Крылья Свободы

      Майор Ханжи долго обсуждает что-то с Конни. Тот выглядит после этих разговоров, мягко говоря, плохо, но пока молчит. Женщина берёт его куда-то с собой, а потом они возвращаются лишь к ночи. Конни всё ещё похож на побитую собаку, но в его глазах ещё теплится надежда. Теплилась до этого дня, пока находившийся неподалёку Аято не разбивает эту надежду парой предложений. Саша застывает в дверях, роняя деревянную плошку. Эрен с Хисторией переглядываются, мол, «и почему я не удивлен (а)?», а капрал бросает что-то вроде «я ожидал подобное дерьмо». Микаса с Армином отсутствуют по причине дежурства, Жан — договаривается за провизию. Никто не сомневается, что им тоже расскажут, вот только информация настолько дикая, что они отказываются в это верить. Что там говорить, даже гули, кажется, в шоке. — Вы серьёзно? — почти вклинивается Аято в обсуждение Ханжи и Конни о его деревне. — Похоже, логически мыслить вас не научили.       Ханжи тихо шепчет что-то из разряда, мол, «он разговаривает?», а Конни просит пояснить. — Неужели никто за всё это время не догадался? Ваших титанов можно убить, вырезав шмат из шеи, а этот, — он указывает на Эрена. — Тоже сидит там. Вот прямо живой пример. Гигантская подсказка для особо одарённых. Но нет, мы наденем розовые очки и не будем думать. — Доказательства есть? — почти хрипит Конни. — Я видел, как мужик распылял какую-то гадость возле поселения, — отвечает Аято, а потом указывает на портрет матери, что парень держит в руках. — А она нормально не обратилась и осталась лежать на крыше своего дома. Не тупи. Если есть разумные твари, значит и не разумные как-то получаются. Не плодятся же они как блохи или собаки. Кстати, этот мужик может им приказывать.       И, вероятно, превысив свой лимит на слова, Аято выходит вон. Хинами обеспокоенно идёт следом. А остальные пытаются переварить эту информацию. Тоука первая выходит из этого ступора и, подойдя к Конни, мягко обнимает его, утыкая себе в плечо. Она гладит его по голове и тихо говорит, что он обязательно отомстит за своих, а, если они ещё будут здесь, то она и Хинами тоже помогут. Саша тоже обнимает друга, но молча.       Выйдя из дома, Аято устремляется на крышу, куда чуть позже поднимается и Хинами. Они сидят молча, вспоминая свои потери. Аято вспоминает, как после смерти отца они с сестрой скрывались от голубей, пока не прибились в 20ый район к старику Йошимуре. А Хинами вспоминает, как её оберегали после смерти матери. Вспоминает сражение с тем следователем, который использовал голову и кагунэ мамы как приманку. Тогда они с сестрицей Тоукой выжили только благодаря тому, что у неё высвободился кагунэ. И вот сейчас они понимают чувства этого парня, который лишился матери, семьи, деревни. Просто Аято не хочет показывать этого, а Хинами просто составила ему компанию. — А что случилось? — спрашивает Жан, входя в домик. — Чего все хмурые? — Рагако сделали титанами, — тихо шепчет Саша, отведя парня в сторону. — Жан, мы всё это время убивали людей.       Жан ненадолго замирает, но решает оставить всё это на потом. Сейчас не время киснуть. У них нет на это времени. — Твой приятель будет поставлять нам провизию. Я говорил с его людьми.       Саша кивает и уходит к капралу, чтобы поделиться хорошей новостью. — У тебя, оказывается, связи есть? — кажется, капрал немного удивлён. — Друг детства, — отвечает она. — Немного старше меня. Его отец торговал с нашей деревней.       Капрал кивает и идёт наружу — сейчас его дежурство. Саша же идёт на охоту, сказав остальным, что отправилась за ягодами.       Лес встречает её, дружелюбно распахивая ветви-лапы. Она знает большинство троп, а в случае чего может найти дорогу назад по следам. Где-то здесь должен быть заяц. Может два. Саша видит их следы и собирается поймать хоть одного. Несмотря на запрет на костры, она полакомится добычей. Просто она не будет его готовить, а съест сырым, как того вепря. Пока дичь ищется, Саша собирает ягоды, чтобы потом не говорили, что она их сожрала сама. А так принесёт что-то друзьям. Она прислушивается и принюхивается к лесу в поисках добычи и…. Вот! Она слышит зайца всего в паре сотен метров от себя и заходит с неподветренной стороны. Бросок, удар, удар ножом и у неё есть килограмм пять мяса. Сегодня удача ей улыбается, и ей в руки попал крупный зверёк с пушистым мехом. Надо бы шкурку куда-нибудь деть — жалко такое добро выбрасывать. Пока будет есть, придумает. Саша осторожно отделяет шкуру от мяса, а потом вгрызается в сочную плоть, что кровь бежит по подбородку и капает на грудь. Ничего, она взяла с собой ещё одну рубашку на смену, чтобы не палиться с кровью. Наслаждение от вкуса мяса возносит её до невиданных высот, как вдруг… — А тебе никто не говорил, что мясо надо подвергать термической обработке? — слышит она вкрадчивый, но между тем довольно весёлый женский голос.       