Обещания

Москва не была городом - она была одним большим селом. Это не были мысли Ивана, просто эти слова когда-то въелись в его память, не желая растворяться в множестве других воспоминаний, а теперь они всплыли снова именно тогда, когда он внезапно оказался на окраине. Но Москва дышала даже здесь, словно ещё раз напоминая о своем праве на существование, а сейчас она казалась Ивану не более, чем одним крупным недоразумением, держащим вместе 12 миллионов людей. На подобные мысли Москва откликалась лишь ропотом и шумом улиц. Стояла невиданная жара, загоняя людей в тень или вовсе домой, жариться в своих бетонных коробках. Палящее солнце нависало над городом, довольно ухмыляясь яркими лучами сверху. Вдоль аллеи росли высокие тополя, осыпая её пухом, смотревшимся абсурдно и даже несколько безумно из-за сходства со снегом при почти сорока градусах. Пахло краской, резиной и бензином. Тут же, у забора рядом с дорогой, сидели несколько гастарбайтеров рядом с полупустым ведром противно-едкой зелёной краски и заброшенными в него кистями. Вдоль дороги протянулись рельсы, по которым иногда, громко гремя, проезжались старые желтенькие трамваи. Москва была столицей России, его центром и его сердцем, качавшим кровь по всему организму. Но сейчас это сердце билось как бешеное, извиваясь в агонии. Поначалу он был тоже воодушевлен. Сейчас осталось лишь чувство, которое возникает, когда тебе сначала предлагают кусок вкуснейшего пирога, а потом отмахиваются и дают лишь покусанный кусок хлеба. Хотя странно, что сейчас Иван в голову вообще пришло такое сравнение. Он мысленно сделал пометку. На одном из домов висела табличка с надписью: аллея Солнца. Хорошее название. Иван всегда любил солнце. Другое дело, что солнце его не любило.  Это был октябрь - это всё, что Иван помнил. Беспощадный диск белесого светила висел высоко в небе, пытался выжечь крестьян с золотого пшеничного поля, с которого они собирали урожай старыми, ржавыми косами. Им обещали привезти новые серпы на прошлой неделе, и вдохновившись тем, что скоро работа пойдёт ещё легче, они работали, не моля светило о пощаде. Оно бы и не пощадило. На горизонте скапливались тучи, которые под вечер стали куда темнее и множественнее, чем в полдень. В лучах уходящего на Запад красного солнца крестьяне работали уже серпами, терпя перерастающий в боль голод.  Он был там. Он видел эту картину. Чуть позднее вечером был шторм, и бордовые, в свете заходящей звезды тучи пронзали белые молнии, которые потом уступили место многообещающему ливню. Вода лилась на землю, а урожай уже был собран. Непогода длилась долго. Это не была аллея Солнца. Такой аллеи вообще нет. Что произошло? Он помнил лишь памятную железную ложку, потрепанную и грязноватую телогрейку и мороз, пробирающий до костей, в то время, когда он тащил металлические прутья в сторону полуразвалившегося здания. Зачем, для чего, где? Ох, он вспомнил печь. Единственную подругу и женщину на этом острове людей, чьи мысли замерзли, оставляя лишь голый инстинкт выживания. Он помнил, как вернулся в Москву совсем другим человеком. Всюду развевались на ветру алые знамена, всюду радостный шум и гам, баснословные речи: "Мы победили!". И ведь правда, победили, всё изменили. Иван хорошо помнил эту аллею. Тогда она была не аллеей Солнца. Она сияла предвестником новой эпохи. Аллея Сталина. Ничто не изменилось. Иван брёл по улицам столичной бестии, уже не зная, куда идёт. Ему навстречу выплывали лица из толпы, становившейся всё многолюднее, - они были словно паззлы в мозаике, которая то собиралась, то снова разбивалась о стену, окружавшую его Кремль. Высокая стена из красного кирпича, словно лента, должна была соединять и объединять. Она только преграждала. Иван проваливался всё глубже, внутрь этого болота, которое затягивало его с поразительным успехом и скоростью. Галлюцинации? Он помнил этот прорыв на закате века. Прорыв, который обещал свободу, который декларировал новое время, отличное время, которое... Оно же должно было что-то значить? Иван не знал. Он просто застыл на месте, как изваяние, чувствуя, как изнутри рвутся наружу настолько амбивалентные чувства, что, казалось, они просто уничтожат его. Им почти удалось.  Иван не прекращал верить, пусть и потерял любые ориентиры и чувствовал лишь едкий запах дыма сгоревших мостов, которые вели назад. 147 миллионов верили в обещания.  Потом, словно потоп, с Запада нахлынули медии, грозя захлестнуть Россию с головой. Отличное время. Хорошие обещания. Верящий народ. Иван верил в обещания. Что бы ни случилось, он не исчезнет. Его народ не исчезнет. Бьющееся в истерике сердце продолжало затягивать в себя всё больше крови.