Я и бутылка виски

"Я уже мёртв. Прости, Адди, что втянул тебя в это. Прости, что оставил одного. Я люблю тебя". Я не верю в это. Это какой-то бред. Он не мог умереть. Он мой. Он всегда будет моим и всегда будет со мной. Я не верю. Ах, наверное, стоит рассказать вам, что было до этого. Альбукерке, 2013 год. - Пап! Ты не можешь запретить мне любить! - Любить?! Ты еще смеешь называть ЭТО любовью?! Засранец! - Пап, послушай! Представь себя на моем месте! - Себя? На твоем месте? Мальчишка, ты совсем озверел?! Я уклоняюсь от летевшей в меня вазы. - Эрик! Прекрати! - В комнату вошла мать, моя единственная надежда на спасение. – В конце концов, это его дело! Отец лишь презрительно взглянул на меня и прошел мимо, больно врезавшись плечом о косяк, он хлопнул дверью. - Сынок, ты мог бы и не злить отца… – « что?! Что несет эта женщина? Я ЕГО ЗЛИЛ?!», - ты ведь знаешь, как он ко всему этому относиться… - Ма!? Я ничего не делал! Я просто разговаривал с Рэйем по телефону! - Да?! А ты отдаешь вообще отчет тому, КАК вы разговариваете?! – мать перешла на тихий крик, мне становиться не по себе, - ваши «лапульки», «зайчики», «котики» и другие животные раздражают даже меня! - Мама! Это жестоко! Если я на подобном языке разговаривал с девушкой вы бы и не обернулись! - Прости, Адам, но твое «увлечение» действительно немного странное, его сложно воспринимать нормально. Что? Увлечение? Она назвала это увлечением? Мда, я думал, в этом доме меня хоть кто-то понимает, я ошибся. - Пока, ма. - Адам, куда ты?! Странно, что она задает вопросы моей спине, потому что я уже вышел из дома. Телефон остался на столе, оно и лучше – меня не найдут. Это всё, что мне сейчас нужно. Я позвонил в дверь уже 4 раза, странно, что никто не открывает. Так, ладно, запасной ключ лежит под ковриком, как «непредсказуемо», думаю, он не будет злиться на меня. Открыв дверь, я вошел в дом. Крикнул «Рэ-э-эй» и понял, что дома действительно никого нет. Я прошел по длинному коридору я остановился напротив одной из дверей. Мне было страшно ее отпирать, ведь по щели внизу я понял, что там горит свет. Так, Адам, без паники. Наконец, я дернул ручку и дверь со скрипом двинулась. Я оглядел комнату и обнаружил Рэя на стуле возле компьютера в наушниках, мне сразу стало легко на душе. Я на цыпочках пошел к нему сзади и накрыл его глаза своими руками. Он вздрогнул и обернулся. По его улыбке я понял, что он рад меня видеть. Рэй встал и не говоря ни слова подходит ко мне, я чувствую его горячее дыхание у своего лица. Нами овладевает желание. Наши губы соприкасаются, и он снимает мою футболку, мы падаем на кровать и всё это, не отрывая губ даже глотнуть воздух. Он расстёгивает мои шорты и делает всё, для того, чтобы я почувствовал его любовь. Я просыпаюсь раньше него, смотрю на его руку, которая слабо прикрывает мой оголённый торс, на его лицо, которое издает похрапывающие звуки, на растрепанные черные волосы. Я вглядываюсь в его закрытые глаза, будто моля открыть их. И он открыл. Они такие большие, серые, глубокие, чистые, они засасывают своей таинственностью и мудростью. Рэй очень умный и очень скрытный, но я знаю о нём почти всё. Любимый шоколад, семью, место, где находиться его родимое пятно и даже серию паспорта. Я люблю его. И я остаюсь здесь. Чего бы мне это не стоило. Лас-Вегас, 2014. Мы переехали сюда пару месяцев назад. Единственный город в этой чертовой стране, где мы можем узаконить наши отношения. Сегодня тот самый день. Я так волнуюсь. Интересно, а он не передумал? Я вошёл в его комнату, а он как раз переодевался. Я неловко отвожу взгляд, а на нем ни капли смущения, как, впрочем, и одежды. Он натягивает боксеры и штаны, а потом подходит ко мне и берет меня за руку. - Что-нибудь произошло? Я сморю ему в глаза, они полны беспокойства, но не из-за брака. Из-за меня. Я сжимаю его руку крепче. - Нет, все хорошо. – Я улыбаюсь. Он осторожно целует меня в губы и отпускает руку, а потом и сам отстраняется. Он подходит к шкафу и достает оттуда свою рубашку дав понять, что я могу идти. Я выхожу из его комнаты и иду к себе. Я готов. Абсолютно. Чего он там возиться? «Согласны ли вы…. В горе… В болезни...» Черт, дадада! Не ясно, что