Past Tense

Стив Роджерс падает с неба. Его короткая жизнь проносится у него перед глазами. Ему шесть лет, он низкорослый и тощий, его всегда выбирают в последнюю очередь, зато дразнят самым первым. Однажды он падает в грязь, сворачивается в клубочек и ждет удара, которого почему-то нет. Он открывает глаза и видит, как другой мальчишка сгребает хулигана в охапку. - Я Баки, - говорит мальчик, когда злоумышленник убегает. У него грязные каштановые волосы и чуть щербатая улыбка. - Стивен, - хрипит Стив в ответ, шокированный внезапной удачей. Его спасли. Он никогда не думал, что драка может закончиться вот так. Его всегда избивали. До сегодняшнего дня. - Хочешь, мы будем друзьями? - спрашивает Баки. Он не обращает внимание на то, какой Стив мелкий. Открывает бумажный пакет с обедом и предлагает половинку сэндвича с арахисовым маслом. Желе слишком дорогое. - Конечно, - говорит Стив. Все кажется легким, когда тебе шесть. Они делят пополам яблоко Стива. Им шесть с половиной, когда кто-то говорит им, что мальчики не должны держаться за руки. Стиву восемь, и он влюблен в своего лучшего друга. Никто и никогда не убедит его в обратном. Взрослые забывают, что дети способны на действительно глубокие чувства, только чистоты в них больше, а безнаказанности меньше. Он знает, что важен только Баки. Взрослые уже показали ему свою двуличность - мать заботилась о нем лишь время от времени, учителя закрывали глаза на жесткость учеников. Некоторые взрослые были даже хуже, чем одноклассники, называя Стива словами, которые он никогда не повторял и никогда не забывал. Если бы Баки узнал об этом, то испачкал бы их блестящие туфли и насыпал соли в учительский кофейник. Поэтому Стив ничего не говорит. Только Баки важен, а он всегда попадает в неприятности, вытаскивая Стива из передряг. Стиву десять, когда Баки становится звездой школьного рождественского спектакля, исполняя роль Иосифа. Стив же помогает детям, которые играют животных, превращающихся в ангелов во втором акте. Он выучивает все слова пьесы наизусть, и, когда говорит Мария, шепотом повторяет ее слова. Стиву двенадцать, когда его мама впервые заболевает. Он остается у Баки сначала днем, а потом и ночью. Они стягивают на пол диванные подушки, кладут их рядом с кроватью Баки и разговаривают в темноте, не боясь, что их поймают. Однажды вечером Стив плачет, сгорбив хрупкие плечи, и Баки ничего не говорит. Он перетаскивает Стива на свою узкую койку, заставляя ее скрипеть, и Стив прижимается к нему. Только так, когда рядом дышит Баки, он может заснуть. И еще никогда дыхание Баки не было таким тяжелым. Стиву четырнадцать, когда Баки впервые целуется. И коротко, емко анализирует: - Ничего особенного, скажу я тебе. Я не знаю, что другие в этом находят, - говорит он Стиву. - Это мокро. Стиву хочется упасть на пол и свернуться калачиком, как будто его бьют, но он заставляет себя слушать и кивать. - Похоже, поцелуи переоценивают, если хочешь знать мое мнение, - говорит он, хотя никому, кроме Баки, его мнение никогда и не было интересно. Баки хмурится. - Может, это моя вина, - говорит он, расстроенный, будто не смог достойно принять вызов. В последнее время он игнорировал дресс-код школы, и его каштановые волосы отросли и локонами опускались на шею. - У меня не было практики. Они ловят взгляды друг друга - без страха, лишь с осторожностью. Никто не решается предложить первым, пока Стив не сглатывает, не собирает обрывки смелости и не предлагает то, что крутилось у него в голове с тех самых пор, как все вокруг начали целоваться. - Мы могли бы попробовать. Получится лучше, чем с девушками, которые уже умеют. - Да? - Баки краснеет, смотрит с