Саша резко оборачивается на звук, отправляя туда нож. Ойкнув, фигура в плаще перемещается на другую ветку. Почти попала. — А тебе никто не говорил, что мешать чужой трапезе — верх бескультурия? — парирует Саша, утирая рот рукавом. — А тебе — что кидаться ножами нельзя? — А тебе — что подкрадываться опасно для жизни?       Саша подбирает нож и возвращается к трапезе — эта девчонка точно не будет нападать. Её возраст можно определить лишь по голосу и росту — она не намного выше Хистории. Предположительно она их возраста или чуть старше. Если сунется, Саша ей мигом кости пересчитает. — Так почему ты не хочешь его приготовить? — незнакомка чуть спускается, не чувствуя сильной угрозы. — Чтобы ещё сотня таких надоедливых прибежала? — Саша хмурится, кидая на собеседницу взгляд, и продолжает трапезу. — А от сырого можно что-нибудь подхватить, — смеётся та. — Сначала у тебя будет сильное недомогание, а потом умрёшь. — Если бы это было так, меня бы уже не было, — снова парирует Саша, а потом берёт мешочек с ягодами, шкуру зайца и уходит прочь.       Незнакомка тихо и едко смеётся вслед.       Когда Саша возвращается с ягодами, Хинами тихо намекает ей на запах крови. Та тихо чертыхается и идёт на реку мыться, взяв с собой ещё и одежду остальных на стирку. Хоть вода и прохладная, девушку это не смущает. Она снимает с себя одежду и заходит в воду, погружаясь сразу по плечи. Тихо выдыхает и смывает с себя все запахи. Потом надо бы снова добавить маскировки, чтобы никто не нашёл из тех, кому не следует. Она бы нежилась и дальше, но времени на это нет совершенно, а ещё надо постирать вещи. Их немного, поэтому с ней никто не пошёл. Саша выходит из воды, быстро одевается и принимается за стирку. У неё с собой кусок мыла, но его надо расходовать разумно, чтобы хватило надолго. Саша застирывает одну вещь, другую, третью, и в какой-то момент что-то дёргает её проверить карманы очередной вещи. Она никогда раньше не рылась по чужим карманам и уж тем более не присваивала себе чужое, но эта продолговатая штука с какими-то кнопками просто приковывает её взгляд и внимание. Осмотревшись по сторонам, она убирает эту штуку в карман и заканчивает стирку.       Про находку она никому не рассказывает, даже Конни, когда в ночной тиши она дарит ему свои теплоту и ласку, успокаивая после ужасного открытия. Он тихо поскуливает, но, всё равно, подставляет плечо, что давно покрыто шрамами от её зубов. Он знает, что её может «накрыть», если она не укусит его до крови. Когда она первый раз так вгрызлась в него, было очень больно, а ещё больше было неожиданно. А ещё её взгляд был пугающим, почти диким. Но не сейчас. Он постепенно выучил, когда это надо, и с готовностью подставлял плечо, а после тщательно бинтовал его, чтобы никто не увидел этих шрамов и свежих укусов.       Утром на их небольшой кухне обнаруживается сонный Жан, уронивший голову на сложенные руки. — Конь-голова, вставай, — подпинывает его стул Эрен, а потом хлопает его по плечу. — Давай, всё проспишь.       Жан чуть шипит и немного приподнимает голову. — Отстань, придурок, — бурчит он и собирается обратно лечь, но тут подключается Тоука.       Она берёт парня за шкирку и собирается поднять его как котёнка, но замирает и понимающе кивает. — Бурная ночка? — хмыкает гуль. — Кто эта счастливая? — С чего ты вообще это взяла? — Жан, всё-таки, поднимает голову. — Ну, засосы ты себе на шее точно поставить не мог, — Тоука почти смеётся. — После этого ты просто обязан на ней жениться. — Так другие не дают, — фыркает Аято, проходя мимо. — Ни одна, ни вторая.       Кто-то срывается на хихиканье, кто-то недоумевает, кто вторая, ибо знают лишь о его любви к Микасе. Но смешки прерывает капрал, вызвав всех на собрание.       