- Останешься?

- Останешься? Изая, поджав губы, поворачивается к Шизуо, сонно выглядывающего из-под одеяла. Взлохмаченные волосы, взгляд явно не выспавшийся. Да уж, кому же ещё выпадет возможность увидеть грозу всея Икебукуро в таком виде? - Нет. Коротко и ясно, возражения не принимаются. Надежда и светлое будущее – то, чего у них никогда не будет. Это правило номер один. Изая уходит на рассвете. Он всегда уходит на рассвете. Отговаривается тем, что в такое время его никто не увидит - грязная ложь. Хотя бы потому, что Изае нет никакого дела до того, что подумают люди, да и вряд ли когда-нибудь было. Он, наверно, даже был бы сам не против пустить пару слухов, только вот Хайваджима явно не одобрит. На самом же деле и Изая, и Шизуо знают, что всё это – одна большая игра, которая длится с заката до рассвета. Ещё одна версия Золушки, разве что на этот раз немного в другом формате. Закат приносит успокоение, мягкие поцелуи и долгие разговоры. С рассветом вся магия развеивается, и не остаётся ничего, кроме криков, злости и обещаний убить. Лишь для Шизуо и Изаи рассвет всегда означал конец. Никакого хэппи-энда, счастливого смеха и признаний в любви. - Жалко. Изае тоже жалко, но на его лице безразличие, в отличие от явно расстроенного Шизуо. А чего он, собственно, ждал? Брюнет одевается, подбирая с пола раскиданные вечером вещи и выходит в коридор, даже не оглянувшись. Шизуо вздыхает, и стоит только Орихаре исчезнуть в дверном проёме, перекатывается на ту сторону кровати, где пару минут назад спала блоха - подушка ещё едва теплая. Ему и правда жалко, но он тоже знает эти правила, знает, что Изая должен уйти. «Я не изменюсь в любом случае, Шизу-тян, останусь таким же эгоистичным придурком, ты и сам это знаешь. А ещё, я попытаюсь убить тебя при первой же возможности, помни об этом». «Но не сейчас, не здесь, тут я тебя не трону, до рассвета – ты в безопасности» «Поцелуй меня» Шизуо тяжело вздыхает и поднимается с кровати, чтобы проводить парня. Он понятия не имеет, встречаются ли они. Мало того, он вообще не имеет понятия, что между ними происходит. Это длится между ними уже месяца два, если не больше. Закат-рассвет-закат. Спрашивать Изаю бесполезно – если захочет, сам об этом заговорит, но что-то подсказывает, что он не захочет. Хайваджиме даже кажется, что Орихара просто-напросто убегает от него, убегает от проблем и повисших в воздухе вопросов. Он жалкий трус, хотя на самом деле – настоящий трус здесь только один, и это он, Шизуо, который сейчас ничего не может сделать. Изая уже надевает второй ботинок, когда Шизуо, выйдя в коридор и встав в паре шагов от него, опирается о стену и спрашивает, будто бы невзначай: - Придёшь завтра? До жути страшно спрашивать, а ещё страшнее – услышать ответ. Шизуо не знает, любит ли он Орихару. Наверно, любит. Когда тот не ведёт себя как самый последний идиот на всей Земле. Когда не пытается убить или поранить его. Когда улыбается, а не усмехается, как умеет только он, нагло и по-дурацки. Когда желает ему спокойной ночи, а во сне закидывает на Шизуо свою руку. Когда смеётся – громко, задорно и совсем по-настоящему. То, что происходит сейчас между ними, за гранью понимания Шизуо, да и Орихара, кажется, тоже запутался. Поэтому, остаётся лишь смириться и каждый раз задавать этот вопрос, внутри сотрясаясь от мысли, что всё может исчезнуть в любой момент, и что ещё хуже – что на самом деле это просто орихаровские игры, целью которых унизить, растоптать и уничтожить его, Шизуо, сжечь изнутри и плюнуть в лицо, когда тот приползёт к нему на коленях, умоляя вернуться. А он приползёт. Это знают оба. Только вот Орихару это, кажется, только забавляет. - Посмотрим, - отвечает Изая и Хайваджима слышит в этих словах бесконечную усталость, - куча работы, ты же знаешь. А потом роняет непринуждённо: - Тебе лучше не соваться сегодня в Синдзюку. - С чего это? У меня как раз там работа намечается, - хмурится Шизуо. - Ну, если не хочешь сдохнуть в ближайшем будущем, устрой себе небольшой выходной, - тон Изаи внезапно меняется на более серьёзный, - ты сейчас один из главных врагов Синих квадратов, и сегодня они как раз устраивают на тебя засаду. Ну, ты волен выбирать сам. Просто информирую, это