облегчением. - Ты серьезно? - Конечно, - говорит Стив. Ничего не кажется легким, когда тебе четырнадцать, но они справляются. Стиву шестнадцать, и он давно вырос из переживаний о поцелуях. Теперь он нервничает из-за людей, но беспокоится вовсе не о себе. - Мирна Томас половину химии твердила о том, что ты гей, потому что ты ее отверг, - сообщает Стив сквозь комок в горле, все еще сжимая кулаки. Он понимает, что говорит слишком быстро, но он должен объяснить, что они в опасности. Лицо Баки слишком спокойное, слишком равнодушное. - А потом, в раздевалке, Дэйви Бенсон рассказывал всем, кто готов был слушать, что мы педики и он точно об этом знает, потому что видел нас в парке… - Ха, - бросает Баки, вешая куртку на крючок. - Впервые в своей гребаной жизни Дэйви что-то заметил. Неважно. Каждый знает, что у него рот шириной с милю и что Мирна бегает за мной с седьмого класса. - Но… - Я же сказал, что это неважно, Стив, - Баки проходит вперед, в спальню, перешагнув через подушки на полу, которые они использовали все реже в последнее время. Им повезло, что Стив такой тощий и им удается умещаться вдвоем на кровати, свернувшись калачиком после долгих, волнующих попыток улечься в темноте. - Мы же не педики, так? - Баки… - Так? - Баки невозмутимо обнимает Стива. Скользит пальцами в его волосы и говорит почти в губы. - Конечно, - отвечает Стив. Все кажется легким, когда тебе шестнадцать и ты не знаешь, как мир будет смотреть на вас, как будут смотреть окружающие, и тебе плевать на всех, кроме одного человека. Им шестнадцать с половиной, когда их соседа кладут в госпиталь из-за слухов о том, что он живет вовсе не с кузеном. Наступает хреновое время без совместных ночевок, а Баки начинает дружить с Бенсоном и футбольной командой. Стиву восемнадцать, когда его мать умирает. И это не неожиданность. Люди всегда спрашивают, случилось ли это внезапно. Как будто лучше видеть, как приближается смерть, как будто лучше видеть, как слабеет в человеке жизнь, как он страдает и чахнет, а не внезапно угасает. - Нет, это было ожидаемо, - отвечает Стив, и слова будто попадают в горло прямо из пропасти в его груди. Вот каково это - когда тот, кого ты любишь, умирает. Как будто лопатой разрыли не землю, а твою грудную клетку, как будто похоронили тебя самого. Звуки, краски и свет блекнут. Люди говорят, а ты не можешь услышать их, они пытаются дотронуться до тебя, а ты гаснешь. Смерть задерживается в квартире намного дольше, чем покойник. Баки ловит его после похорон в закутке рядом с домом, который теперь принадлежит только Стиву, тихие комнаты почти пустые, заполненные лишь воспоминаниями о матери. Внутри Стив увидит синие полотенца, которые она купила, чтобы скрасить унылую кухню, моток афганской пряжи, брошенный на диване, заваленный лекарствами столик, который он не решился убрать, пока она лежала в больнице, потому что знал - это будет значить, что она не вернется. Стив увидит это все, и многое другое, если зайдет внутрь, поэтому он не заходит. На Баки новый костюм, специально для этого случая, и он сидит на нем, как перчатка. Хорошая ткань, но слишком темная, всегда будет казаться траурной. Баки долго копил деньги на костюм для выпускного, но вместо этого купил костюм на похороны. Каштановые волосы, обычно растрепанные, он уложил и пригладил. Стив был бы тронут, если бы мог чувствовать что-то, кроме немой пустоты. Пока Стив медлит, пристально смотря на него, Баки делает вид, что внутрь заходить вообще не обязательно и они могут переночевать у Баки в комнате. Баки утверждает, что его родители абсолютно "за", что они не потревожат их и не будут бросать косых взглядов на старые подушки на