Аято не очень-то и хочет слушать их трёп, но Саша даёт ему кружку с кофе и говорит, что, если что, он может в любой момент уйти. Хинами подключается к ней и просит остаться, вдруг, подскажет что-то. Саша ставит в аргумент то, что это поможет лучшему пониманию языка, ведь ещё не ясно, как и когда они вернутся. — В последнее время многое произошло, но наша первоначальная цель остаётся неизменной, — начинает капрал. — Другими словами, нас всё ещё нужно закрыть брешь в стене Мария. Если мы сможем это сделать, то остальное уже не имеет значения. Превращаются ли люди в титанов. Бросает ли в нас глыбы Мохнатый титан. Или внезапно оказывается, что Стены состоят из титанов.       Аято почти давится кофе, услышав про Стены. Чёрт возьми, в какую задницу они влипли? Это уже не похоже на глупый сериал. Это уже какой-то триллер или подобная хрень, что держит в напряжении. А ещё, раз в этих Стенах есть титаны, значит, кто-то их туда засунул или зазвал, как тот мужик. Кто-то ещё ими управляет? Тогда следует найти человека с этими способностями и хорошенько припугнуть, чтобы не делал резких движений, по крайней мере пока. И им не страшно жить в Стенах, что сделаны из титанов? Что за глупцы?       За своими размышлениями Аято не замечает, что Армин рассказывает план починки Стены, который заключается в том, чтобы используя способность титана Эрена, залатать брешь. — Слышала это, Ханжи? Он уже готов. А ты у нас решишь, где будет проводиться эксперимент.       Аято переводит взгляд с капрала Леви на Ханжи. Эксперимент?       Ханжи нервничает, теребит одежду, напряжение исходящее от неё разносится в комнате. Майор говорит, что да, это её обязанность, пока она жива, говорит, что Гарнизон патрулирует Стены, что людей мало, и в городах сейчас такой беспорядок, словно они — улей, в который ткнули палкой. Говорит, что надо поскорее с этим разобраться и принести людям мир и спокойствие, говорит, что хочет побыстрее проверить Эрена на затвердевание, изучить и другие его способности, ведь, если он может управлять титанами, это координально меняет дело. Говорит, что они не могут терять времени, надо спешить, но… — Сейчас я хочу, чтобы Эрен затаился на время, — заканчивает она, опустив взгляд на собственные руки, лежащие на её коленях. — Бред, — высказывается Аято. — Сначала ты говоришь, что надо спешить, а теперь говоришь залечь на дно. — Потому что… Кажется, ситуация сложнее, чем мы думали. — Хах… Когда я сюда только пришёл, мне сразу показалось, что ты старательно пытаешься взять себя в руки. Например, всё время трогаешь одежду, — замечает Леви. — У тебя всё на лице написано. Почему мы должны прятаться? Рассказывай, Ханжи. — Пастор Ник умер.       Аято не знает, кто это, и как он связан с тем, что надо подождать, но разведчики встречают эту новость сильным удивлением, если не сказать шоком. — Этим утром в казармах Троста пастор Ник был найден мёртвым, — отвечает женщина. — Я не знаю причину смерти, но его убили. Первый центральный отряд военной полиции пытал Ника, а потом убил.       Все молчат. Даже Рэймонд ничего не говорит, а лишь внимает словам Ханжи.       Как оказалось, предположив, что церковь постарается добраться до него, раз они узнали, что он помогает разведке, она скрыла его личность и поселила в казармах. Но она не представляла, что его убьют руками солдат. — Я была наивна, — Ханжи стискивает зубы. — Он погиб из-за меня. — Пытали? Так Военная Полиция пытала его, чтобы узнать, как много он рассказал нам? — спрашивает Эрен. — Должно быть хотели узнать, стала ли связь между церковью и семьёй Райс достоянием общественности, — отвечает Леви. — А также информацию о местонахождении Эрена и Хистории.       Помощник Ханжи говорит, что они поделились этой информацией с командиром Эрвином, командующим Пиксисом и членами разведки, связав тем самым руки полиции, но ведь они могут найти массу других способов найти информацию о них. А ещё им пришлось разделиться, чтобы прийти сюда, и они назначили людей, которые проследят, кто отправится за ними. И вот из-за этого Ханжи хочет повременить с тренировками Эрена. С тех пор, как стало известно, что он может превращаться в титана, кто-то из центра отчаянно пытается заполучить его.       Уровень опасности возрос — сейчас они действуют на территории, что была ранее для них закрыта, а если учитывать их методы, то это может расколоть армию на две фракции. А если вспомнить, что Райнер с Бертольдом почти без проблем скрывались в армии, то следовало бы озаботиться, чтобы не ударили в спину.       Ханжи всё ещё взволнована, она пытается убедить отряд повременить со всем этим и затаиться, учитывая все этим события. — Что за бред она несёт? — Аято выдыхает по-японски. — Пусть сидит здесь, пока не грохнут, а я сваливаю.       