моя работа, в конце концов. Okay? Шизуо хмуро кивает и едва заметно усмехается. Изая, который заботится о нём, пусть и делая вид, что ему до этого нет дела – воистину милое зрелище. Только вот это милое зрелище, стоит ему только переступить порог квартиры, превратится в невыносимую блоху, которую он терпеть не может. Тем не менее, блондин ему благодарен. Изая надевает свою любимую куртку. Один рукав, другой. - Ну, это, типа, пока, Шизу-тян. Махнув рукой, Орихара стремительно исчезает в дверях, а Шизуо вновь разбивается на миллионы осколков. Информатор спускается по лестнице, в то время, как в голове крутятся совершенно ненужные мысли. Интересно, что было бы, останься он хоть раз? Наверно, проспали бы до обеда, как раз в духе Шизу-тяна. Потом, Хайваджима приготовил бы ему завтрак – крепкий чёрный кофе без сахара, и что-нибудь жутко вкусное – Изае уже пару раз повезло попробовать кулинарные шедевры блондина, и уж в чём-чём, а в готовке ему явно не было равных. Орихара выдавливает из себя жалкую улыбку, как улыбается замечтавшийся человек, спустившийся с небес на землю. Он знает, что вряд ли сможет изменится, даже если захочет. Слишком долго он лепил эту маску, прячась за нахальными улыбками и кровавыми расправами. Слишком долго, чтобы сейчас всё бросить. На самом деле, Изая не такой уж и говнюк, придурок, и кем его там только не считают. На самом деле, он не такой уж бессердечный и эгоистичный. На самом деле, он не так уж и сильно любит людей. Орихаре кажется, что он застрял где-то между 16-тью и 17-тью годами. Бунтарские идеи, желание быть в центре внимания и юношеский максимализм. Ещё тогда, он обещал, что как только станет взрослым, добьётся всего, что лелеял и чего желал. Тогда он врал всем клиентам, что ему 21, и эта глупая цифра прижилась, присохла, стала его частью, его клеймом. Но сам Изая не вырос. Он так и остался тем 16-ти летним мальчишкой с чудесными мечтами о будущем. Глупым, влюблённым, 16-ти летним мальчишкой, которому всегда будет 21. Эдакий Питер Пэн - долой старые сказки, даёшь новые истории. Только вот придётся убрать приключения, все эти истории о русалках, пиратах, и прочей чепухе из разряда нет-и-не-будет. Вместо них - стремительно растущее чувство пустоты и ничего больше. Изая маленький бог с гигантским чувством собственного достоинства. Он строит человеческие жизни, как домики из лего, прожигает жизнь всеми возможными и невозможными способами и горит сам: ярко, напоказ, громко смеясь, желательно - со взрывами и другими спецэффектами. Ещё лучше - перед огромной толпой. А потом пуф - и остается только облачко дыма, а за ним одиночество, глубокое и скрытое от чужих глаз за очередной гадкой усмешкой. Правила, Изая, правила. Нигде не писаные, но отлично усвоенные вами обоими. Ненависть, Изая, ненависть. Жгучая, тающая, наподобие леденца во рту, и оставляющая за собой только привкус одиночества, разбитого сердца и отчаянья. Неужели это твой выбор? Неужели это то, чего ты действительно хочешь? В квартире царит тишина и лёгкий полумрак, хотя за окном уже светает. Окна толстые, и через них не слышен гул машин, в которых сейчас люди несутся по своим делам: работам, школам, университетам, или куда там еще они могут так торопиться в шесть утра. Шизуо лежит под одеялом, пытаясь заснуть, следуя вполне деловому совету Изаи остаться сегодня дома. Здравый смысл и логика остаются в коридоре, вместе с курткой и парой ботинок. Вместо этого – ненормально стучащее сердце, готовое вырваться из груди и почти детское чувство страха и неизвестности, но с ним же приходит и любопытство. Шорох одеяла. Шизуо вздрагивает от неожиданности, но не спрашивает. Вместо этого, он поворачивается и заглядывает Изае в глаза. После этого потребность в вопросах отпадает – бешено стучащее сердце и пара глаз, с мольбой (и испугом?) смотрящих на него, говорят сами за себя. Шизуо улыбается, едва сдерживаясь от того, чтобы не засмеяться от радости, и целует Изаю в лоб, крепко обнимая и прижимая к себе. - Можно я останусь сегодня, Шизу-тян? Можно? – шепчет Изая, вопреки гордости и здравому смыслу, подставляя лицо под поцелуи и разрываясь внутри от бесконечного счастья. - Можно. И в этот миг, в них обоих загорается надежда.