полу. После того, как им исполнилось семнадцать, отец Баки начал говорить о том, что для парней ненормально вести себя так, как они. Не должны ли они найти себе девушек?.. Комната Баки стала закрытым, забаррикадированным пространством. Они могли вместе учиться, но не могли вместе спать. Для всего остального они уходили в парки и на верфи, когда начинало темнеть, а иногда просто сворачивали в переулки, где любой мог их увидеть. Они впервые обнаруживают танцплощадку с такими же людьми, как они. А потом вдруг становятся занятыми - у Баки футбольный сезон, а Стив изучает колледж, который ему посоветовал любимый учитель. Стив налаживает свою жизнь, а потом умирает мама и не остается ничего. Ему восемнадцать, и он еще никогда не чувствовал себя настолько одиноким, когда Баки говорит ему, что это не так. Он сжимает худенькое плечо Стива, и смотрит ему в глаза, и говорит, что будет с ним до конца. Многие их одноклассники женятся или обручаются. Они же вместо этого обмениваются клятвами. Стив шутит о том, что у них слишком мало денег для того, чтобы поодиночке дожить до конца, но обнимает Баки за шею, и тот его не отпускает. Баки находит ключ в тайнике под камнем и впускает их внутрь. Поднимает Стива, который не сопротивляется, на руки и заносит в квартиру. Он не включает нигде свет, проносит его мимо полотенец, пряжи и столика, несет его в комнату, ногой открывает дверь. Опускает Стива на шаткую односпальную кровать. Его спальня крошечная, и иногда Стив благодарен судьбе за худое тело, которое умещается на такой площади. Комната - просто коробка с кроватью, старым комодом и треснутым умывальником с расческой на нем. Без зеркала. Если бы не рисунки Стива на оштукатуренных стенах, комната была бы похожа на гроб. Рисунки - будто двери из камеры в другие миры. Десятки фантастических пейзажей будто предлагают переместиться в другое место. Знакомые места Бруклина окутаны светом и тенями так, что мосты кажутся крепостями в тумане, а заводы - неприступными замками. Баки опускается на кровать вместе с ним, все еще одетый в свой траурный костюм. Они лежат, прижавшись друг к другу. Им не нужно разговаривать. Потом Баки засыпает, и Стив слушает, как он посапывает во сне; разгульный образ жизни Баки восхитителен тем, что помогает Стиву бороться с тишиной, которая причиняет ему боль. Утром Стив тянет Баки на себя и просит, чтобы он его трахнул. Разве они не достаточно долго ждали? Чего они ждут? Время равнодушно. Но не Стив. И не Баки. И все же, Баки слишком заботлив. Не спешит, даже когда Стив говорит, что ему не нужно быть нежным. Делает все слишком медленно, слишком хорошо. Стив надеется отдохнуть, отвлечь себя хотя бы болью, но Баки делает все так внимательно и осторожно, будто уже много раз об этом думал и все спланировал. Он не перестает целовать Стива, трогает его везде, где только может, ждет, пока Стив будет готов, чтобы быть рядом настолько, насколько это возможно, когда начинает двигаться. Баки не закрывает глаза и смотрит на Стива, а когда Стив всхлипывает, Баки выгибается, прижимаясь к его рту и пытаясь успокоить. Лицо Баки прямо перед ним, без всяких преград, его зрачки огромные и черные, будто окна в его честную душу. - Стив, Стив… Ты чувствуешь… - Да, - соглашается Стив. - Да, я чувствую. - Эй, - говорит Баки намного позже. - Черт возьми, как думаешь, мы можем сделать это снова? - Конечно, - говорит Стив. Все кажется легким, когда тебе восемнадцать и тебе хочется сбежать от всего, что тебя окружает, а тело становится соучастником. Стиву двадцать, и ему начинает нравиться его жизнь. Ему больше не кажется, что он борется с чем-то, что не способен контролировать. Грубоватые