***
― Хён, прости меня... - без капли раскаяния и с милой улыбкой сказал Джису. ― Джису, ты... что наделал? - не сказать, что Хан был в ярости, но поступок Джису не очень-то и радовал. - Ты же сам знаешь то, что раньше я никогда не... - Джонхан был жестоко прерван еще одним поцелуем. Но этот раз Джонхану этот поцелуй показался более напористым, чем предыдущий. И на этот раз он, хоть и неумело, но все же пытался отвечать. Стараясь повторять движения младшего, Хан и не заметил, как его собственные руки обхватили шею Джису, прижимая его ближе к своему телу. Хоть Хан и был шокирован действием донсена, но вовсе не говорил, что ему не понравилось. Даже наоборот он хотел, чтобы Джису продолжал его целовать, сминая его губы и даря ему море наслаждения. Он не хотел большего, он хотел просто стоять и отвечать на умелые движения младшего, который явно не первый раз проделывает это. И в этом Джису был солидарен с хеном, показывая это своими руками, прижимающие Джонхана ближе к себе и не позволяя себе большего. Когда в их легких закончился кислород, они разорвали поцелуй. Они стояли, не разнимая рук, глядели друг на друга, но к счастью, или же нет, в дверь, ведущую в комнату, постучались. С тихим вздохом Джису, Джонхану пришлось отступить назад и, по пути приводя себя в порядок, он пошел открывать дверь. За дверью, как и предполагалось, стояла госпожа Юн - мама Джонхана, любезно принесшая бутерброды с чаем. В начале Джонхан даже и не понял, почему у его мамы расширились глаза, будто она чему-то удивилась, а потом к нему в голову закралась одна ненавязчивая мысль о том, что он сам такой весь запыхавшийся: губы и щеки красные, волосы, более-менее, но растрепанные. И с этой же мыслью, парень ударил себя по лбу и быстро скрылся за дверью собственной комнаты, не забыв прихватить поднос с чаем. Впрочем, госпожа Юн не была сильно удивлена поведением и видом своего сына, так как частенько улавливала во взглядах этих двоих странные искорки. Она, как и её муж, который тоже заметил странное поведение этих двоих наедине, отнеслись спокойно и уже давно приняли решение, что каждый волен сам себе выбирать дальнейший путь в жизни. Хотя даже не обсуждали этого между собой.***
У Джису был очень удивлен, когда Джонхан с подносом на руках чуть ли не влетел в комнату, да и еще с каким лицом. Джису поднялся с насиженного места и подошел к своему хену, забирая у него из рук поднос. Пока Джонхан понемногу отходил от шока, Джису уже вовсю ел бутерброды, запивая их горячим чаем. Джису и сам не понял, как решился поцеловать хена. Он давно хотел этого, но не мог решиться, боясь получить отворот-поворот. А сегодня просто был очарован видом Джонхана. Его длинные волосы были собраны в маленький хвостик на затылке, а футболка, которая была ему на размера два больше, открывала чудесный вид на его ключицы. Глаза Джонхана еще больше манили Джису, а губы так и напрашивались на поцелуй. И, видимо, допросились, и Джису не сдержался. Как он предполагал, губы его хена оказались мягкими и со вкусом клубники, так как Хан мог есть ее тоннами. Когда же Джонхан полностью вышел из шокового состояния, спросил то, что уж очень хотел знать: ― Ты зачем это сделал? Сам же знаешь то, что до этого я ни с кем не целовался. ― И не с кем и не будешь, естественно, кроме меня, - с милой улыбкой произнес Джису. ― С чего это... - опять Джонхан не успел договорить, а его уже заткнули поцелуем, на который он немедленно ответил. Когда же Джису отстранился и, посмотрев в глаза старшему, сказал: ― Потому что с этого момента ты мой и ничей больше, - Джису, улыбнувшись, щелкнул Хана по носу, освобождая его из своих объятий. На это Джонхан недовольно фыркнул, но возражать не стал. А Джису явно был рад такому исходу событий. И именно поэтому он сейчас улыбался словно чеширский кот.