза, вырезанная старательно на рукоятке подарка, подобна некой клятве — Нацу не посмеет её нарушить — Люси уверена. Позади слышатся выкрики Грея, напоминающие боевые кличи. Рядом ощутимо хриплое и сбитое дыхание Драгнила. Вокруг — давно знакомые лица тех, с кем бок о бок, вот уже практически год, Хартфилия старается выжить. У каждого свои причины для сражения, но все они сводятся к одной — к победе. Она нужна, необходима. Готовы бороться до последней капли крови и до последнего вздоха, до хруста в костях и до рваных ран, до потери пульса, а ещё за каждое «верю» и «жду». Бой пока ближний, рукопашный. Ни одна из сторон не спешит использовать огнестрельное оружие. Люси замечает, как один из противников замахивается для удара ножом, и мигом уклоняется, огревая того ударом с ноги. Солдат бессильно падает, но от этого легче не становится: удар с кулака приходится Хартфилии в руку, отзываясь резкой болью. Девушка вспоминает, как примерно неделю назад её задели ножом во время очередного наступления. Рана практически затянулась, но в таких случаях даёт о себе знать. Люси преодолевает препятствие в лице нескольких врагов, отбиваясь сбитыми в кровь кулаками, замечает раненного товарища из отряда, после чего быстрым шагом направляется к нему, крепко сжимая ремешок сумки-чемодана с медикаментами. В один момент Хартфилия спотыкается о торчащую из земли непонятную железяку, замечая на ней какую-то надпись. Отвлекается на секунды, доставая ту кое-как. «М_гн_лия» — Даже названия нет теперь, — горько усмехается, отряхивая табличку от пыли и грязи: тусклая синяя краска местами облезла, из-за чего указатель поржавел, а местами просто потрескалась, несколько букв не видно совсем. — И с какого только хрена началась вся эта чертовщина?! — впервые за длительный отрезок времени Люси позволяет себе сорваться, дать волю слабости и бить кулаками о землю, проклиная тех, кто затеял войну. Хартфилия срывается с места, направляясь к раненному солдату из её отряда. Тот дышит прерывисто, едва слышно шипя от боли, такой нестерпимой и добивающей. Совсем ещё молодой, лет, наверное, восемнадцати, он уже готовится встретиться со Смертью лицом к лицу. — Не время умирать, — Люси быстро оглядывает рану, понимая, что пуля засела слишком глубоко, едва не попав в сердце, и достать её просто невозможно без необходимых инструментов, которых рядом, увы, сейчас нет. Силясь сделать хоть что-то, дабы усмирить боль юноши, она обрабатывает рану имеющимися медикаментами. — Держись! Держись, слышишь?! Хартфилия с сожалением смотрит на товарища, закусывая губу до крови, и ощущает, как тот дышит всё тише и тише. И спустя минуты Люси понимает, что больше не слышит его сердцебиения. Как-то мигом девушку охватывает обида, как-то молниеносно внутри зарождается неутолимая злость, сдерживать которую она больше не в силах. На ум почему-то приходит фраза Шескпира: « Ад пуст. Все бесы здесь » — не согласиться никак не получается. Теперь крепко сжимает в правой ладони деревянную рукоять раскладного ножика, резкими движениями наносит удары одному противнику за другим — позади остаётся трое раненных. Оглядываясь, замечает рядом Драгнила, сосредоточенного и сейчас такого серьёзного. Люси вот уже несколько месяцев не слышала его смеха, лишь редко видела улыбку. Встречаются взглядами, и для обоих кажется, что время застыло на ничтожные секунды, длина которых на фронте достигает Вечности. Взяться бы сейчас за руки да убежать куда подальше, а оглянувшись, увидеть — нет больше войны. Хрупкие мечты вмиг осыпаются, разбиваясь в дребезги. Люси в страхе распахивает глаза — Нацу падает совсем близко, а из спины у него сочатся дорожки алой крови.***
— Осторожно, рана серьёзная, — Хартфилия часто напоминает Нацу строгого лекаря, знающего толк во всевозможного рода лечениях, хотя это вовсе и не так. Просто война, нагрянувшая нежданно-негаданно, научила выживать и помогать выкарабкиваться из цепких лап Смерти другим. — С него не убудет, — Драгнил только сейчас замечает Грея, сидящего на прикроватной тумбочке и глядящего в пол, — но поправляйся, всё же, скорее, — оброняет брюнет напоследок, спешно покидая комнату. Нацу только сейчас замечает, что вокруг него — вовсе не руины и не развалины, взамен им — просторная комната с высокими потолками белого цвета и такие же белые стены, громадные окна с почти