преподаватели и однокурсники, которые никогда не были его друзьями, исчезли из его жизни. Свобода пьянит. Никто больше не говорит о том, что после колледжа он станет никем. Стив еще никогда не был так счастлив. Денег, которые они накопили, хватает на крошечную квартирку, которая принадлежит только им. Она даже меньше, чем комната Баки, но им достаточно. У них есть книги и мебель, которую они купили на распродаже, и их старые вещи в коробках. Картины Стива украшают все поверхности. Кровать - исключительная привилегия: она достаточно большая для того, чтобы спать вдвоем, но не для того, чтобы спать далеко друг от друга. Стиву двадцать один, и он очарован. Он больше не рисует далекие королевства, только Баки: Баки готовит ужин на плите, Баки после тяжелого дня в доках, развалившийся на диване без рубашки. Баки стоит у окна, держа руки у головы и стараясь выглядеть, как натурщик в тот день, когда Стив спросил, не будет ли тот против, если он его нарисует. Баки всегда был не против. Вообще всего. Стиву двадцать два, и весь Бруклин - его дом. И все было бы хорошо, если бы не началась война. У них с Баки есть любимая столовая, где они обедают, и бар, в котором их всегда приветствуют очень большими порциями виски. У них есть пусть и трудная, но стабильная работа. Ночами они трахаются яростно или медленно-томно, и никто не узнает об этом. Баки начинает говорить о войне. Стиву двадцать два, и он хочет идти в бой вместо всех, кого он знает, хочет помочь спасти мир. И больше всего он хочет, чтобы Баки не шел на войну без него. Стив пытается попасть на нее разными способами, но никакие уловки не срабатывают. Баки легко шагает на порог войны, Стив остается позади. Ничего не кажется легким, когда тебе двадцать два и ты весишь на сорок фунтов меньше, чем любой твой ровесник. Первые врачи, которые осматривают Стива, разговаривают с ним вежливо, но твердо. Вторые - грустно, им нужны подходящие призывники, и они понимают, что Стиву придется оказать. Третьи злятся, что Стив тратит их время. Стив едет домой и застает Баки, который примеряет новую форму перед зеркалом, которое они купили вместе. - Да кто бы не хотел выглядеть, как ты? - успокаивает Баки, помогая ему дойти до кровати. Стив знает, кто. Он отворачивается от зеркала и от тела, которое рушит его планы. Той ночью он прижимает Баки собой к кровати, но не может удержать его. На них надвигается прилив, накрывает их и утягивает Баки за собой. Ему двадцать два, когда Баки уплывает, а Стив уже с нетерпением ждет, когда он вернется. Стив смотрит на руку Баки, когда они поднимаются на большой корабль в окружении других парочек, и машет Баки рукой, когда возвращается на берег, отпуская его. Баки салютует в ответ. Их квартира наполнена тишиной и призраками. Ему двадцать два, когда он попадает в проект “Озарение”. Стив трансформируется. Он по-прежнему один, хотя множество окружающих его людей вкладывают силы в проект. Он становится символом. Стиву двадцать три, когда Капитан Америка отправляется в Европу. Ему двадцать три, когда нацисты пресмыкаются у его ног. Ему двадцать три, когда он смотрит, не отводя глаз, на худшее, что человечество могло создать. Ему все еще двадцать три, когда он, с картой в кармане, отправляется туда, где в последний раз Баки видели живым, и он берет с собой компас, в котором под крышкой фотография женщины, которая не устает напоминать о том, что нужно быть умным. Стиву двадцать три, когда Баки возвращается. Он находит его связанным и освобождает, в то время как Баки может лишь произносить свое имя и номер - и ничего больше. Вскоре Баки смотрит ему в лицо через огненный мост и кричит, что не уйдет без