И поднимается, чтобы уйти и искать другой способ вернуться, но Саша ловит его за рукав. — Подожди, — обращается она с акцентом. — Ты можешь остаться, мы поможем. — Что он говорит? — спрашивает Леви. — Если сидеть на месте и бездействовать, найдут и убьют быстрее, — быстро переводит Саша. — И раз мы будем сидеть, сложа руки, он уходит. — Видишь, даже этот парень говорит, что твоя идея — дрянь, — Леви вновь поворачивается к Ханжи. — Мы не будем сидеть без дела. Ты думаешь, они отступястся, если мы всё отложим? Они найдут нас рано или поздно. Если мы начнём убегать, то только подпустим их ближе. Ханжи, ты обычно трезво мыслишь, но сейчас, чувствуя ответственность за смерть Ника, совсем оробела. Сколько у него было вырвано ногтей? — Что? — Ты же видела его? Сколько? — Не знаю, — Ханжи чуть задумывается. — Я всего на секунду его видела… но… все, которые, я смогла увидеть. — Если человек готов говорить, то ему хватит и одного. Если он собирается молчать, то неважно, сколько ногтей ему вырвут, — поясняет Леви. — Хоть я и считаю, что Ник был идиотом, но я не думаю, что он мог отказаться от своей веры.       Аято уходит на улицу, чтобы не слушать дальше бред этой женщины, а остальные решают, каким путём пойти: отправиться за Стены, пока не ударили в спину или уничтожить тех, кто хочет помешать, а потом отправиться за Стены.       Он снова взбирается на крышу, а в голову опять лезут мысли о их Мире. О гулях, людях, следователях и их противостояниях. О титанах в этом Мире. Он невольно сравнивает два этих Мира и понимает, что этот Мир хуже. — Чирик! — на плечо ему садится небольшая птица и наклоняет голову вбок. — Что случилось? — Аято тоже чуть наклоняет голову, его губы трогает улыбка. — Будешь есть?       Он лезет в карман, но там, ожидаемо, ничего нет, просто потому что Аято не ест человеческую пищу. — К сожалению, у меня нет ничего для тебя, — парень гладит птицу пальцем по голове.        Птица сначала подставляет голову под палец, а потом чуть взлетает и снова садится на плечо. — Сейчас найду тебе еды, — Аято спускается с крыши.       Он заглядывает в окно кухни. На столе неприкаяно лежит кусок хлеба, который он и забирает для птицы. Сыпет на ладонь крошки и наблюдает за пернатой. Из домика доносится голос «мальчика-одуванчика», что внешне девку напоминает и скрывает в своём омуте таких чертей, которые не снились Это. Он что-то говорит о пропаже какого-то продукта из-под носа капрала, а точнее вешает пропажу на кого-то, говоря, мол, «только ты мог (ла) это сделать, больше некому». Конечно, не дословно, но смысл улавливается. Отвечает ему Алекс. Кажется, что она не брала и была у всех на виду. — Я в твоих талантах не сомневаюсь, — парирует «одуванчик». — Ты могла незаметно его съесть.       Аято мысленно соглашается. За это недолгое время пребывания здесь он уже заметил, с какой ловкостью заправского фокусника-иллюзиониста Алекс тащит со столов еду иногда почти из-под носа товарищей. Да, и прозвище Картофельная она получила, когда стащила злополучный корнеплод и ела прямо в строю. Отчаянная и бесстрашная, что будь она врагом, Аято бы несколько раз подумал бы, прежде чем лезть с ней в драку. — Да, не я хлеб украла! — Алекс выскакивает на улицу взъерошенная от возмущения и снова чуть не натыкается на Аято. — Что…?       Её глаза расширяются от удивления, она беззвучно открывает-закрывает рот как рыба, выброшенная на берег, а потом только и молвит: — Так это ты? — Блин, ну, вот опять, — из дома выходит Тоука, чуть сторонясь брата. — К нему всегда птицы идут. Ещё с детства.       Алекс сверлит его взглядом. Таким пронзительным, что аж мурашки чуть не бегут по спине. Аято смотрит на девушку, потом — на птицу, а потом опять — на девушку, после чего немного по-детски прячет крылатую, чуть отвернувшись. — Она не твой обед. — Ой, больно надо, — фыркает на это Алекс и снова идёт в лес. Ей нет дела до этой птицы. Она хочет есть. — А ты как животное, — хихикает вчерашняя знакомая. — Как бы тебя так назвать?       Саша игнорирует её и начинает охотиться. Если эта наглая девка продолжит, то охота будет на неё. Та, кажется, чувствует намерения Саши и молчит, лишь наблюдает. Пока ничего, но если всё продолжится также, то она её точно прогонит. Но та ничего не делает, а потом и вовсе уходит прочь, оставив Сашу одну.