ли? Я пришёл сюда и держу сейчас за руку не того от которого согласен отказаться! Я не помню процесса, мой разум вернулся лишь тогда, когда мы, держась за руки, вышли из ЗАГСа. Что ж, теперь у меня на безымянном пальце есть кольцо. Теперь у меня есть штамп в паспорте. Теперь у меня есть Рэй. Вашингтон, 2015. - Твою мать, Адам, скорее! Я впопыхах одеваюсь и вылетаю из комнаты. Черт, нас сдали. Теперь нам никто не устроит «сладкую жизнь». Я бегу со всех ног, ели как хватаю Рэя за руку и мы смываемся из этой дыры. Мы так и не смогли найти работу так как все директора чертовы сексисты и гомофобы. Паре гетеросекуалов или лесбиянок никто бы и слова не сказал, а как только узнают о паре геев – вы нам не подходите. Так мы с моим супругом стали продавать пушки. Нелегально, разумеется. Хотя, это профессия бывший заработок Рэя, так что он быстро освоился. Колесили по стране и продавали это дерьмо за большие деньги, между прочим. И вот, сейчас, мы находились в Вашингтоне. Собираемся ехать в Техас. Иногда в очередном пабе мы снимали какую-нибудь шлюху и становились ее временными сутенерами. Но, даже такая дикая, суровая жизнь не охладила наши чувства друг к другу. И я так и не виделся со своей семьей. Хотя, думаю, они не сильно переживают. В лицо копы нас не знали, поэтому мы спокойно снимали номера в гостиницах и шатались по городам. Однажды, мы решили закончить этот бред потому, что я нашел нормальную работу. Директор и персонал не знал о моей ориентации, поэтому я мог нормально работать. Мне и моего «брату» выделили двухкомнатную квартиру со всеми условиями. Но было последнее дело. Крупный заказ и серьезный клиент. Рэй пошел один и сказал мне не беспокоиться и обустраивать наше «гнездышко». Без проблем, мы не всегда ходили на сделки вместе, поэтому я остался дома. Но что-то было не так. Прошло несколько часов. Я не понимал, что происходит, но мне стало жутко плохо. Я решил отвлечься от декорирования и включил телек. Прямой эфир на одном из криминальных каналов, я уже думал переключать, ибо обычно они снимают всякий шлак, типа «Девочка совершила суицид из-за неразделенной любви», не любил я это, но то, что я услышал, заставило меня поставить на повтор: «Молодой парень, 26 лет, по документам Рэй Бэккинс, предположительно был сброшен с моста, далее, к новостям спорта». Я не верил в услышанное и быстро выключил телевизор. В дверь позвонили. «Аллилуйя» - подумал я, «Это дерьмо – просто воображение, слава богу, это наверняка Рэй». Я открыл дверь, но на пороге был не он, а два полицейских. - Чем могу быть полезен? - Вы – Адам Бэккинс? - Да. - Вы состоите в браке с Рэйем Бэккинсом? - Да. - Приносим соболезнования, он погиб, это было адресовано Вам. Один из них протянул мне листок бумаги, развернулся и ушёл. «Я уже мёртв. Прости, Адди, что втянул тебя в это. Прости, что оставил одного. Я люблю тебя». Я не верю в это. Это какой-то бред. Он не мог умереть. Он мой. Он всегда будет моим и всегда будет со мной. Я не верю. Я так и просидел, вглядываясь в буквы до утра. С моим жутким видом и трясущимися руками я направился в супермаркет, чтобы купить побольше затуманивающих рассудок жидкостей. Я не помню, как пришел домой, что открыл первым, как пил, о чём думал. Я только помню, что кто-то сказал: « алкоголь приятно отдает в виски, не так ли? С каждым глотком тебе становиться легче, ты начинаешь забывать то, почему так сильно убиваешься. Твоя судьба начинает тебя забавлять и ты улыбаешься». Никак не могу вспомнить кто. Ах да, это был Рэй, когда я впервые попробовал алкоголь. О, черт! Я опаздываю на работу! На работу, на которую устроился, чтобы нормально жить с Рэйем! Я не могу больше, этот мир сводит меня с ума, не могу отвыкнуть от мысли, что его больше нет, что он сейчас не обнимет меня сзади, не поцелует в шею, заставляя мои ноги подкашиваться, что я больше не смогу запустить руку в его мягкие волосы, больше не увижу его улыбку... Я не могу так! Я хочу Рэя! Я хочу его вернуть, хочу его видеть! Я знаю, что многие самоубийцы отговаривают себя от сего поступка мыслями вроде «А как же мама? Как же папа? Они же любят меня». У меня таких мыслей нет. А значит, мне никто не помешает.