него. Стив перепрыгивает мост и целует его рот так, как и мечтал. А Баки - не мечтал. Стиву исполняется двадцать четыре в его второй-лучший-в жизни период. Он не в Бруклине, а в окопах черт знает где, но ему хорошо. Баки рядом каждую ночь, спит в его палатке, или он сам пробирается в палатку Баки, и никто не узнает об этом. О, они стали очень мудрыми и опытными, но никто и не вмешивается. Капитан Америка - самая значимая фигура. Если он забирается в палатку лучшего друга, что это дает союзникам? А Гидре? Мало что дает, особенно на фоне того ущерба, что он может принести, уверен Стив. С Баки, который и разведчик, и опора, и его правая рука, они разрывают континент на куски. И переписывают каждую карту заново. Стиву двадцать четыре, когда Баки поднимает щит и умирает за него. Стив примерно понимает, из-за чего все произошло. Баки схватил щит, думая, что сможет закрыть им Стива, но ему не хватило сил удержать его. Пуля ударилась о вибраниум и отдача швырнула его в противоположном направлении, выкинула из несущегося поезда в ледяной свет. Это все из-за щита. Баки цепляется за поручень, который проседает и отрывается, кричит Стиву. Стив, едва дыша, достигает его слишком поздно. Металл ломается под весом Баки, тот тянется к Стиву, хватается за пустоту и падает. Стив держится за стену поезда, прижимается головой к стали. Все еще пытается подавить всхлипы. Ему двадцать четыре, и он смотрит, как рушится жизнь, о которой он мечтал. Мир становится бесцветным, серым и отдает металлом на вкус. Его дни сочтены и размыты. Он ищет миссию, которая освободит его. В двадцать четыре он уходит под лед. Стиву двадцать четыре, когда он приходит в себя в мире будущего спустя семьдесят лет. Ему снились хорошие сны и не хотелось просыпаться. Мир изменился, но правила в нем все так же устанавливают плохие люди в костюмах. Он присоединяется к команде людей, которые, кажется, умудряются сохранять капельку приватности. Помогает спасти город, в котором родился, но не остается в нем. Каждая улица знакома и незнакома одновременно, аллеи полны теней, которые видит только он. Стиву двадцать шесть, и он живет в столице страны. Ему кажется, будто так он ближе к линии фронта. Из его квартиры открывается вид на цветущие вишни. Наташу назначают курировать процесс его адаптации к миру. Если хотя бы раз в месяц он идет с ней в ночной клуб и развлекает ее, составляя с ней каталог девушек, которых мог бы пригласить на свидание, она оставляет его в покое, но никогда по-настоящему не давит на него. Он все время ставит пластинки, чтобы сбежать от тишины. Стиву двадцать шесть, когда у него появляется действительно хороший друг по имени Сэм Уилсон. С Наташей они общаются так часто, что она запоминает даже имена его соседей. Жизнь налаживается, а потом к нему домой приходит Ник Фьюри. Человек, напавший на Фьюри легко ловит щит Стива в воздухе, и Стиву кажется, что он при всем желании просто не сможет никак навредить ему. Стиву двадцать шесть, Баки Барнс жив и никогда не умирал. Это одновременно и самое лучшее, и самое худшее из всего, что с ним случалось. На фоне этого суперсыворотка - простая медицинская процедура. Его заветное желание сбывается, а спустя секунду снова становится недосягаемым. Баки его и знает, и не знает. Стив видит, какая война происходит в глубине его глаз. Стиву двадцать шесть, когда он падает с неба. Он рад, что успел увидеть Баки перед смертью. Стив смог бы выжить, если бы прыгнул, а не упал, но тогда ему пришлось бы оставить Баки на падающем корабле. Это стоило того, вся эта боль, потому что он увидел, как изменилось лицо Зимнего Солдата, когда Стив произнес их клятву. Это стоило