Мы - одно целое

      Осенью в Бейкон Хиллс всегда темнеет рано и Стайлз невольно спрашивал себя, почему он все еще в лесу в это время, в компании не вполне уравновешенного подростка-оборотня, ищет хоть какой-нибудь компромат на внезапно объявившегося парня, настойчиво утверждающего, что он их старинный приятель. Ответ для Стайлза был слишком очевиден — он знал, что прав, знал, что на этот раз интуиция его не подводит. Безусловно, были моменты, когда его внутреннее чутье ошибалось, пусть в конечном итоге он был не прав насчет Дерека, Малии и Лиама, чему даже был рад, но Тео… нет, с ним определенно что-то не так. Этот парень скорее ближе к Питеру, чем к исправившейся Малии, а повторения истории безумного оборотня или еще чего похуже, Стайлз не хотел. Именно поэтому его раздражало, что никого больше это не заботит, что за полгода спокойствия все расслабились и потеряли нюх, что ли. Но больнее всего била беспечность Скотта. Стайлз в своем подсознании выстроил идеальную картину их будущего, где они со Скоттом по-прежнему вместе и потерять друга из-за его нежелания видеть полную картину происходящего, было очень страшно. И скорее всего из-за этого подсознательного страха он грубил, злился и кричал на него. Однако негромко брошенная фраза Скотта окончательно вывела из себя:       — Почему ты никому не доверяешь?       — Потому что ты доверяешь всем!       Ответ был справедлив, однако винить за это Скотта было нельзя, уж такова его натура, не поколебавшаяся ни разу после всех трудностей им пройденных. Но Стайлз был серьезно зол, чтобы мыслить трезво, да еще этот джип раздражал тем, что никак не хотел заводиться. Удар произошел внезапно даже для него самого. Он словно со стороны наблюдал, как его рука медленно опустилась на кузов автомобиля и резко отскочила, будто наткнулась на резину вместо стали.       — Ты в порядке? — тут же прозвучал взволнованный голос Скотта.       — Все хорошо.       — Ты мог сломать ее.       — Она не сломана. Я в порядке, — и он как будто действительно был в порядке. Из-за внезапности ситуации и внутренней раздраженности, его рука казалось онемевшей и боли он не чувствовал совсем, хотя и догадывался, что она есть.       — Дай мне посмотреть, — Скотт подошел ближе и аккуратно, нежно, чтобы не причинить лишней боли, накрыл пострадавшую руку своими. Стайлзу была приятна забота друга, были приятны его нежные и теплые касания. Он, не отрываясь, смотрел, как вверх по венам на руке Скотта скользит черными струйками его боль, а вместе с ней уходит и переполнявшая его злость.       Онемевшая рука вновь приобретала чувствительность, когда Скотт неожиданно нагнулся, мягко целуя перевернутую ладонь, забирая при этом последние остатки боли.       «Что ты делаешь?» — хотел было спросить удивленный таким поведением Стайлз, но едва увидев глаза Скотта, поступил куда более импульсивно. Он подался вперед и прижался к губам друга, подарившим ему самую толику нежности, но Стайлзу вдруг захотелось захлебнуться в ней, причем прямо из источника. И самое странное здесь то, что Скотт его не оттолкнул, не отпрянул сам, наоборот, прижался покрепче и ответил на поцелуй. Такой неловкий, спонтанный, с легким чувством вины, поскольку оба в отношениях с другими, но такой нужный, такой ласковый и такой естественный.       Однако было одно обстоятельство, о котором они оба временно забыли, поддавшись своему порыву. Лиам. Он все еще был в машине и сейчас пораженно наблюдал, как двое парней самозабвенно целуются, наплевав на все. Парнишка был смущен и растерян, это было сродни тому, когда ты случайно застаешь своих родителей за чем-то интимным. «Ах!» — вырвалось ненамеренно и, похоже, громче, чем хотелось бы, потому что парни оставили свое занятие и оба сквозь затуманенный взор посмотрели на Лиама, принявшего вмиг пунцовый оттенок кожи. Скотт и Стайлз молча переглянулись, и выглядело это так, словно слова им больше не нужны, а нужные ответы и решения они просто прочли друг у друга