Его имя.

Его имя означало "талантливый" и полностью оправдывало себя. Он не был ярким, словно солнце, но напоминал луну, которая прекрасна ночью и показывается лишь тем, кто не спит. И я, будучи человеком, не любящим яркий свет, не могла жить без его тусклого свечения. Для всех вокруг он словно был невидим. Люди проходили мимо, не слыша его чудесного голоса, не видя взгляда красивых серых глаз, что похожи на предгрозовое небо. Я восхищалась его талантами. Он пел и птицы в лесу замолкали, слушая его голос. Он рисовал и на холсте возникала настолько живая картина, что казалось, будто это портал в иной мир. Он писал и не было ничего интереснее и глубже его произведений. Мне было не ясно, почему люди не видели всего этого. Ведь он так прекрасен! И его таланты так прекрасны! Почему же все вокруг так слепы?... Порой я смотрела, как он пишет. Всегда, создавая новое творение, он позволял мне наблюдать, а после высказывать мнение. Конечно, все, что он делал, было неизменно прекрасно. Когда он брал в руки кисть, я вдруг оказывалась позади и стояла тихо-тихо, стараясь не мешать. Я видела, как рождается шедевр. Его рука с длинными пальцами пианиста выводила кисточкой линию за линией, пока перед нами не оказывалась картина, способная перевернуть мир человека с ног на голову. Столько души и сил он в нее вкладывал. Иногда мы ходили в лес. И неизменно, когда тропинка начинала сужаться, он запевал. Птицы замолкали и в тишине звучал лишь его голос. Он пел обо всем: о войнах, любви и мире, о птицах, волках и лисах, о людях. Все его песни были наполнены чувствами: ненавистью и болью, любовью и нежность, грустью и скорбью... Когда мы ходили в город, он молчал. И я тоже. Становилось вдруг очень пусто. Его глаза наполнялись грустью, а я не знала как это изменить. Нас знали продавцы, у которых мы были постоянными покупателями. Но они всегда разговаривали лишь со мной, даже не смотря в его сторону. Это больно ранило меня, но его еще больнее. Однажды ему предложили выступать с песнями на одном из концертов для юных талантов. Я никогда не видела его таким счастливым. Выйдя на сцену, он пел, вкладывая всю свою душу в эти песни. Но люди, выходившие поздравлять и выражать свое расположение, поздравляли меня, а не его. Я говорила им, но они не слышали меня. А он лишь улыбнулся. Из серых глаз катились слезы. Больше мы не принимали предложения о выступлениях. В интернете его замечали. Им восхищались. Писали, какой он талантливый и способный. Он был горд и счастлив. Как-то в канун Нового года к нам пришла женщина. Она назвалась психиатром и предложила пройти курс лечения. Мне. Она, как и другие, даже не взглянула на него. Не поздоровалась, хотя пришла к нам в дом. Я разозлилась. Накричала на нее и выгнала. Приехали люди. Они забрали меня. Повесили диагноз, словно бирку. Кажется, в народе он звучит, как "шиза". Шиза... неплохое имя для героини его новой книги. Я скучаю по его серым глазам. Меня не выпускают из белой комнаты с обоями в дурацкий голубой цветочек. Как он там?... Справится ли без меня? Он такой одинокий... Я ничего не ем. Не хочу без него. Вдруг и он без меня не ест? А что, если он приходил? Они не пустили его, даже если он был. Плакал ли он? Я не хочу, чтобы ему было больно. Но они не отпускают меня. Кормят таблетками насильно. Я скоро умру. Я чувствую, как силы покидают тело. Прости меня, мой талантливый. Простишь? Я, кажется, не смогу больше терпеть. Не плачь обо мне, молю. Пой и пиши, рисуй и радуйся. Не забывай, насколько ты прекрасен. Впервые кровать здесь показалась мне мягкой. Женщина средних лет взглянула на тело девушки. Смерть по неясным причинам. Уснула и не проснулась. Врач печально вздохнула. Перспективная была пациентка. — Анна Сергеевна, что сказать журналистам? Они столпились у главного входа и ждут объяснений. Также звонили сверху, они в бешенстве. Мир потерял юный талант. Ей пророчили прекрасную карьеру в мире искусства. Женщина взглянула на свою помощницу Марию - симпатичную девушку лет двадцати пяти: — Пусть ее тело доставят в морг. Я сама займусь журналистами. Мария кивнула и убежала. Анна вышла из палаты и направилась к себе в кабинет. У двери ее ожидал один из самых известных и опытных врачей больницы. — Жаль девочку, да? Возможно, и не стоило пытаться лечить ее. Все творческие люди чуточку сумасшедшие. Она ведь умерла от тоски по своему второму "Я", от которого мы отделили ее. Как же его.. - Александр Степанович прищурился, силясь вспомнить имя. — Она звала его Тоширо. Мужчина хлопнул в ладоши: — Ах, верно! "Талантливый"... Что ж, имя отражало ее натуру. Анна Сергеевна раздраженно взглянула на мужчину. Чего он добивается? — Александр Степанович, у меня много работы. Не могли бы мы отложить этот разговор? Он не так важен сейчас, когда у входа толпа стервятников, а "вышка" пышет злостью. Пожилой врач ласково улыбнулся: — Конечно, Анна Сергеевна, но, прошу, не закрывайтесь от вины. Ведь именно мы убили эту девочку под предлогом "лечения". Порой в нем нет необходимости. Нам давно стоило это понять. А мы по своей глупости потеряли единственный шанс на возрождение прекрасного в этом мире. И мужчина ушел, оставив Анну снова и снова прокручивать его слова в голове.