того, потому что он увидел, как лицо Баки вновь стало знакомым и он разжал кулаки. Стив падает, чувствуя себя абсолютно спокойно. Он видит и знает, что Баки рядом с ним с шести лет до двадцати шести, и Баки последнее, что он видит в жизни. Он уходит под воду. Это намного быстрее, чем погружаться под лед. Любой другой человек сломался бы пополам от удара о воду, но Стив чувствует, как вода, твердая, будто асфальт, смыкается над ним. Хана Соло заморозили в карбоните, и Стив всегда считал, что это дико. Он внес в список “Империя наносит ответный удар”, но так и не успел узнать, что произойдет с Ханом дальше. Если он откроет рот и рассмеется, он умрет. Но двигаться у него не получается, конечности тяжелые, как свинец. В нем слишком много свинца, и свинцовые удары лишили его чувствительности. Может, ему и становится страшно, но он не думает об этом. Он не хочет, чтобы последним, о чем он подумал, стала вера в то, что это именно Баки так серьезно ранил его. Может, Зимний Солдат только сделал вид, что не презирает Стива, но не успел нанести смертельный удар, потому что Стив упал. Он чувствует, как рядом что-то падает в воду, бьет по нему, утягивая на дно. Он открывает глаза, смотрит, как над ним рушится хеликеррьер и не может зажмуриться. Обломки летающего корабля похожи на красно-розовые облака над рекой. Небо падает. Ему двадцать шесть и это конец. Он умирает героем, победившим тиранию и спасшим бесчисленное количество мирных жителей. Капитан Америка никогда не посмел бы желать большего. Стив Роджерс все понимает, но позволяет себе верить, потому что на мгновение ему показалось, будто над ним нависал Баки, смотрел на него, узнавал его. Все началось, когда они были детьми, и Баки наклонился, чтобы помочь Стиву подняться на ноги на школьном дворе. Когда они выросли, Баки всегда смотрел так на Стива, сверху вниз, всякий раз с широко распахнутыми глазами, как на чудо, которое он нашел и должен оберегать. Каждый раз. После того, как Стив стал Капитаном Америка, взгляд Баки изменился, в нем появилось какое-то новое уважение, которое родилось вместе с новым телом Стива. Баки не завидовал, а восхищался, хотя ему, наверное, было трудно подчиняться Стиву и не напоминать о том, что раньше все было наоборот. После сыворотки Стив легко мог победить его, но Баки слишком редко выходил из себя, лишь иногда пялился на Стива с таким же лицом, как у Зимнего Солдата. Стив умрет в двадцать шесть. Любой, кто посмотрит на его надгробие, решит, что в могиле лежит старик. Под водой. Стив чувствует себя старым. От удара о воду из груди выбило весь воздух, и ему необходимо сделать вдох. Что-то сжимается на плече, он чувствует острые металлические грани. ЩИТ нашел его. Нет. На него упал кусок хеликеррьера. Нет. Рука сжимает его плечо, обхватывает и не отпускает. Тень над ним плывет. Вода превращается из асфальта в жидкую грязь, а воздух кажется огнем. Воздух обжигает, но Стиву все равно. Он вдыхает его, жадно ловит ртом, откашливает воду - очень способствует процессу рука, механически-равнодушно постукивающая его по спине. Что же такого увидел в нем Баки, думает Стив, раз прыгнул за ним с неба?.. Стив едва-едва дышит, и Баки помогает ему. Все кажется легким, когда тебе двадцать шесть и самый страшный убийца в мире завалил свое задание ради тебя. Потому что ты знаешь его лучше, чем кто-либо, а он точно так же хорошо знает тебя. Потому что несколько свободных лет и целую жизнь назад ты дал ему клятву и сдержал ее. Клятвы не могут быть нарушены. Некоторые вещи просто невозможно сделать. Воспоминания мелькают дрожащими вспышками. Неважно, сколько им лет - Баки всегда спасает Стива, это вечная история.