в глазах. Лиам ждал от них любой реакции на его свидетельство, но ее не последовало, они лишь как-то загадочно ухмыльнулись и вновь принялись целоваться. Но как бы ни хотел, он не мог отвести от них взгляд — это завораживало и, о боже, возбуждало его все еще невинную натуру. Поэтому зов своего альфы он почувствовал, нежели увидел, сразу же. Противиться ему он был не в состоянии и, выйдя из машины, на ватных ногах, он двинулся в сторону целующейся парочки. Те если и заметили подошедшего к ним парня, оторвались друг от друга далеко не сразу и как будто намеренно распаляли подростка своими тихими короткими стонами, положением рук в разных интимных местах, но, пожалуй, самым волнующим был их взгляд, залитый похотью и вожделением. Лиам не смог более сдерживаться:       — Зачем? — единственное, что он смог произнести, хотя об ответе и догадывался. Он знал, зачем это делают Скотт и Стайлз, хоть он и знаком с ними не так долго, но сразу почуял между ними некое напряжение, и было лишь вопросом времени, чтобы оно вырвалось на свободу. Зачем он здесь, вот что волновало больше всего.       — Ты неотъемлемая часть меня, — просто ответил Скотт, когда смог, наконец, оторваться от своего друга, при этом, сумев правильно понять истинный смысл прозвучавшего вопроса. — А я часть его, — он кивнул на Стайлза и тот продолжил:       — Мы — одно целое. И сейчас хотим одного и того же.       — Чего? — нервно сглотнув слюну, неуверенно поинтересовался Лиам, лишь затем, чтобы потянуть время перед неизбежным.       Скотт улыбнулся в ответ и, прошептав «мы лучше покажем», прижался к губам своего беты. Лиам вздрогнул и выдохнул от неожиданности, при этом губы его раскрылись, позволив старшему парню скользнуть языком меж ними и не встретив сопротивления, захватывая его язык, углубить поцелуй. Стайлз в это время приобнял Лиама сзади за талию и аккуратно, но настойчиво забирался руками ему под футболку, нежно поглаживая напряженный живот и грудь с затвердевшими от нехитрой ласки сосками. Но когда Скотт, не разрывая поцелуя, начал расстегивать его ширинку, Лиам запаниковал и забился в удерживающих его объятиях.       — Расслабься, малыш, мы возбуждены не меньше, — шепнул на ухо парню Стайлз и как доказательство отстранил его от Скотта, сам целуя его в губы. При этом Скотт решил переключиться на Стайлза и потянулся к его ширинке, освобождая из плена ткани возбужденный, сочащийся смазкой орган. Одной рукой он ласкал член своего друга, другой — высвободил не менее напряженный член Лиама, который тут же задрожал, едва почувствовал чужую руку на своей оголенной плоти.       — Нужно позаботиться и о тебе, — ухмыльнулся Стайлз и расстегнул джинсы Скотта, скользнув рукой к нему под белье, даже не пытаясь вытащить член наружу, увеличивая тем самым на него приятное давление. Скотт вновь его поцеловал, почувствовав, как к одной руке в его штанах прибавляется вторая, и краем глаза замечая покрасневшего Лиама неуверенно повторяющего действия старших парней.       Смешение рук, губ, стонов и всхлипов, смешение запахов разгоряченных тел — три организма, как одно целое.       Последние быстрые, жесткие поцелуи, рассчитанные уже не на нежность, а лишь на удовлетворение желаний; последние резкие движения рук и словно разряд тока, следующий из позвонка в позвонок, яркий, ни с чем несравнимый и застилающий все оргазм.       Когда к ним вернулась способность ясно мыслить, они обнаружили себя сидящими на земле в неудобной позе и со спущенными штанами. Но чтобы как-то исправить ситуацию никто из них даже не пошевелился. То, что произошло, было странно, завораживающе и слишком прекрасно, чтобы нарушить это неловким разговором или действием.       — Надеюсь, все понимают, что об этом не стоит распространяться? — когда молчать уже стало невозможно, первым тишину нарушил Стайлз. Ответом ему послужили лишь пара кивков и красноречивые взгляды о том, что это было слишком хорошо, чтобы просто забыть и не попытаться повторить вновь.