что прозрачными занавесками, порядком десятка кроватей с лежащими на них перебинтованными парнями. А ещё — Люси, улыбающаяся и едва ли не плачущая. — Что за хрень?! — удивлению Драгнила нет предела, поэтому он не пытается сдерживать эмоции и непонимание, вопросительно смотря на Хартфилию. — Где мы вообще? — В лазарете. Ты просто слишком много спал, — склоняя голову на бок, она слегка жмурится от слишком яркого света. Непроизвольно протягивает ладонь к копне розовых волос, запуская пальцы в шевелюру, и треплет их легонько. Нацу пытается осмыслить услышанное, даже не замечая забавных действий Люси. Ему не верится, что это — не сон. — Сколько именно? Сколько я спал? — Три дня. До этого просыпался лишь на минуты, да и то бредил только, и часто терял сознание. Нацу понимает, что, как минимум, три дня спокойно и тихо, если он лежит сейчас на больничной койке, а не где-то в окопе или палатке. Щипает себя, дабы убедиться в том, что не спит, ещё раз. На языке, правда, крутится немаловажный вопрос. Люси усмехается, понимая, что именно интересует Драгнила, и спешит рассказать ему обо всём по порядку.***
«19 июня 773 года. — Врёшь… — Хартфилия недоверчиво смотрит на Грея, пришедшего от командира с хорошей весточкой, но эта весточка кажется слишком уж доброй. Спустя почти два года кровопролития и множества потерь, спустя сотни-тысяч смертей и океаны выплаканных слёз, да спустя, в конце-концов, моменты минутных слабостей, услышанное кажется Люси выдумкой, злой шуткой… — Разыгрываешь меня. — Нисколько, — Фуллбастер опускается на сырую почву, облокачиваясь о мешок с провизией, и впервые за длительное время ощущает себя действительно расслабленно. — Из главного штаба пришло сообщение: войска противников отступили, подняв белый флаг. Теперь, Люси, война окончена. Победа за нами, — и улыбается Грей счастливо впервые за эти два года, от всей души улыбается. Хартфилия не знает, плакать ей или смеяться до боли в животе, не знает, как реагировать на известие, ожидание которого теплилось в глубине души, спрятанное сразу за страхом потерь. Ей бы сейчас, наверное, подпрыгнуть до самого неба, обнимая пушистые облака, и смотреть на солдат, таких же счастливых, как она сама. Люси подрывается с насиженного места, отбрасывая в сторону уже родной, но так осточертевший автомат, и наклоняется над лежащим на кушетке Нацу, раненным днём ранее. Слёзы солёными дорожками стекают по щекам, «украшенным» ссадинами, а руки трясутся от волнения. — Нацу… Этому кошмару конец, — утыкается носом в перебинтованную грудь парня, не сдерживает плач и позволяет себе быть слабой хотя бы сейчас, в тишине. Драгнил вот уже практически сутки лежит без сознания после ранения, потеряв много крови, но Люси знает — он слышит и радуется не меньше. На часах ровно 22:50. С этой самой минуты жизнь возрождается». *** — Партизанам удалось повредить большую часть техники противников, из-за чего те не смогли пойти в наступление, первая, пятая и шестая блокады, захваченные ишгарцами, были отвоёваны, вражеские войска отступили, — заканчивая пересказ событий прошедшей недели, Хартфилия ни на миг не отрывает взгляд от Нацу, на лице которого удивление сменяется радостью. — Хвала небесам, — Драгнил слегка приподнимается, притягивая Люси к себе, а та даже возразить не успевает. Обнимает девушку крепко-крепко, не обращая внимания на ноющую рану, на месте которой, видимо, останется шрам. Впрочем, это сейчас не важно нисколько, ведь главное — живы. — А я верил. От такого умиротворения хочется кричать во всё горло, лишь бы делиться тем счастьем, которого ждали так долго, хочется прыгать до самого неба, лазурного и чистого. — Драгнил, у тебя может открыться рана! Немедленно ложись, — угрожающе показывает кулак Хартфилия, на что парень недовольно фыркает, но всё же послушно опускается на кровать. — Спасибо, Люси, — говорит сквозь дремоту, настигшую так неожиданно. — За что? — Ты рядом… — Тогда и меня благодари, — сарказм Грея, появившийся как всегда неожиданно, в этот раз даже не вызывает раздражения. Только смех. Тот самый смех, заливистый и громкий, по которому так соскучились все трое. Правда, приходится быстро утихнуть, чтобы не тревожить покой остальных солдат, ещё не оправившихся после ранений.В вере и стремлении к жизни — спасение. И терять столь важные факторы просто-напросто непростительно.